Остров Свиней, стр. 8

Подойдя к кресту, я встал в его тени, вытащил из рюкзака мобильник, посмотрел на него и подумал: «Прости, Лекс!» Сигнала, как и следовало ожидать, не было. Подойдя к краю лужайки, я попытался поймать его в другом месте. Ничего не получилось. Глядя на экран, я побродил по лужайке, держа телефон на расстоянии вытянутой руки, встал на цыпочки, глядя на скалы, затем, так и не поймав сигнала, положил телефон в карман и снова уселся. Некоторое время я смотрел на материк, на полуостров Крейгниш, зеленый и туманный, неразличимый на фоне сверкающего моря — лишь на месте пристани виднелась серебряная полоска. Почему Блейк заставляет меня ждать? Вероятно, это был тест на послушание — останусь ли я там, где велено. Разумеется, Лекси сказала бы, что мне, как представителю рабочего класса, всегда было трудно сдавать экзамены по этике, но я просто не мог оставаться на одном месте. Через пять минут мне нужно будет встать. На острове Свиней предстоит еще многое сделать.

Странно, что письмо, которое я получил двадцать лет назад, было написано именно на этом острове. Получив удар со стороны налоговой службы, Дав распродал имущество фонда и поспешил в Великобританию, увлекая за собой горстку преданных последователей. Здесь он купил остров Свиней и основал Центр здорового образа жизни.

«Единственное, что омрачает мое счастье, — писал он в том письме, — это высокомерие отдельных представителей прессы. Я прекрасно вас помню, мистер Финн. Я помню, как вы сказали, что хотели бы меня убить. Вам следует знать, что я сам распоряжусь своей смертью. Она будет более прекрасной и достопамятной, нежели это могут себе представить люди вашего калибра. Радуйтесь! Вы обязательно узнаете, когда это произойдет, потому что когда я покончу с жизнью, то заберу с собой ваше душевное спокойствие. В свой последний час, мистер Финн, я буду кругами ходить вокруг вас».

В редакции «Фортеан таймс» царила мрачная атмосфера. «Скоро тебе придется продавать место в колонке слухов в „Кросби гералд“», — радостно пообещал Финн. Юридический отдел журнала тем временем готовился к битве, однако обещанный судебный процесс так и не состоялся. Мы ждали, затаив дыхание, но ничего не происходило. Шли недели, потом месяцы. Примерно через год любопытство взяло надо мной верх. Написав на указанный в письме почтовый ящик, я спросил, намерен ли Малачи развивать «тему, указанную в вашем последнем письме», но ответа не получил. Подождав несколько недель, написал снова: «С нетерпением жду вашего послания». Снова никакого ответа. Я слал письмо за письмом, но с острова Свиней ничего не отвечали. Наконец через шесть месяцев я получил короткое сообщение от казначея: «Уважаемый мистер Финн! Мне жаль сообщать вам об этом, но пастора Дава с нами больше нет».

— «С нами больше нет», — сказал я Финну. — Что бы это значило?

— Понятия не имею. Может, утопился. Ну а если он умер, меня это только радует.

— Он сказал, что его смерть запомнится. Сказал, что мы все о ней узнаем. В особенности я. Сказал, что заберет с собой мое душевное спокойствие.

— Да? — сказал Финн. — Ну и как, забрал?

Я помедлил.

— Не думаю. Не чувствую никакой разницы. Мне бы хотелось знать, как он покончил с собой. Мне бы хотелось знать, вернулся ли он к своему манифесту и как он придал этому театральности, потому что я всегда считал, что это будет публичное представление. В таком месте, где каждый мог бы его видеть. Он ведь шоумен.

— Тогда тебе придется отыскать его тело. Это единственный способ все выяснить.

— Угу. Думаю, оно на каком-нибудь мерзком острове в Шотландии.

