Выборы, стр. 23

— Думаю, в политике он пойдет далеко, — промурлыкал Шартелль. — Если, конечно, его не сманит какой-нибудь профессиональный футбольный клуб.

— Американскому футболу он предпочитает обычный, — усмехнулся Дженаро. — Еще он играет в крикет.

Вождь Акомоло прошел во главу длинного стола, где, образуя с ним букву Т, стоял столик поменьше, на пять персон. Акомоло взял нож и постучал им по возвышению, где сидел Иль. Улыбаясь, тот оглядел зал и кивнул. Дженаро схватил меня и Шартелля за руки.

— Это политическая встреча, поэтому Лидер, Декко, Диокаду и я занимаем маленький столик. Вы садитесь друг напротив друга на первые стулья у длинного стола.

Вождь Декко уже показывал Шартеллю его стул. Мы сели. Декко — справа от Акомоло, Диокаду — слева, Дженаро — рядом с Декко.

Затем один из одетых в белое мужчин, что шли перед Илем, с орехами кола на подносах, принес столик и установил его перед троном. Второй поставил на столик тарелку, как мне показалось, с вареным цыпленком и рисом. Старик с золотым посохом приблизился к трону, достал замызганную ложку, зачерпнул еды, пожевал, проглотил и трижды стукнул посохом об пол. Нам разрешили приступить к трапезе.

В свое время мне приходилось есть в армейских столовых с обезьянами, которые ели масло с лезвия ножа. Я делил краюху хлеба с бродягами и пьяницами Харбор Лайтс и Ласт Хоуп Хевен. И не испытывал ничего особенного. Я не привередлив. Но обед у вождя Акомоло стал для меня незабываемым событием.

Официанты внесли главное блюдо — по цыпленку, сваренному или зажаренному, для каждого гостя. На столе лежали ножи и вилки, но их не замечали. Жаркое перекладывали на тарелки прямо руками. Я последовал примеру соседей и огляделся в поисках салфеток. Их не было. Пришлось вытереть руки о скатерть. Я попробовал жаркое, пальмовую водку, французское вино. Пили прямо из горла и передавали бутылку соседу. Обглоданные кости бросали за спину, совсем как Чарльз Лаутон в «Личной жизни Генри VIII».

Из рук в руки передавались блюда с сардинами. Я обглодал ножку цыпленка и бросил кость через плечо. Никто не покачал головой. Никто не возражал. Я проглотил еще кусочек жаркого — не знаю, чего в нем было больше, мяса или перца — и тут же потянулся за бутылкой «мозельского». Вино было теплым, но загасило пожар во рту.

Шартелль уплетал жаркое за обе щеки. Его лицо блестело от жира. Он вытирал его тыльной стороной ладони, а затем вытирал руки о скатерть. Он подмигнул мне. Джимми Дженаро это заметил и ухмыльнулся.

Вождь Акомоло сидел за столом, переговариваясь с доктором Диокаду, единственным за столом, кто пользовался ножом и вилкой, и вождем Декко, который ел за троих. Во всяком случае, от трех цыплят он оставил только кости да клювы.

Говорили все одновременно. Шартелль наклонился ко мне.

— Давненько мне не приходилось участвовать в такой трапезе.

— Обычный деловой ленч, — откликнулся Дженаро. — Подождите, пока мы устроим пир, — я кивнул и принялся за вторую ножку.

— Вам нравится наша альбертийская еда? — перекрывая шум, прокричал вождь Декко.

— Очень вкусно, вождь, — Шартелль оторвал кусок мяса с грудки цыпленка, обмакнул в соус, состоящий, как мне показалось, из перца и воды, и отправил его в рот. — И пряностей в самую меру.

— Я подумал, что наша кухня, возможно, слишком острая, — продолжал Декко. — Если…

Отнюдь, сэр. Как раз то, что надо, — но глаза у него наполнились слезами.

А Иль в одиночестве восседал на троне, откусывал от плитки шоколада и запивал его апельсиновым соком. Затем улыбнулся и пару раз зевнул. Тут же все перестали есть. Зевок Иля означал окончание ленча. Он продолжался чуть больше часа. Кое-кто из гостей удовлетворенно рыгнул под одобрительные смешки соседей. Старший официант торопливо унес обертку от шоколада и пустую бутылку из-под сока. Иль встал, кивнул, и процессия двинулась в обратный путь: герольд, возносящий хвалу Илю, барабанщики, задающие ритм, огромный горн, возвещающий ожидающим, что близок миг встречи.

