Зеркальное отражение, стр. 106

Вторник, 06.09, Вашингтон

Ночь для Поля Худа прошла без происшествий.

Вчера вечером ему удалось отыскать Шарон и детей в ресторане "Блуперс"; выслушав рассказ про гамбургеры с орехами и индейку под сладким соусом, он вытянулся на кушетке в своем кабинете, доверив Опцентр ночному дежурному Курту Хардэуэю. Бывший исполнительный директор корпорации "Шон", занимающейся разработкой программного обеспечения навигационного оборудования для военного ведомства, Хардэуэй, опытный руководитель, динамичный лидер, знал в правительстве все входы и выходы. В возрасте шестидесяти пяти лет он оставил свой пост миллионером. Хардэуэй шутил, что он стал бы миллиардером, если бы продал свои знания и опыт не государственному ведомству, а частной компании. Он как-то сказал Худу: "Я никогда не экономлю на качестве, как бы мало средств ни выделяло правительство. Мне бы не хотелось, чтобы какой-нибудь парень, сидя в кабине истребителя "Томкэт", ворчал: "Весь этот мусор закупал для армии какой-то жмот!"

Формально в шесть часов вечера рабочий день Поля Худа и Майка Роджерса заканчивался. Однако на самом деле ни тот, ни другой не снимали с себя выполнение своих служебных обязанностей до тех пор, пока не уходили с работы. И пока они оставались в центре, ни Курт Хардэуэй, ни его сменщик Билл Абрам даже не пытались "отобрать кость у этих двух псов", как метко выразился Хардэуэй.

Лежа на кушетке, разувшись и положив ноги на мягкую боковую спинку, Худ думал о своей семье – о самых дорогих людях на свете, которых он тем не менее, похоже, разочаровывал каждым своим поступком. Быть может, от этого просто никуда не деться. Человек подводит своих близких, в глубине души сознавая, что они все равно его простят. И все же совести приходится очень тяжко. Как это ни странно, больше всего он вчера порадовал тех, с кем, казалось, у него нет ничего общего: Лиз Гордон и Чарли Скуайрса. Первую – признав результат ее работы, использовав его при планировании операции; второго – разрешив ему отправиться на выполнение такой авантюры, которая выпадает только раз в жизни.

В промежутках между краткими отрывками сна Худ также смотрел на часы, которые вели обратный отсчет времени, оставшегося до начала операции "Бомбардира" в тайге.

"Двадцать пять часов и пятьдесят минут, и время идет", – подумал Худ, глядя на часы. Когда Хардэуэй устанавливал таймер, на нем было тридцать семь с лишним часов. Что будет, когда показания полностью обнулятся? Что произойдет с миром?

Директор Опцентра испытывал одновременно подавленность и, как это ни странно, необычный душевный подъем. В любом случае, глядеть на часы было лучше, чем смотреть выпуски новостей Си-эн-эн по телевизору. Эфир был полон сообщениями о взрыве в тоннеле в Нью-Йорке; высказывались предположения о возможной связи этого террористического акта со взрывом редакции газеты в Польше. Еще был Эйваль Экдол, который распространялся о своих связях с Украинской повстанческой армией, выступившей против ввода российских войск. Худ вынужден был признать, что это очень умный ход. Негодяй настраивал общественное мнение Америки в пользу российско-украинского союза, выступая категорически против него.

Худа разбудило сообщение с борта карликовой подводной лодки, переправленное через Хельсинки, о том, что рядовой Джордж и Пегги Джеймс благополучно высадились на берег в окрестностях Санкт-Петербурга. Пять минут спустя Майк Роджерс, который, похоже, в эту ночь вообще не сомкнул глаз, доложил, что "Ил-76Т" вошел в воздушное пространство России и на полной скорости следует к месту высадки. Как ожидалось, самолет будет там через двадцать минут. Роджерс также добавил, что радиолокационные отражатели, которые "Ил" сбросил, подходя к берегу, ввели в заблуждение станцию наблюдения в Находке, позволив самолету незамеченным влиться в поток российской авиации. Пока что никто не обратил на него никакого внимания.

– Неужели система ПВО никак не отреагировала на постановку помех? – недоверчиво спросил Худ.

– Мы сделали это только для того, чтобы скрыть, с какой стороны появились, – ответил Роджерс. – Оказавшись в воздушном пространстве России, наш "Ил" стал вести себя совершенно естественно. Экипаж хранит полное радиомолчание, а на обратном пути в Находку сообщит, что самолет направляется на Хоккайдо за запасными частями для радиопередатчиков.

– И все равно я не могу поверить, что все прошло так гладко, – сказал Худ.

– За последние два года, – возразил Роджерс, – российская армия сдала еще больше. Солдатам, которые обслуживают радиолокационные станции, приходится находиться на дежурстве дольше, чем прежде. Естественно, они устают. Если не произойдет ничего из ряда вон выходящего, все будет в порядке.

– Ты так в этом уверен? – не сдавался Худ. – А что, если это ловушка, в которую мышка заходит, но не может выбраться обратно?

– Планируя операцию, мы рассматривали и такую возможность, – сказал Роджерс. – Русским нет смысла рисковать, позволяя "Бомбардиру" беспрепятственно высадиться. Все дело в том, Поль, что та Россия, с которой нам приходится иметь дело сейчас, имеет мало общего с той Россией, которая в прошлом доставляла нам столько беспокойства.

– И все же у этой России достаточно сил и средств, чтобы заставить нас кусать ногти, – возразил Худ.

– Тут ты попал в точку, – согласился Роджерс.

Встав с кушетки, Худ позвонил Беннету и попросил его собрать начальников отдела в "баке", затем сходил в отдельную туалетную комнату, чтобы соскоблить с глаз сон. Вытираясь, он никак не мог избавиться от мыслей о России. Неужели Майк прав, или же все они заблуждаются, опьяненные ложной эйфорией, вызванной крахом коммунизма и распадом Советского Союза?

И был ли этот крах? А может быть, все это лишь иллюзия, созданная с помощью дыма и зеркал, небольшая передышка, подобная временным затишьям Ледникового периода? Что, если силы зла просто ушли на время в тень, чтобы перестроиться и вернуться, неумолимыми как никогда?

Русские не привыкли к свободе и независимости. Еще со времен Ивана Грозного ими правят диктаторы.