Русские банды Нью-Йорка, стр. 35

— Что? — Глаза Сверчка смешно округлились. — Полная баржа шелка? Босс, это же… Это же пиратский склад!

— Мне все равно, чей это склад. Садись на весла. Нам тут лучше не задерживаться.

Может быть, ветер стал дуть в другую сторону, а может, лодка попала в блуждающее течение, но только теперь она двигалась гораздо быстрее. И Сверчок больше не пыхтел, вытирая пот, а дышал резко, отрывисто, в такт частым гребкам.

Они вышли из затона Корлеар и снова, поймав ветер, подняли парус.

— Теперь куда? — спросил Сверчок. — Домой?

— Да мы же только что из дома. Нет, приятель, тебе придется еще потерпеть, — сказал Илья, направляя лодку к яхтенному причалу.

— Ну, здесь-то другое дело, — Сверчок облегченно выдохнул, заметив неподалеку катер береговой охраны.

По дороге к дому родителей Илья несколько раз останавливался перед витринами, придирчиво изучая свое отражение. Ему хотелось выглядеть прилично, и он затягивал галстук, чтобы из-под воротника великоватой сорочки не был виден новый шрам на шее.

Дверь открыла мама. Увидев на ней фартук с иголками и с ножницами в кармане, Илья понял, что пришел не вовремя. Остерманы работали.

— Я на минутку, — сказал он, торопливо поцеловав маму в щеку. — С работы отпросился. Вот, принес говядины на жаркое. И еще вот…

— Дора, и с кем ты там шушукаешься? — в коридор выглянул отец. — Сынок, что случилось?

— Ничего. А где Оська? А где наша конопушка?

— Они внизу, в мастерской, — ответила мама и потянула его за руку. — Почему ты не заходишь? Неужели трудно выбрать время, чтобы навестить родных? И что это за работа, при буфете? Я понимаю, там весело, там хорошо платят, но ты подумал о будущем? И сколько же там платят? Не стой на пороге, садись уже!

— Дора, что ты спрашиваешь! — усмехнулся отец, укладывая дымящийся паяльник на подставку. — Погляди на этот галстук, на эту заколку, на эти штиблеты! Сынок, ты всем доволен? Вот и хорошо, какие могут быть вопросы? Как поживает Шнеерсон? Скажи ему, что я таки выбросил все его мази в Ист-Ривер, потому что их аромат отпугивал клиентуру! Лучше иметь радикулит, чем потерять клиента.

Илья присел на табурет и заглянул в комнату. Постели были свернуты, а на кровати лежала раскроенная ткань.

— Мама, вот, это вам, пригодится.

— Что такое? — Отец перехватил отрез и потер между пальцами уголок. — Шелк. Очень приличный шелк. Франция или Китай. Где ты это купил? Надо сказать Мирре, пусть закажет…

— А на что ты это купил? — Мама устало опустилась рядом, не выпуская его руки из своей. — Это же бешеные деньги.

— Мне это подарили, а я дарю вам. Зачем мне шелк? А вы можете пустить его в дело…

Отец прислонился к косяку, скрестив руки на груди, и пытливо смотрел на Илью.

— В дело? Хорошенькое дело! Не надо сказок, Илюша, ты не девица на выданье, чтобы получать такие подарки.

— Моисей, что ты такое говоришь! — вступилась мама. — Почему барышня не может подарить кавалеру немного материи, чтобы он ходил в красивой рубашке? Может быть, здесь так принято!

— Я скажу вам, как здесь принято. Так же, как и везде! И в шинке близ Конотопа, и в ресторане на Бродвее — одно и тоже. Если выпить хочется, а денег нету, буфетчику дарят не то что отрезы шелка, а и родную маму закладывают, вот как принято. Спасибо тебе, Илюша, но мы с краденым товаром не работаем.

Илья не обиделся, не возмутился, не стал оправдываться. Он встал, сунул отрез под мышку и наклонился, чтобы поцеловать маму.

— Мне пора.

— Заходи к нам в субботу, вместе пойдем к Рабиновичам, — сказала она. — Вчера они были у нас, теперь наша очередь.

— Кто такие Рабиновичи? — спросил Илья. И махнул рукой: — А, какая разница. У вас теперь своя компания…

— А у тебя своя, как я погляжу, — неприязненно заметил отец. — Мой тебе совет, Илюша. Бросай свой буфет, пока не поздно. Приходи к нам, с двумя пресс-мэнами работа пойдет быстрее…

— Пресс-мэнами?

— Ну, так по-ихнему гладильщик. Ося все-таки еще мальчик, он старается, но вдвоем было бы лучше. Я поговорю с Миррой, она тебя возьмет.

— Хорошо, папа. Я подумаю.

