Великие подвиги Аладдина, стр. 20

– Хаттабыч, это о чем? – спросил Аладдин.

– Христиане считают, что их бог умер в этих местах, дабы открыть своим последователям дорогу… э-э-э… в небесные сады, если я правильно понимаю суть их вероучения, – ответил Хаттабыч. – Короче, совершенно ясно, что их религия заимствовала многие вещи из примитивных культов, связанных с человеческими жертвоприношениями. Насколько я знаю, у некоторых северных народов человеческое жертвоприношение во время Хэллоуина как-то помогает открыть врата в другие миры. Вот и здесь примерно тот же культурный архетип. Другие дикие народы человеческими жертвоприношениями пытались задобрить своих богов, а христиане принесли в жертву человека, которого они считают «сыном бога». Так они надеялись задобрить своего бога, убив его «сына», чтобы бог выдал им всем пропуск в небесный сад. Это все, конечно, полная чушь, но иногда мне кажется, в их рассуждениях есть своя извращенная логика.

– Хаттабыч, я и без тебя знаю, что христианство – чушь! – воскликнул Аладдин. – Ты объясни, чего они от нас хотят? Деревяшку, на которой тысячу лет назад убили их бога? Да это ж невозможно! За тыщу лет любое дерево или сгниет, или засохнет и обратится в прах!

– Христиане верят, что та деревяшка должна сохраняться вечно, – пояснил Хаттабыч.

– Я вообще-то жду, когда ты скажешь, что нам делать, – пробормотал Аладдин.

– Ну, это уж ты и сам мог бы сообразить, – улыбнулся Хаттабыч. – Прикажи разыскать в пустыне подходящую по размерам гнилую деревяшку. Положим ее в ящик покрасивее – и отдадим им со всеми почестями.

– Окей, – кивнул Аладдин. – Ребята, всем искать деревяшки. Объявляю кастинг на лучшие обломки сухого дерева в этой пустыне.

– Да где же мы дерево посреди пустыни найдем, господин? – спросил Ахмед.

– Какая мне разница! – воскликнул Аладдин. – Надо, значит, найдете. Тому, кто принесет мне подходящие обломки, дам… Хаттабыч, что я ему дам?

– Чашу из чистого золота с драгоценными камнями, – ответил Хаттабыч, быстренько прикинув в уме размеры возможного вознаграждения за данную операцию и переведя их в местную валюту.

– Чашу из золота, – подтвердил Аладдин. – Ладно, Ахмед, они еще чего-нибудь хотят?

– Да, господин, их последнее требование на редкость простое и понятное, – кивнул Ахмед. – Им известно, что в наших крепостях находится около двух тысяч христианских пленников, за которых еще не успели заплатить выкуп. Они требуют всех их освободить.

– Ясно, – кивнул Аладдин. – Ну, с освобождением пленников вы не торопитесь. А вот деревяшку ищите. Ну и вообще… с королями я сам поговорю. Ты назначил переговоры, Ахмед?

– Да, господин, – кивнул Ахмед. – Завтра в полдень, на холме. Оттуда вас будет хорошо видно и нашему войску, и европейскому.

– Хорошо, – кивнул Аладдин. – Ты свободен, Ахмед. Ребята, а вы отправьте человек десять наблюдать за холмом – чтоб никаких диверсий не было.

– Окей, господин, – кивнул начальник охраны Аладдина.

Когда послы и военачальники покинули шатер и Аладдин с Хаттабычем остались вдвоем, Хаттабыч недовольно произнес по-английски:

– Аладдин, ну что это за бардак?! По твоей милости весь арабский мир начал говорить «окей»!

– Прости, Хаттабыч, – виновато пробормотал Аладдин. – Как ты думаешь, это можно хоть как-то исправить?

– Теперь уже вряд ли, – вздохнул Хаттабыч. – Я могу лишь надеяться, что за пару веков слово «окей» в арабском языке трансформируется и изменится до неузнаваемости. Я, конечно, не лингвист, но это возможно.

– Окей, – вздохнул Аладдин. – Ой, опять я это сказал!

– Чего уж теперь сожалеть о том, что ты сказал, – пробормотал Хаттабыч. – Ты лучше о завтрашних переговорах думай.

