Меч и корона, стр. 113

— Мы будем жить вечно, — усмехнулся Анри. — Ну, хотя бы до тех пор, пока вы не родите мне целый выводок сыновей, которые смогут продолжить мое дело.

Он погладил мою руку, потом живот.

Теобальд подносит корону Англии. Ее изготовили по заказу Завоевателя как подобие императорской короны Карла Великого. Тяжелая, изукрашенная самоцветами, она пришлась Анри как раз впору. От прадеда правнуку. Анри спокоен, ни один мускул не дрогнул на лице. Похоже, он затаил дыхание, и ни один волосок не выбился наружу, ни один шнурок не развязался, все застежки крепки, даже подол мантии не запылился. Длинный камзол, алый с золотом, поверх расшитых рубах — эмблема его власти. На руках вместо обычных охотничьих рукавиц — унизанные драгоценными камнями перчатки из белой замши. Сапоги начищены до блеска. Сомневаюсь, что мне удастся увидеть его таким безукоризненно одетым еще хоть раз в жизни.

На мою голову также возлагают корону — поменьше размером, с самоцветами по ободу, с выступающими широкими fleurs de lys из чистого золота. Корона, достойная королевы.

Не герцогская диадема, не венец — корона. Тяжеловата, но ничего, привыкну. Почувствовала, как Анри сжал мою руку.

— Итак, победа. Есть империя для нашего сына.

К сводам аббатства взлетает одобрительный гул голосов. Я всматриваюсь в лица. Какими видят нас они? Видят нового короля, который едва вышел из юношеского возраста? Пусть побережется тот, кто так о нем думает. Анри молод годами, но с колыбели оттачивал политические навыки. Вижу, они начинают осознавать истинную цену своего нового монарха, когда Анри приносит клятву править по заветам своего деда, Генриха Первого. Тем самым он в один миг перечеркивает несчастливые годы правления Стефана — одним росчерком пера с приложением печати, да еще своим громким резким голосом.

Мы выходим из Вестминстерского аббатства и оказываемся под тяжелым, затянутым тучами небом девятнадцатого дня декабря месяца года 1154-го. Солнце не появляется, чтобы приветствовать нас, как виделось мне в мечтах. Тучи нависают низко, тяжелые, обещающие новый снегопад.

Нам подводят лошадей, украшенных парадными уборами. А толпы, выстроившиеся вдоль нашего пути, волнуются, вытягивают головы, чтобы лучше видеть. Что скажут они? Станет ли кто-нибудь ворчать, проклинать, призывать к бунту? Нет, нет. Слышатся приветственные возгласы, они звучат все громче, гремят над толпой, пока едва не заглушают перезвон колоколов у нас над головой. Я машу рукой в ответ — и тут же улавливаю, что Анри отвлекся.

Слежу за направлением его взгляда… Он заприметил смазливую мордашку в толпе, девушка отвечает ему улыбкой.

Я вздыхаю и упираюсь туфелькой в его сапог. С силой надавливаю. Анри в мгновение ока встрепенулся и перевел взгляд на меня, недоуменно подняв бровь. Он не пытается извиняться. Думаю, никогда и не попытается. Сейчас он мой, мы связаны прочными узами, но я не питаю иллюзий.

И все же, хотя нас и окружают толпы народа, вельможи и клирики, мы с ним поворачиваемся друг к другу, там же на ступенях собора. Молчание! Взгляд, улыбка. Осознание того, что связывает нас и что сулит нам будущее. Ни одного лишнего жеста, но мне кажется, будто Анри коснулся моей щеки рукой, а может быть, даже губами.

Да, он мой.

Мы делаем шаг вперед, и на меня вновь обрушивается шквал приветствий.

— Waes hael! [99]— приветствуют они нас на старинном саксонском наречии [100]. — Vivat Rex! — гремят в противовес этому англо-норманны.

И правда, Vivat Rex [101].

Анри поднимает мою руку, представляя меня народу, кланяется с очаровательной учтивостью, в которой сквозит гордость. Гордость победителя.

— И Vivat Regina [102]вместе с ним! — восклицает он охрипшим голосом.

Ему пришлось за последние дни много говорить, да и кричать тоже.

— Vivat Regina!

Я поднимаю голову и улыбаюсь своим подданным.

Иллюстрации