Илья улыбался, и даже обнял отца на прощание. Но, сбегая по лестнице, он несколько раз яростно хлестнул отрезом по стене, вымещая злость…

В мастерскую он даже не заглянул, а леденцы и пачку имбирного печенья отдал Сверчку.

Попутный ветер и течение пронесли лодку вдоль южной оконечности Манхэттена, а в Гудзоне Илье пришлось поработать парусом.

— Ну, как, босс, ты доволен лодкой? — спросил его Сверчок, когда они, наконец, причалили к плотику на стоянке.

— Сойдет, — бросил Илья. — Скажи отцу, пусть заглянет в салун вечером. Ты сегодня хорошо поработал, но тебя я уже угостил. Надо бы угостить и Спиро.

— Вот и спросишь сам у него! — многозначительно сказал мальчишка. — Сам спроси, где орудуют пираты. Вот увидишь, он тебе такое расскажет!

От причала Илья направился не к салуну, а на Гринвич-стрит, где, как он слыхал, владели небольшим магазином братья Шекеры. Старший, Ури, часто заглядывал в салун. Днем. А младший, Соломон, сутки напролет торчал за прилавком. Илья видел его только раз, когда тот занес Гарри Хиллу какие-то неимоверной красоты носовые платки. Наверно, поэтому он и думал, что братья Шекеры торгуют мануфактурой. Оказалось, что на прилавках у них есть все, что только можно отыскать на городской свалке.

Соломон сидел возле кассы, читая биржевые котировки. Он поднял голову и подслеповато прищурился, разглядывая вошедшего. Судя по всему, покупатели сюда заглядывали нечасто.

— Привет, Сол, — непринужденно сказал Илья. — А где Ури? У меня есть к нему пара слов.

— Это ты, Билли? Тебя и не узнать. Настоящий лорд. Что за пара слов?

Илья бросил отрезы на прилавок и со скучающим видом отвернулся, разглядывая полки. Его внимание привлек штурвал, богато отделанный бронзой. Рядом висело изящное овальное зеркало, и в нем хорошо было видно, как Сол обнюхивает материю.

— И сколько ты за это хочешь? — спросил Шекер.

— Разве я сказал, что это мое? — Илья облокотился о прилавок.

— Понятно. Твой поставщик не умрет от счастья, если ты дашь ему двадцать пять долларов?

— Двадцать пять? За все?

— Тридцать. По десятке за штуку.

— Ты смеешься, Сол? Это же Китай, а не какая-нибудь Франция.

— Тебе нигде не дадут больше, — Шекер решительно отодвинул отрезы. Но не слишком далеко.

— Значит, мы нарежем себе носовых платков. На танцах девки повалятся в обморок, когда увидят, во что мы сморкаемся.

— Тридцать пять, и ни цента больше.

— По рукам.

Отсчитав деньги, Шекер заметил:

— Если у поставщика есть еще несколько таких отрезов, посоветуй ему не держать их в упаковке. Здесь написано имя владельца.

— Передам, — сказал Илья. — Да, кажется, у него что-то осталось. Кстати, сколько ты готов принять?

— Да хоть фургон, — улыбнулся Сол Шекер. — Оптовая цена — пятерка. Только не суйтесь с этим шелком в другие места. В Ист-Сайде на днях ограбили бриг с грузом мануфактуры. Полиция перешерстила все лавки. Так что, если тебя устраивает цена, вали все к нам.

— Да мне-то все равно, — Илья пожал плечами. — Ты же знаешь, я такими делами не занимаюсь.

— Я тоже когда-то не занимался. — Шекер сбросил отрезы куда-то под ноги и снова развернул биржевой вестник. — Но жизнь не стоит на месте, Билли.

20. Минус тысяча долларов

Да, жизнь не стояла на месте. Сол Шекер не всегда торговал краденым, и Спиро Ионидис не всегда был одноногим лодочником. Родители привезли его в Америку, когда он еще умещался в корзине. Вырос Спиро на одной из прибрежных ферм на Гудзоне, рыбачил вместе с отцом до тех пор, пока ему не стукнуло двадцать. А в таком возрасте человеку становится тесно под одной крышей с родителями. И Спиро купил билет на паром, да отправился в Нью-Йорк.

Тут же, на причале, нашел работу — охранником на грузовом пирсе. Пять-пятьдесят в неделю были по тем временам очень приличной зарплатой. Доллар тратился на жилье, два доллара на еду, и два доллара пятьдесят центов можно было откладывать. Да и работа была непыльная. Днем спишь, по ночам сидишь на палубе или прогуливаешься вдоль пирса, постукивая дубинкой по ограде и фонарным столбам. Поговаривали о пиратах, но те орудовали на другом берегу Манхэттена, в водах Восточной Реки. А здесь, на Гудзоне, в портах стояли большие корабли, доки хорошо освещались, да и охранников было много. Пароходные компании не скупились, когда дело касалось защиты их грузов.