Зеркальное отражение, стр. 71

Вторник, 23.20, Москва

Тесное, темное помещение с унылыми отштукатуренными стенами освещалось единственной люминесцентной лампой под потолком. Вся обстановка состояла из деревянного стола и единственного стула; дверь была металлическая. Окна отсутствовали. Черные плитки, которыми был выложен пол, стерлись и потрескались.

Андрей Волков сидел в этой крошечной комнате без окон, освещенной неисправной мигающей лампой. Он понимал, почему он попал сюда, и догадывался, что будет с ним дальше. Милиционер с пистолетом, не сказав ни слова, вывел его из поезда на перрон, где уже ждали еще двое вооруженных сотрудников правоохранительных органов в форме. Вчетвером они сели в патрульную машину и приехали в отделение милиции на улице Дзержинского, расположенное неподалеку от бывшего здания центрального управления КГБ. Там на Волкова надели наручники. Сидя на табурете, чувствуя себя совершенно беспомощным, он гадал, как его вычислили. В конце концов Волков пришел к заключению, что на него вышли через что-то, оставшееся после Филдс-Хаттона. Впрочем, это не имело значения. Волков старался не думать о том, как долго и жестоко его будут избивать, прежде чем следователи в конце концов поверят, что ему не известно абсолютно ничего ни про одного агента, за исключением тех, кого уже взяли. Он гадал, сколько еще дней придется ждать суда, после которого его поместят в камеру смертников, чтобы однажды утром разбудить и выпустить пулю в затылок. Будущее казалось ему сюрреалистическим.

Сейчас он слышал лишь гулкие удары собственного сердца, громко отдающиеся в ушах. Время от времени на него накатывалась волна ужаса, смесь страха и отчаяния, заставлявшая его задавать себе вопрос: "Ну как я дошел до такого?" Солдат, отмеченный правительственными наградами, хороший сын, человек, желавший лишь получить то, что принадлежало ему по праву.

В замочной скважине заскрежетал ключ, и дверь распахнулась. В комнату вошли три человека. Двое из них были конвойные в форме, с дубинками в руках. Третий был молодой, невысокий, одетый в отутюженные коричневые брюки и белую рубашку без галстука. У него было круглое лицо с добрыми глазами; от него пахло крепким табаком.

Конвойные застыли перед открытой дверью, широко расставив ноги, загораживая ее.

– Моя фамилия Погодин, – представился молодой мужчина, решительно шагнув к Волкову. – Должен сразу же вас предупредить, что вы попали в очень неприятное положение. В вашем магнитофоне обнаружен телефон. Такой же был у вашего собрата-предателя из Санкт-Петербурга. Однако он, в отличие от вас, имел несчастье попасть в руки офицера спецназа, который обошелся с ним весьма сурово. Кроме того, у нас есть бирки от пакетиков с чаем, который вы подавали английскому шпиону. Очень изобретательно. Насколько я понимаю, в них вы передавали ему записки, после чего убирали пустые чашки со стола, чтобы никто не обратил внимания на отсутствующие бирки. В бумажнике англичанина обнаружены волокна целлюлозы, идентичные тем, из которых состоят бирки. Если бы не это, мы бы вас не нашли. Собираетесь ли вы отрицать все это?

Волков молчал. Особой храбростью он не отличался, но сейчас у него не осталось ничего, кроме самоуважения. И он не собирался терять и это последнее.

Остановившись рядом с Андреем, Погодин посмотрел на него сверху вниз.

– Похвально. Большинство людей на вашем месте давно уже заливались бы соловьями. Вероятно, вам неизвестно о нашей репутации доставать информацию.

– Известно, – угрюмо произнес Волков.

Погодин смерил его взглядом, словно пытаясь определить, кто перед ним – храбрец или дурак.

– Не желаете сигарету?

Бывший официант покачал головой.

– Вам бы хотелось сохранить жизнь и хотя бы частично оплатить долг перед Родиной?

Волков удивленно посмотрел на молодого следователя.

– Вижу, хотелось бы, – удовлетворенно произнес Погодин. Он ткнул сигаретой на конвойных, стоящих у него за спиной. – Мне их отослать, чтобы мы с вами могли поговорить наедине?

Подумав мгновение, Волков кивнул.

Отослав конвойных, Погодин закрыл за ними дверь. Обойдя Волкова, молодой следователь уселся на край стола.

– Вы ожидали другого обращения, не так ли? – начал он.

– Когда? – спросил Волков. – Сегодня, или когда я, вернувшись из Афганистана с искалеченной спиной, получил пенсию, на которую не смогла бы прожить и собака?

– Ага, горечь обиды, – сказал Погодин. – Более могучая движущая сила, чем ярость, потому что она не проходит со временем. Итак, вы предали Россию, потому что вам назначили слишком маленькую пенсию?

– Нет, – сказал Волков. – Я посчитал, что меня предали. Каждое движение причиняло мне невыносимую боль. Я не мог стоять.

Погодин ткнул себе в грудь большим пальцем.

– А я испытываю невыносимую боль, вспоминая своего деда, раздавленного фашистским танком под Сталинградом, и двух старших братьев, павших от пуль моджахедов в Афганистане, – и таких людей, как вы, предавших то, ради чего все они погибли, потому что вы чувствовали себя недостаточно комфортно. Значит, только это чувство и вызывает у вас Россия?

Волков смотрел прямо перед собой.

– Человек должен есть, а для того, чтобы у него было что есть, он должен работать. Меня бы давно выгнали из гостиницы, если бы этот англичанин не настоял на том, чтобы меня оставили. Он тратил в ней много денег, поэтому к его желанию отнеслись со вниманием.

Погодин покачал головой.

– Вижу, мне придется доложить своему начальству в Федеральной службе безопасности, что вы не раскаиваетесь в содеянном и готовы снова продать Родину.

– Я хотел не этого, – возразил Волков. – Этот вопрос не стоял так раньше и не стоит он так и сейчас.

– Да, – произнес Погодин, делая глубокую затяжку, – потому что все ваши друзья погибли и вам самому грозит смерть. – Склонившись к бывшему официанту, он выпустил дым носом: – Ну а теперь, Андрей Волков, я покажу тебе, что все может идти по-другому. Итак, зачем ты направлялся в Санкт-Петербург?

– Чтобы встретиться с одним человеком. Я не знал, что его уже нет в живых.