Все словно окаменели, пока процессия покидала зал. Иль смотрел прямо перед собой, лишь подойдя к Акомоло, произнес несколько слов на местном диалекте, указав рукой на меня и Шартелля. Вождь кивнул, но ничего не ответил.

Когда за Илем закрылась дверь, Акомоло наклонился к Шартеллю:

— Иль приглашает вас во дворец в следующую среду. Я думаю, вам следует побывать у него.

— Разумеется, сэр, — ответил Шартелль.

— Хорошо. Вождь Дженаро заедет за вами.

Акомоло встал, постучал бутылкой из-под сока по столу, требуя внимания. Шум стих, стулья отодвинулись, некоторые закурили. Подошло время выступлений в ротарианском клубе после ленча в четверг или ежеквартального заседания вице-президентов, региональных координаторов и центрального аппарата международного профсоюза разнорабочих. Начались речи. Первым взял слово вождь Акомоло. Говорил он степенно, с минимумом жестов. Его взгляд искал лица присутствующих и он обращался непосредственно к ним, для убедительности мягко ударяя кулаком в раскрытую ладонь. Президент профсоюза докладывал о достигнутых успехах, но также намечал новые задачи, которые предстояло решать, определял необходимые пути и средства.

Вторым выступил вождь Декко, исполнительный вице-президент, разрабатывающий долговременную стратегию. Начал он тихим голосом, уставившись в стол. Затем уперся руками в бедра, несколько раз качнулся взад-вперед, глядя над головами сидящих в какую-то далекую точку, источник внешней энергии. Он втягивал в себя эту энергию. Она прогревала его, и голос становился громче, едва не переходя в крик. Вот тут он завладел вниманием слушателей и играл с ним, как кошка с мышкой. Дразнил голосом, лицом, выражением глаз и одновременно хвалил их. Ближе к концу речи его голос вновь достиг пика, но, не переходя в крик, стих, голова упала, и он, как и в самом начале, уткнулся взглядом в стол. Последняя, едва слышная фраза — и он сел.

Робкие аплодисменты быстро перешли в овацию, одобрительные топот ног и крики. Молодой вождь поник головой, словно сокрушенный верой в только что произнесенные им слова.

Затем поднялся доктор Диокаду, статистик, знаток фактов, и начал читать по бумажке. За столом ерзали на стульях, курили, пили, кашляли. Никто не слушал, да и доктора Диокаду не слишком интересовал его доклад. На вежливые аплодисменты он ответил саркастической улыбкой.

И наконец, пришла очередь Дженаро, специалиста по контактам с общественностью, добытчика денег, организатора встреч и приемов, шустрого молодого человека, который мог пару-тройку хороших анекдотов, пусть и без похабщины. С них он и начал, а они смеялись, хлопали по спинам и подмигивали друг другу. Закончил он еще одной нескромной шуткой и сорвал шквал аплодисментов.

Потом вставал каждый из них, оценивал ситуацию и высказывал соображения о том, как реализация новых идей и предложений скажется в его вотчине. Некоторые бубнили себе под нос, другие говорили ясно и четко, третьи изображали комиков, четвертые слишком смущались.

Совещание затянулось на два часа. Мы с Шартеллем просидели на нем от начала до конца. Не знаю, показалось бы оно нам более интересным, если бы хоть кто-нибудь говорил по-английски.

Глава 13

В кабинете вождя Акомоло нас осталось шестеро. Гости торопливо отбыли, едва закончил говорить последний из выступающих. Я предположил, что они разъехались по домам. Вернуться в конторы они не могли, секретарши не ждали их с подготовленными на подпись документами. Все государственные учреждения закрывались в два часа дня. Много лет тому назад англичане решили, что работать позже слишком жарко, поэтому присутственными стали часы с восьми утра до двух пополудни в обычные дни недели и с восьми до двенадцати по субботам. Никто из альбертийских министров не стал менять заведенного порядка.

Акомоло сел за стол, остальные расположились в глубоких креслах и на кушетках, осоловевшие от жары, обильной пищи и бесконечной болтовни. Альбертийцы сняли тоги, Шартелль, Дженаро и я — пиджаки. Рубашки промокли от пота. Под потолком, поскрипывая, вращались лопасти вентилятора. Еще два стояли на полу. Свисающие с люстры ленты липкой бумаги потемнели от мух.