Леди - обольстительница, стр. 32

Один из молодых поэтов опустился перед Гвен на колени, и зал огласился, ее звонким мелодичным смехом. Как он раньше не понял, что эта девушка должна хорошо петь? Смех выдавал ее.

– Подумайте над моим предложением, – продолжал настаивать Баррингтон. – Если мисс Гудрик согласится спеть пару песен мне и моим гостям, я щедро вознагражу ее.

Алекс в упор взглянул на него:

– Она не продается и не покупается.

Баррингтон улыбнулся.

– Истинный талант неподкупен, – сказал он. – Не беспокойтесь, сэр, я вижу, что она приковывает к себе все ваше внимание. Как бы то ни было, но одаренной девушке тоже нужно есть. Кроме того, если мисс Гудрик знает толк в красотах природы, ей очень понравится мое поместье. А оттуда час езды до Монте-Карло, где, как известно, раздолье для всякого любителя азартных игр.

Алекс заставил себя улыбнуться. Поездка в поместье Баррингтона была прекрасной возможностью докопаться до разгадки тайны Джерри, и Алекс не желал терять ее.

– Я поговорю с мисс Гудрик, – пообещал он. – Ее желание, как вы, наверное, уже поняли, для меня закон.

Глава 8

Гвен наконец-то добралась до столика. Алекс подождал, пока она выпьет бокал вина и выслушает комплименты, которые расточал ей Баррингтон.

Алекс хотел передать ей предложение Баррингтона, но позже, когда они останутся наедине. Он собирался отвести ей важную роль в расследовании, которое вел. Гвен должна была простить ему попытку использовать людей в своих целях.

Алекс считал, что вряд ли Гвен удастся убедительно сыграть роль куртизанки, дамы полусвета. Веселость была ей, конечно, к лицу, но Гвен часто краснела от смущения, и это выдавало ее с головой. Никто не поверил бы, что у этой женщины большой сексуальный опыт.

Тем не менее, у Гвен со временем открывались все новые неожиданные таланты и способности. Она, пожалуй, справилась бы с ролью богемной певицы, обманув мужскую компанию, которая должна была собраться в поместье Баррингтона.

На рассвете они покинули кафе и отправились домой. Баррингтон предложил покататься верхом, но Алекс и Гвен отказались, сославшись на усталость.

Гвен шагала впереди Алекса, храня молчание. Она была погружена в мечтательную задумчивость. Алекс поймал кеб и помог своей даме подняться в него.

– Вы так и не сказали, что вы думаете о моем выступлении, – промолвила вдруг Гвен.

– Мне кажется, вы сами это знаете.

– Нет, я хочу, чтобы вы поделились своими впечатлениями.

Алекс улыбнулся:

– Иначе вы не разрешите мне сесть в кеб вместе с вами?

Гвен молча взглянула на него, когда он сел рядом. В ее молчании таилось какое-то неведомое очарование. Царившая внутри экипажа темнота скрывала ее фигуру, но свет уличных фонарей выхватывал из мрака бледный овал лица, бросая янтарные и синеватые тени на щеки. Эффект был потрясающим. Это напоминало картину в духе Вермеера, который обычно выделял на полотне женские лица, как будто проступавшие из сумрака. Тем самым художник притягивал взгляд зрителя к самому важному.

Губы Гвен были слегка сжаты. Глаза выжидательно смотрели на Алекса. Она была исполнена решимости. Но ее надежды оказались тщетны. Гвен, пожалуй, сама знала, что Алекс не отважится поцеловать ее.

Алекс зябко потер руки.

– Вам еще не надоели комплименты?

– А разве они могут надоесть?

– Ну, хорошо, можно констатировать, что вы побороли в себе скромность. Обитатели Пиратского берега могли бы вами гордиться.

Гвен вспыхнула от этой похвалы и откинулась на спинку сиденья.

За несколько кварталов до отеля Алекс попросил кучера остановиться, и дальше они пошли пешком. Алекс опасался, что Баррингтон последовал за ними в надежде выяснить, где живет загадочная мисс Гудрик.

Они вышли на набережную, обсаженную раскидистыми вязами, и Алекс втянул носом воздух.

– Несмотря на вонь, все равно приятно дышать свежим воздухом.

Гвен тоже сделала глубокий вдох.

