Деляга, стр. 53

— Может. За ним из корпуса приезжали, бумаги показали. Да и не Михальченко он, документы у им же убитого красноармейца взял…

Как же так? Только позавчера они с ним за одним столом водку пили. Иваныч, свой в доску мужик, хоть и куркуль известный, полицаем оказался. Несколько месяцев он жил рядом, жрал, спал, балагурил и никто из окружающих, ни сном, ни духом. Вот мразь! Хорошо хоть лейтенант о бдительности вещать не стал, и без того тошно.

— Ладно, пойду я. Устал.

— Отдыхай. Говорят, скоро опять вперед пойдем.

Глава 10

Пошли. Нет, танки и пехота пошли, артиллерийские тягачи и трактора еще как-то двинулись, а все остальные застряли буквально на следующий день. Еще накануне подмораживало, но за ночь температура неожиданно скакнула выше нуля, дороги поплыли, а после полудня превратились в сплошное грязевое месиво. Да и какие тут дороги? Казалось бы, давно обжитый, густонаселенный край, и на всю эту территорию ни одного нормального шоссе хотя бы с булыжным мощением, про асфальт никто и не заикался. Где накатали телегами колею, там и дорога. Во время оттепели, после прохождения танковой колонны, место по которому ездили, превращалось в черную трясину. Справиться с ней не могли ни полный привод, ни зубастые покрышки, ни мощный импортный движок.

— Давай! Давай! Сейчас пойдет!

Хрен там. «Шевроле» заплевал грязью пехотинцев и самого себя, но с места так и не сдвинулся. Сам по себе тяжелый плюс пятнадцать бочек соляры в кузове. Полтора десятка солдатских сил на такую массу было явно недостаточно. И под колеса подложить нечего, грузовик только рыл под ними ямы. Еще немного и он окончательно сядет на брюхо.

— Ладно, хорош.

Пехота двинулась дальше, а Вова остался. Мотор заглушил, сколько здесь куковать — неизвестно. Может, кто и сжалится, вытащит. Только зачем? Вон, через двести метров еще один сидит, а дальше еще, еще. А что если… Вова припомнил прием объезда пробок из двадцать первого века. Перебравшись на правую сторону кабины, он спрыгнул в грязноватый, подтаявший снег. Сразу провалился по колено. Возможность объезда по краю дороги оказалась иллюзией. Попытался вытащить ногу, чуть сапог не оставил, внизу чавкнула та же черная жижа. Выбравшийся на подножку Лопухов взглянул на небо, сверху висела низкая серая грязь.

Вернувшись обратно в кабину, как черт перемазанный грязью Вова подвел итог. Сидеть здесь придется долго, благо есть сухари, четыре банки консервов и почти полная фляга воды, на пару дней хватит, но лучше экономить, особенно воду. Не зная, как скоротать время, он стащил с ног сапоги, вонь резанула несчастные обонятельные рецепторы, тут же пришлось крутить ручку, открывая боковое стекло, и завалился на сиденье, подложив под голову сидор с продовольствием и шмотками.

Разбудили Вову не деликатно.

— Эй, подъем, — по дверце загремели чьи-то кулаки, ну и, как водится, помянули ближайших Вовиных родственников.

Спросонья он хотел было выдать ответную многоэтажную конструкцию, но быстро прикусил язык.

— Да я не сплю, товарищ капитан, я так, отдохнуть прилег.

Рядом на холостом ходу рокотал тракторный двигатель. Зацепили, выдернули из грязевой ванны, дальше сам. Проверив включение переднего моста, Вова осторожно тронулся вперед. Газ добавляем плавно, «шеви» буквально плыл по грязевой реке, плохо слушаясь руля. Газ, газ, разогнавшись, Лопухов врубил вторую, успел подхватить машину, прежде, чем скорость упала. Дальше пошло веселей. Полкилометра, километр… Впереди показалась очередная «ванна» с сидящим в ней ЗиСом, Вова решил проскочить слева. Газу, газу, еще быстрее, руль влево. Грузовик выскочил из колеи, потеряв скорость, Лопухов резче придавил педаль, колеса сорвались в пробуксовку. «Шеви» еще полз вперед, его еще можно было вытянуть, но тут передок заскользил вправо, надвигаясь на застрявший ЗиС. Пришлось нажать на тормоз и «шевроле» сел окончательно, полностью перегородив дорогу. Высказав все, что он думает о грязи, застрявшем ЗиСе и его водителе, Вова заглушил мотор, оставалось только ждать трактор.

