И. о. поместного чародея, стр. 57

Не могу сказать, что боги одарили меня излишком дружелюбия и способностями располагать к себе новых знакомых. Размышляя о том, с чего начинаются приятельские отношения между людьми (и нелюдями), изначально относящимися друг к другу с крайним и заслуженным предубеждением, я перебирала в уме прочитанные книги, ибо жизнь доселе не баловала меня наглядными примерами. По всему выходило, что дружба завязывалась после смертельной опасности, от которой один спасал другого. Этот вариант мне не подходил, потому что мне совершенно не хотелось ни спасать Виро, ни находиться с ним поблизости, когда он столкнется с опасностью. Напротив, подобная ситуация с трагическим для Виро исходом избавила бы меня от необходимости дружить с ним в дальнейшем, что меня вполне устраивало, а следовательно, опыт героев баллад и поэм мне не подходил.

Обычные люди, насколько я знала, дружили потому, что много и часто разговаривали друг с другом, а разговаривали потому, что деваться было некуда по причине близкого соседства, общей работы или же иного неблагоприятного стечения обстоятельств.

Итак, по всему выходило, что надо было завести беседу с паршивым нелюдем. На Констана надежды не было — он разглядывал то дорогу, то небо с таким интересом, словно там таились ответы на все философские вопросы скопом.

«Спросить, как зовут коня? — тоскливо размышляла я. — Сделать комплимент мастерству наездника? Или, скорее, его аппетиту? Дьявольщина, где же все жрухи и упыри, когда они так нужны?..»

Молчание становилось все более тягостным, и я поняла, что если сейчас я не заговорю о погоде, то это сделает лошадь, не выдержав этой смертной тоски.

— Прекрасная погода для прогулки, не так ли? — брякнула я.

Констан споткнулся и отвлекся от созерцания плывущих по небу облаков, а Виро демонстративно утер лоб кружевным платком и проронил, искоса глядя на меня сверху вниз:

— Отвратительная. Просто отвратительная.

— Для сенокоса весьма благоприятно. За один день сено высохнет, если с умом выкосить да пару раз поворошить, — высказался Констан, на что Виро не ответил ничего, но скроил крайне презрительную физиономию, позволяющую понять, что он считает сенокосы крайне недостойным для порядочного человека времяпрепровождением, сродни мародерству или ростовщичеству, и говорить об этом не намерен.

«Черт, да как эти путешественники из книжек не убивали друг друга к вечеру первого дня?» — озадачилась я.

Еще некоторое время мы брели молча. Затем Констан сделал попытку затянуть песню — из тех, которые, по мнению писателей, должны помогать коротать путь и способствовать возникновению ощущения единства у поющих ее хором путников.

— Далеко ли еще до этих ваших Воротищ? — торопливо и с явными паническими интонациями в голосе спросил Виро, когда Констан набирал в грудь воздуха, чтоб начать шестой куплет.

— Думаю, мы успеем дослушать, чем закончилось дело, — хмыкнула я с некоторым злорадством, хотя от заунывных причитаний Констана и у меня мурашки по спине бегали, несмотря на солнечную погоду. Краем уха я уловила несколько словосочетаний вроде «смерть героя», «оплакали жена и матушка», «глодали тело белое тело» и решила, что не хочу знать о подробностях этой истории.

— Что?! — подпрыгнул в седле Виро, явно неприятно удивленный. — Да так мы ведь дотемна не успеем вернуться! Я-то думал, деревня за первым же поворотом. Что ж это получается?!..

Я промолчала, так как изначально предполагала вовсе не возвращаться и не продумывала этот аспект. Констан, видимо принявший близко к сердцу волнение спутника, успокаивающим тоном произнес:

— Да ничего ить не случится. Господин Теннонт остался на хозяйстве. Я ему все объяснил перед тем, как уходить. Да и что там за заботы? Еды наварено, все прибрано… Почитай, только кур в курятник загнать по вечеру да пшена им насыпать. Но он вроде как все понял из моих объяснений — справный господин такой…

Я сглотнула, откашлялась и уточнила:

— Ты сказал господину Теннонту, чтобы тот покормил кур и закрыл их в курятнике?