После этого я двадцать лет проработал независимым журналистом, но все это время остров Свиней оставался в сфере моего внимания. Я занимался сверхъестественными явлениями, много писал, но если на западных шотландских островах что-то происходило, тут же отправлялся туда. Вот как я устроил революцию на Эйгге. И вот как получил в конце концов приглашение на остров Свиней. Странно было думать, что тело Дава находится где-то на этом безмолвном острове. Трудно представить, что пастыри могли с ним сделать. Может, построили мавзолей или оставили его лежать в открытом гробу, чтобы люди приходили и смотрели на него, как на Ленина или Иеремию Бентама? [7]В стеклянном ящике где-то между деревьев…

6

Я молча пересек подстриженную лужайку и пошел по узкой тропинке, вьющейся позади коттеджей. Везде было чисто и аккуратно — вдоль стен ровной линией выстроились мусорные баки на колесиках, в сарае стояла травокосилка с открытым кожухом, за ней аккуратными рядами уложены желтые газовые баллоны. Ничего необычного. Дорожка привела меня к коттеджам и углубилась в рощу. Я сразу почувствовал, что почва начала подниматься.

За эти годы я много работал в Штатах, выслеживая евангелистов, слушая женщин в домашних халатах, рисующих в пыли очертания НЛО. Это утро на острове Свиней внезапно напомнило мне об одном лесочке, который я как-то навестил во время одной из таких вот долгих поездок. Это было в Луизиане, как раз возле Батон-Ружа. Местные жители жаловались, что по ночам кто-то проникает в лес и на площади в четверть квадратной мили украшает все деревья крошечными куколками вуду с горящими красными глазами. Только потом я узнал, что в этих лесах в то же самое время орудовал серийный убийца. Убийца детей. Никто так и не смог с уверенностью сказать, были ли эти куклы связаны с убийствами, или тут чисто случайное совпадение, но мне все это хорошо запомнилось. С тех пор, когда я вхожу в лес в любом уголке планеты, мне сразу приходят на ум отражающиеся в глазах кукол красные точки света, и я думаю о том, не маньяк ли их там оставил — а может, он даже следил за мной, когда бродил поблизости. Сейчас это снова ко мне вернулось — шорох испанского мха и листвы виргинского дуба, слабый звон какого-то струнного инструмента.

Чувствуя, как волосы у меня на голове поднимаются, я остановился и медленно обернулся. Всего в нескольких метрах от меня на дорожке молча стоял Блейк и дружески махал рукой.

— Привет, Джо! Привет! Рад вас видеть. — На его лице появилась противная, кривая улыбка. — Вы ведь помните, Джо, что я просил вас подождать меня на лужайке? — Он засмеялся. — Разве я не просил вас подождать? Разве не просил?

Мне захотелось усмехнуться ему в ответ, улыбнуться, может быть, даже дружески похлопать его по спине и сказать: «Ага, но ты же на самом деле не думал, что я буду ждать? Это же было испытание, правда?» Я чуть было этого не сделал, но тут во мне заговорил профессионал: «Смотри не напортачь, старина Оукси».

— Я решил, что вы обо мне забыли.

Он погрозил мне пальцем.

— Вы сами увидите, Джо, что мы тут очень, очень дружески настроены, но вы должны поверить, что ради собственной безопасности следует соблюдать определенные правила. — Он поднял брови и ослепил меня очередной улыбкой. — Мы установили их ради вас, Джо. Мы хотим, чтобы вы радовались проведенному здесь времени, а не сожалели о нем. А теперь не хотите ли со мной пообедать? — Блейк повел меня назад к коттеджам, протягивая к ним руки, словно собирался продать мне поселок. — Нам бы хотелось все вам показать, — усмехаясь через плечо, сказал он, когда мы вернулись к лужайке и пересекли ее. Все еще разговаривая на ходу, он свернул на дорожку, которая заворачивала за угол шлакобетонного строения. — Мы хотим, чтобы вы остались с нами и как следует нас узнали. Мы хотим, чтобы вы почувствовали себя членом нашей семьи. — Дойдя до поворота, Блейк остановился и театрально вытянул руку. — Сюда, — подмигнув, сказал он, как бы говоря: «Я знаю, что тебе это понравится!»

Шагнув вперед, я завернул за угол и увидел людей, сидящих на скамьях за двумя составленными вместе столами. Ко мне были обращены три десятка лиц последователей Дава. Несколько человек встали со своих мест, широко улыбаясь, не зная, каковы требования этикета; где-то сзади робко зааплодировали. Столы ломились от еды; ветерок шевелил цветастые салфетки и скатерти, шелестел блузами и раскачивал вывешенный над головами массивный лозунг: «Добро пожаловать в Куагач-Эйлеан!»