Помощь пришла через час. Сначала выдернули ЗиС, потом «шевроле». Ситуация начала повторяться, вскоре впереди опять замаячил задний борт того же ЗиСа. На этот раз Вова действовал решительнее, отечественную машину удалось объехать, обдав грязью из-под колес, и продолжить путь только для того, чтобы через пару километров опять застрять.

Ушедшие вперед танки удалось догнать только на следующий день. К Вовиному удивлению, наступление не только не захлебнулось в весенней грязи, но и продолжалось довольно приличным темпом. От грязи одинаково страдали обе стороны, сбитые с насиженных позиций, немцы испытывали такие же, а может и большие, проблемы с доставкой горючего, боеприпасов и продовольствия. К тому же все застрявшие машины им приходилось бросать, и они становились нашими трофеями. Но главное было не в этом, по единодушному мнению, от комбрига и до последнего обозника, немец пошел уже «не тот».

Всего полгода назад их танки и пехота с завидным упорством и мастерством взламывали нашу оборону. Тогда, временами казалось, что остановить их невозможно — на месте одного убитого фрица тут же появлялся другой, стоило подбить один танк, как тут же откуда-то выползал новый. И эта машина, обдирая с боков мясо и железо, ползла и ползла вперед, но все-таки увязла в нашей обороне, захлебнулась в собственной крови и откатилась назад. Именно тогда, видимо, потеряли немцы не только людей и танки, но и веру в собственную победу.

Свежие, укомплектованные до полного штата танковые дивизии, шли в контратаку и могли только сдержать наши танковые и механизированные корпуса, но не могли остановить их. Еще больше упало качество немецкой пехоты. Она уже не могла одна, как прежде, сдержать наступление советских танковых бригад. Раз за разом, пехотные заслоны, выставляемые на пути советских войск, протыкались сходу. Даже артиллерия немецкая, казалось, била уже не так точно и страшно. А может, и не только казалось. Несмотря на распутицу, нашим танкистам удавалось поддерживать довольно высокий суточный темп в двадцать-тридцать километров.

Обратным рейсом Вове пришлось везти раненых. А дорога лучше не стала. Хоть машина и была существенно легче, до медсанбата добирались почти сутки. Четверо, самые тяжелые, умерли. Казалось бы, за последние два с половиной года Вова насмотрелся всякого, и живых, и мертвых, и умирающих, но ни разу еще не ощущал он такого своего бессилия и ничтожества. Ведь в данный момент их судьба от него и зависела, а он сидел в кабине машины, стоящей посреди очередной лужи, и мучился мыслью, что если бы взял чуть правее, то глядишь и проскочил. А так оставалось только сидеть и ждать трактора, слушая доносящиеся из-за спины стоны и маты.

А они уходили один за другим. По-разному уходили. Один и так лежал около правого борта, как труп, без видимых признаков жизни, потом вдруг обнаружилось, что уже и не дышит. Второй лежал с закрытыми глазами и стонал все время. Только вой мотора и заглушал его стоны. Во время очередной вынужденной остановки его стонов никто не услышал. А вокруг подтаявший грязный снег и извилистая черная лента, которую и дорогой-то назвать нельзя. Третий матерился на каждой кочке, видимо, рывки кузова причиняли ему боль. Заднее колесо ухнуло в очередную яму, и раненый вдруг споткнулся на полуслове. Никто и не думал, что с ним что-то серьезное, глянули — мертвый. Последний ушел тихо, уже перед самым медсанбатом, так и остался лежать с открытыми глазами. Обнаружили только когда стали выгружать остальных.

Уставший и злой, Вова добрался до расположения автороты далеко за полночь. Думал отдохнуть хоть немного, но его жестоко обломали.

— Завтра в шесть едешь на склад гэсээм.

— Лейтенант, — возмутился Вова, — я же двое суток за баранкой, дай отдохнуть, имей совесть!

— У меня совести — хоть отбавляй, — отрезал Никифоров, — машин на ходу нет, шоферов свободных тоже, да еще начальство трибуналом грозит.