— Ну да, — согласился Констан с невозмутимым видом человека, воспринимающего жизнь безо всяких ненужных условностей. — А что, еще что-то надо было сделать?

«Злонамеренный и могущественный маг, вынашивающий какой-то коварный план, вполне возможно, имеющий своей целью порабощение мира, сейчас бродит вокруг курятника с горшком пшена и орет „цып-цып-цып!“» — мысленно подытожила я наш диалог и покачала головой, не находя слов для продолжения беседы. Виро тоже как-то напряженно молчал, явно представляя ту же картину, что и я.

Констан, поняв, что у него появилась возможность продолжать пение, снова монотонно загудел, временами пугая меня неожиданными и визгливыми восклицаниями: «Ой!» и «Ай!», которыми начинались некоторые особо трагические куплеты. Так прошло еще минут двадцать.

— Черт с вами, давайте разговаривать! — почти выкрикнул Виро, снова мастерски улучив момент, когда певец переводил дух.

«Ага, так вот в чем польза дорожных песен!» — сообразила я. Как же я сразу не догадалась, что они рано или поздно заставят разговориться даже самого угрюмого молчуна, если тот, конечно, не глух как пень!

— Давайте! — так же быстро ответила я и сразу же перешла к делу: — Откуда родом будете?

Виро вздохнул, как человек, понимающий, что от его красноречивости сейчас многое зависит (Констан шагал с приоткрытым ртом, явно готовясь продолжить пение при любом удобном моменте).

— Большую часть жизни своей я провел в Эзрингене, — начал он тоскливо. — Десять лет нахожусь в услужении у господина Теннонта, благодаря чему повидал многие страны; о некоторых вы, подозреваю, даже не слышали. Ни один край невозможно узнать как следует, не воздав должное его кухне. Среди прочих мне бы хотелось отметить дивный вечноцветущий Лианн, где чудная кухня: морепродукты и южные вина. Изюминкой лианнской кулинарии являются устрицы, приправленные…

Спустя полчаса я уже горько жалела, что не стала подпевать Констану. Виро действительно побывал во многих странах и, неукоснительно следуя своей житейской философии, базирующейся на невероятной прожорливости, изучил множество рецептов, слушать подробный пересказ которых было решительно невозможно, учитывая, что последнее время я питалась крайне нерегулярно. Скоро урчание моего желудка стало заглушать фырканье коня.

«Как же хорошо было идти в Воротища в одиночестве!» — с горечью думала я, с сожалением глядя на остающиеся позади черничники, урожай которых радовал глаз.

— …а главный секрет в том, чтоб вымочить мясо перед приготовлением в особом маринаде, — вещал злодей, войдя во вкус.

Я решила про себя накрепко запомнить, что столь ярко выраженное пристрастие к многословному описанию пищи подозрительно и может считаться полноправным признаком преступного склада ума.

— А родственники у вас есть? — в отчаянии спросила я, хотя прекрасно понимала, что семейные отношения у нелюдей отличаются от человеческих, но ведь можно было и соврать что-то складное! Минут на десять!

— Сирота, — ответствовал Виро.

Я устремила умоляющий взгляд на Констана, надеясь из последних сил, что уж у этого увальня должно быть значительное количество братьев и сестер, рассказ о которых позволит нам не вспоминать сегодня о приготовлении буженины по-теггэльвски.

— Дед был, но помер недавно, — сказал этот любитель бесконечных песнопений, даже не сделав попытки поделиться с нами историей, как покойный дедуля драл его за уши.

Я решила, что, пожалуй, дальше побегу трусцой. Силы мои были на исходе. Еще один рецепт или куплет меня бы просто доконали.

В это время впереди показался просвет. Судя по всему, мы добрались-таки до Косых Воротищ.

ГЛАВА 20,

в которой оказывается, что помощники вредны не только в пути.

— Это та самая деревня? — с некоторой брезгливостью осведомился Виро, окидывая взором пейзаж, который открывался с опушки.