Странные переговоры

В полдень на холме встретились две делегации. Аладдин прибыл на переговоры в роскошных носилках с внушительным отрядом личной охраны. Короли Ричард и Филипп были верхом на лошадях, оба со страшного похмелья, так что даже не могли как следует держаться в седлах, а их лошадей вели под уздцы слуги. Следом за королями ехали несколько почти трезвых рыцарей и существо, на тот момент известное как Робин Локсли. Это он, Робин, с утра растолкал обоих королей, помог им опохмелиться и напомнил про предстоящие переговоры. Короли, слегка придя в себя, собрали всех протрезвевших рыцарей (таких было немного), взгромоздились на своих коней и стартовали к холму.

Аладдин некоторое время наблюдал за тем, как движется ему навстречу эта мучающаяся похмельем процессия. Что и говорить – жалкое зрелище. Однако Робина Локсли Аладдин выделил как единственного человека, который что-то соображает.

«Надеюсь, это какой-нибудь королевский советник, который владеет языками, – подумал Аладдин. – Лучше уж разговаривать с ним, чем с этими двумя пьяными свиньями».

Хаттабыч тоже обратил внимание на Робина. Но совсем по другим причинам. А Робин заметил Хаттабыча, стоявшего справа от аладдиновых носилок и усердно прикидывавшегося старым маразматиком.

Наконец, королей подвезли к Аладдину. Несмотря на все отвращение к варварским монархам, Аладдин решил произвести на них впечатление, обратившись к ним на английском:

– Welcome, your majesty, I am very glad to see you in my country.

Ричард Львиное Сердце, услышав голос Аладдина, попробовал сфокусировать на нем взгляд, но это стоило Ричарду таких больших усилий, что у него тут же возникли естественные потребности. К концу приветствия Аладдина Ричард блеванул, не сходя с лошади.

Не надо быть гением, чтобы понять, что Аладдин счел это верхом неуважения к себе. Лицо Аладдина уже начало наливаться краской, пока Ричард блевал, а Филипп бормотал что-то непонятное на латыни. И тогда Робин Локсли решил спасти ситуацию, пусть даже ценой нарушения придворного этикета. Он вышел вперед и обратился к Аладдину на английском:

– Прошу прощения, господин, но их величества не знают английского языка.

Аладдин, уже собравшийся дать выход праведному гневу, был настолько удивлен смелостью трезвого рыцаря и смыслом произнесенной фразы, что его гнев как рукой сняло.

– Что значит – не знают? – спросил Аладдин по-английски. – Насколько я понимаю, тот, что блюет, – это и есть Ричард, король Англии. Как же он может не знать собственного языка?

– Его величество Ричард Первый Львиное Сердце владеет четырьмя языками: французским, провансальским, латынью и итальянским, – почтительно ответил Робин. – На английском говорит только простой лондонский люд, а говорить на народном языке не соответствует королевской чести. Да и, кроме того, его величество и в Лондоне-то был всего раза два за всю свою жизнь. Наш многоуважаемый король проживает в Европе – воюет с королем Франции Филиппом.

– Охренеть, – пробормотал Аладдин по-арабски. – Английский король не знает английского языка.

– Позвольте спросить, господин, откуда вы знаете язык моего народа? – спросил Робин.

– В свое время мне пришлось много путешествовать, – улыбнулся Аладдин. – И я даже немного владею французским. Правда, уже почти все позабыл. Ну, а вы, молодой человек, откуда знаете язык лондонского люда? И кто вы такой, позвольте полюбопытствовать?

– Язык знаю, потому что, в отличие от моего короля, я родился, вырос и жил в своей стране, – улыбнулся Робин. – Ну, а зовут меня Робин Локсли, я – один из рыцарей его величества.

– Врет, – тихо шепнул Аладдину Хаттабыч по-арабски.

– Почему это? – тоже по-арабски спросил Аладдин.

– Помнишь, к нам Локи заезжал? – улыбнулся Хаттабыч. – А этот еще круче. Я его запах чую. Он из детей Дану.

– Чего-чего? – спросил Аладдин.

– Если объяснить коротко, дети Дану – вроде как друзья друзей лорда Меху, – ответил Хаттабыч. – Они – потомки другой инопланетной экспедиции, высадившейся на Севере в незапамятные времена. Сейчас от них самих и их культуры почти ничего не осталось, тем не менее, они правильные ребята. Англия – их страна и, несмотря на то, что ее множество раз завоевывали куда более примитивные марсиане (и другие гости), древние кельты, потомки детей Дану, все еще живут где-то в английских дебрях. Ну, а перед нами – один из детей Дану. То есть существо, практически равное по силе и возможностям лорду Меху. Хотя лорда Меху он может лично не знать.