– А мне нравится этот запах, – сказала она, беря своего спутника под руку. – Где-то жгут мусор, наверное. Запах дыма навевает воспоминания о жизни в деревне.

– И это для вас приятные воспоминания?

– А вы не любите деревню?

– Не особенно.

– Но почему? Вы отдыхаете в деревне после странствий. Кроме того, я знаю, что вы выросли в Уэстон-Холле. Это замечательное поместье.

Алекс ответил не сразу.

– Все это так, – наконец заговорил он после небольшой паузы. – Однако в деревне у меня часто возникает такое чувство, как будто, я… – Он осекся, так и не произнеся слово «задыхаюсь», а потом продолжал: – Мне там скучно, Гвен. В городе бурлит жизнь, борются амбиции.

Жизнь в деревне казалась Алексу слишком упорядоченной, пресной, лишенной событий. Она напоминала жизнь в тюрьме – приходилось вставать в одно и то же время, предсказуемо проводить день и ужинать в кругу одних и тех же людей – тех, кто знал тебя с рождения и кто должен был проводить тебя в последний путь.

В детстве Алексу говорили, что он должен быть доволен такой судьбой.

– Деревня представляется мне ленивой кузиной города, – промолвил Алекс. – Вы не согласны со мной? Но подумайте, если бы виконт уехал не в Париж, а, скажем… в Суффолк, разве пережили бы вы сегодня ночью столь замечательное приключение?

– Нет, конечно. – Она на минуту задумалась. – Вы, наверное, правы. Мой дом находится в деревне, но я не собираюсь жить там постоянно.

– Ваш дом? Вы имеете в виду поместье Хитон-Дейл?

– Разумеется.

Для Алекса это признание было новостью. Он и не подозревал, что Гвен считает родным домом усадьбу с уродливым жилым строением в стиле английского палладианства. Он помнил, как над этим зданием пятнадцать лет назад потешались подруги его матери.

«Это нелепая попытка нувориша создать буржуазный Букингемский дворец, – говорила мать Алекса. – Может быть, мистер Модсли планирует учредить собственное королевство?»

– Вы подолгу живете там? – спросил Алекс.

Он знал, что похожий на дворец дом пустовал после смерти ее родителей. Ричард, разумеется, не ездил туда. Он, как никто другой, зло высмеивал претенциозный стиль здания.

– О, я обычно, останавливаюсь в поместье дня на два, не больше. Хотя надеялась раньше, что когда-нибудь поселюсь там навсегда. – Гвен поморщилась. – Я даже перепроектировала сады в поместье. Трент обожал лабиринты из зеленых насаждений в духе эпохи Тюдоров, а Томас предпочитал китайский стиль. Боже, я для этого хама разбила огромный луг на заднем дворе!

– Значит, вы собирались поселиться там после свадьбы, – пришел к заключению Алекс.

– Где же еще я могла жить после свадьбы? Моим женихам нечего было предложить мне. Странно, не правда ли? У обоих претендентов на мою руку имелось множество домов в собственности, но ни один из них не был приспособлен для жилья.

– Хм… Советую вам, Гвен, в следующий раз выбирать жениха с крышей над головой. Причем заранее убедиться в том, что эта крыша не протекает.

– Прекрасная идея, – насмешливо заметила она, слегка покачав головой. – Но к чему эти разговоры? Мы сейчас в Париже, в одном из прекраснейших городов мира! Париж на рассвете – что может быть чудеснее?

И она закружилась на мостовой, раскинув руки. Алекс не разделял ее энтузиазма. Он считал Париж одним из самых грязных городов мира. А рассвет давно уже не был для него чудом. Солнце всходило каждое утро, в этом явлении не было ничего удивительного.

Но тут лицо Гвен вдруг просияло, и Алекс, утратив всякую осторожность, поддался ее обаянию. Его сердце учащенно забилось. Хорошо, что Гвен в этот момент смотрела в сторону и не заметила, что творилось с ним.

Гвен замерла, любуясь спящей улицей и каменными фасадами – готическими и средневековыми – домов, в окнах которых еще не было света. Ветер поднимал над мостовой обрывки газет, некоторые из них цеплялись за траву и первые цветы, пробивавшиеся между плит. Желто-оранжевые соцветия тянулись яркой полоской вдоль тротуара, теряясь вдали, где возвышалась громада Нотр-Дам, устремленная ввысь.