Теория литературы абсурда, стр. 17

В интересующем нас сейчас алфавите Эдварда Лира царит просто аптечный порядок: мало того, что «природные возможности» алфавита использованы полностью, – введено еще и множество дополнительных «упорядочивающих средств».

Так, каждая новая буква вводится стабильно воспроизводимой структурой: «A was…», «B was…», «C was…» («А была…», «Б была…», «В была…») и т. д. – по всему алфавиту, переведенному нами как в формах настоящего времени (в основном из-за стремления убрать «родовой признак» слова «буква» (ж.р.): для английского языка задача такая, само собой, иррелевантна), так и в формах прошедшего времени (там, где этого трудно было избежать ритмически).

Ср.:

А – это Арка моста:

Под ней портних толпа

Жила и шила из холста

Сто галстуков для Па.

Б – Белая Бутыль,

Раздутая как шар:

Па наливал в нее питье

И залпом осушал.

В был Воришка: он

Стащил бифштекс – с тех пор

Па все ворчал: «Кошмарный тип!

Он жулик. этот Вор!»

и т. д.

Сильное упорядочивающее «средство» (из дополнительных!), введенное Эдвардом Лиром – второй (после компонента собственно «буква»)регулярный компонент структуры алфавита: это «Па» (отец рассказчика, – с очевидностью, ребёнка). Это он, «Па», вступает в «причудливые отношения» с каждой очередной буквой, совершая при этом массу глупостей, «цитируемых» ребенком на полном серьёзе «человека, уважающего возраст». Такой сквозной герой, возникающий «где ожидали», вне всякого сомнения, есть сильное «цементирующее средство» для и без того железобетонной конструкции алфавита.

Однако это еще не всё. Эдвард Лир не ограничивается «природными» и «искусственно внедренными» свойствами и маркерами структуры алфавита. К алфавиту дается некий «довесок» – в виде своего рода «урока на закрепление пройденного материала»: каждая буква алфавита воспроизводится в этом «довеске» еще раз (!) и, естественно, реферирует к себе же самой, уже названной в, так сказать, основной части (эффект удвоения). Конструкция становится зеркальной.

«Довесок» представляет собой историю о том, как одна из букв, А, разодрав руку о сук, принимает в виде советов «первую медицинскую помощь» поочередно от каждой следующей (опять же в строгом соответствии с алфавитом!) буквы – при этом понятно, что советы – на фоне повторяющейся и уже «более чем знакомой» структуры – носят совершенно абсурдный характер. Да и роль букв – безо всякого предупреждения со стороны автора – меняется вдруг разительно: теперь это не буквы (как это было в первой части), а персонифицированные сущности: понятное дело, такая «грубая подтасовка» остается нами как бы и незамеченной, и виной тому – ригидные рамки структуры, из которой не выпрыгнешь!

Данная часть к тому же еще и целиком оформлена как параллелизм: лексический, грамматический и логический, мало того – зарифмована, что называется «вдоль и поперек» (концевые и внутренние рифмы), являя собой образец навеки сбалансированной конструкции, которую мы – для наглядности – приводим:

А, руку разодрав о сук, вдруг закричала: «Ай!»,

Б: «Ох, Бедняжка! Ох, мой друг, уймись, не причитай!»,

В: «Я возьму Виолончель, утешу – лишь позволь!»,

Г: «Только Грушевый кисель и сливки снимут боль»,

Д: «Доктор! Доктор нужен ей: он даст покой руке»,

Е: «Лишь Еда спасет, ей-ей: яйцо на молоке!»,

Ё: «Ёрш зажаренный пойдёт: держу пари, пойдёт!»,

Ж: «И Желе на бутерброд… нет, с ложки – прямо в рот!»,

З: «Зелень в дозах небольших: салат или укроп»,

И: «Лечат Иглами ушиб – и лёд кладут на лоб»,

Й: «Только Йод! Один лишь Йод от всяких лечит бед»,

К: «Кенгуру!.. Пусть подойдёт – и пусть он даст совет»,

Л: «Лампу! Отойдите прочь! Подать горячий чай!»,

М: «М-да… Морошку истолочь – и дать. И вся печаль!»,

Н: «Нет, и нет, и нет, и нет! Её спасет Нуга»,

О: «Можно просто дать Омлет – и вся вам недолга»,

П: «Чуть Поэзии: она – так развивает мысль!»,

Р: «Рюмку доброго вина и пару дохлых крыс!»,

С: «Спойте Соло кто-нибудь: так веселей страдать»,

Т: «Тю-ю… Турнепса раздобудь: нарезать и подать!»,

У: «Два Ушата с кипятком на рану вылить ей!»,

Ф: «И Форель!.. Но дело в том, что с запахом форель»,

Х: «Хорошо б давать ей Хрен, по ХХ ложек в час»,

Ц: «Нет, Цикорий дать взамен: уж он бы точно спас!»,

Ч: «Чашку кофе ей – и пусть сыграет в «чур-меня»,

Ш: «Шапку дайте ей: боюсь, прохлада ей вредна»,

Щ: «Нет, Щавель – и только так! Ну, может быть, Щенка!»

(…хотел вмешаться Ъ, но не придумал как,

Ы, ничего не говоря, вздохнула громче всех,

а Ь надулся зря – и получился смех),

Я так сказала:

«Вот сюда – влезай, моя отрада!

Тут Ящик: нужно два гвоздя –

И всё, моя отрада!

Мы заколотим в нем тебя –

И больше слов не надо!»

Понятно, что в схему, организованную в такой степени, можно «вложить» практически любое содержание.

Глава 3.3.

Стихотворный абсурд: лимерики

Лимерики (limerics) – особая группа произведений стихотворного абсурда малых форм: это отдельный литературный жанр (или то, что в поэтике именуется твердой формой стиха), в силу своей относительной суверенности и рассматриваемый как особая рубрика.

Структура лимерика, традиционного английского стихотворения, не менее – а точнее говоря, даже еще более! – канонична, чем алфавит. Тот, кто прочел хотя бы один лимерик в своей жизни, узнает следующий по первому же предъявлению как особым образом рифмованную пятистишную композицию – всегда одну и ту же ритмически.

Ср. (все лимерики тоже даются в наших переводах):

Вот вам Старец Почтенный из Честера:

Детки в Старца палят из винчестера

Или целыми днями по башке бью камнями,

Что не нравится Старцу из Честера.

Вот вам Леди из города Бьютт.

Почему ее не изобьют,

Раз свинье у корыта исполняет сюиты

Филантропка из города Бьютт!

Вот вам Старец из города Уокинг:

То, что делает он, просто шокинг!

Он сидит на бугре в огромадном ведре,

Полоумный из города Уокинг.