Реальная угроза, стр. 41

На этот раз он не был таким терпеливым, теперь он не исследовал неизвестное. Теперь её реакция была ему знакома. Поняв, как возбудить её, Кортес приступил прямо к делу. Десять минут спустя Мойра забыла о всех вопросах. В её памяти останется только запах его кожи и нежность ласкающих её тело мужских рук. Она будет наслаждаться вернувшейся молодостью. Мойра станет задумываться над тем, куда все это приведёт, но даже не вспомнит, как это началось.

Любовные свидания принято хранить в тайне. Вскоре после полуночи Кортес отвёз Мойру туда, где стоял её автомобиль. И снова она изумила его своим молчанием. Она держала его за руку подобно школьнице, но это прикосновение хранило бездну чувств. Последний поцелуй перед тем, как она вышла из машины, Мойра не захотела, чтобы он провожал её.

— Спасибо, Хуан, — тихо прошептала она. Следующую фразу Кортес произнёс совершенно искренне:

— Мойра, ты возродила во мне мужчину. Я так тебе обязан. Когда я снова приеду в Вашингтон, мы должны...

— Обязательно...

Следуя за машиной Мойры, Кортес провожал её почти до самого дома — ему хотелось продемонстрировать свою потребность заботиться о ней, и он остановился лишь недалеко от порога, чтобы не привлечь внимания детей, которые, несомненно, не ложились спать. После этого Кортес вернулся в свой отель. На лице его была улыбка, лишь отчасти объяснимая успехом операции.

Сотрудники в штаб-квартире ФБР сразу все поняли. Проспав чуть больше шести часов, Мойра впорхнула в здание, облачённая в костюм, который не надевала с год. Её глаза сияли, и эту радость было невозможно скрыть. Даже директор ФБР Джейкобс обратил на это внимание, но никто не обмолвился ни словом. Джейкобс все понял. Он похоронил жену всего через несколько месяцев после того, как овдовела Мойра, и скоро узнал, что работа не способна заполнить такую пустоту в человеческой жизни. Как я рад за неё, подумал он. У Мойры все дети ещё дома. Не следует перегружать её работой. Она заслуживает, чтобы ей предоставили ещё один шанс на настоящую жизнь.

Глава 8

Развёртывание

Просто удивительно, как гладко все прошло, подумал Чавез. В конце концов, все они были сержантами, но тот, кто занимался организацией этого дела, был, несомненно, знающим и умным человеком, потому что все обошлось без слепых поисков, кому какие обязанности поручить. В их отделении были сержант, что помогал капитану Рамиресу в оперативном планировании, санитар, превосходно подготовленный в подразделении сил спецназа, уже прошедший курс владения оружием. Джулио Вега и Хуан Пискадор были раньше пулемётчиками, и сейчас им передали лёгкие бельгийские пулемёты. То же относилось и к радисту. Каждый член группы сразу вписался в отделение, занял отведённое ему место. Все прошли достаточную подготовку и потому с уважением относились к опыту и навыкам другого, а дальнейшая подготовка, при которой каждый овладевал дополнительными навыками, чтобы в случае необходимости заменить товарища, ещё больше заставила их уважать друг друга. Напряжённый режим подготовки усилил чувство гордости, с которым они прибыли в лагерь, и спустя две недели группа действовала, как хорошо оглаженный механизм. Чавез, прошедший обучение в школе рейнджеров, занимался разведкой и шёл впереди. Его задачей было прощупать обстановку, беззвучно передвигаться с одного места на другое, наблюдать и прислушиваться, а затем докладывать капитану Рамиресу.

— О'кей, где они? — спросил капитан.

— Двести метров отсюда, за тем выступом, — прошептал в ответ Чавез. — Пятеро. Трое спят, двое охраняют. Один сидит у костра, второй ходит с автоматом.

В горах было прохладно даже летом. Где-то вдалеке койот выл на луну.

Иногда слышался шорох — это олень пробирался среди деревьев, и единственным звуком, принадлежащим человеку, был отдалённый гул реактивных самолётов. В ясной ночи видимость казалась удивительной, даже не требовались очки, повышающие остроту зрения в темноте, которые имелись у каждого. В разреженном горном воздухе звезды на небе не сверкали, а просто светились, напоминая отдалённые сияющие точки. При обычных условиях Чавез обратил бы внимание на красоту ночи, но сейчас он думал только об операции.

Рамирес и сержанты были одеты в четырехцветные маскировочные комбинезоны, сделанные в Бельгии. Их лица тоже были соответственно раскрашены косметическими палочками (разумеется, в армии их так не называли), причём настолько умело, что люди слились с тенями подобно уэллсовскому человеку-невидимке. Но самое главное — они чувствовали себя в темноте как дома. Ночь была их лучшим и самым надёжным союзником. По своей природе человек дневной охотник. Все его органы чувств, все инстинкты, а также все изобретения лучше всего работают при дневном свете.

Первобытные ритмы сковывают его по ночам, если только он не прошёл подготовки, направленной на преодоление этого. Даже американские индейцы, казалось, растворившиеся с природой, боялись ночи и почти никогда не вели по ночам боевых действий; больше того, у них не принято было охранять ночью свой лагерь, что позволило американской армии разработать свою первую действенную стратегию ночных операций. В темноте человек разжигает костры не только для того, чтобы обогреться, но и для того, чтобы увеличить поле обзора, однако тем самым уменьшает этот обзор до нескольких футов, тогда как человеческий глаз, подготовленный должным образом, способен достаточно хорошо видеть в темноте.

— Всего пять?

— Я насчитал только пять.

Рамирес кивнул и сделал знак ещё двум солдатам приблизиться к нему.

Шёпотом отдав несколько приказов, он вместе с этими двумя двинулся вправо, чтобы подняться над лагерем. Чавез вернулся вперёд. В его задачу входило снять часового и солдата, что сидя дремал у костра. Двигаться в темноте, не нарушая тишины, труднее, чем видеть. В темноте человеческий глаз легче распознает движущиеся предметы, чем стоящие на месте. Чавез осторожно переставлял ноги, чтобы что-то не хрустнуло или не выскользнуло, нарушив тишину, — не следует недооценивать возможности человеческого слуха. При дневном свете этот способ передвижения мог произвести комическое впечатление, но имел явные преимущества.

Правда, красться так довольно медленно, а Динг, как всякий молодой мужчина, не отличался терпением. Это было его слабостью, от которой он стремился избавиться. Пригнувшись, держа наготове оружие, готовый к любой неожиданности, Чавез ощущал, как обострены все его органы чувств, — словно по телу протекал электрический ток. Он медленно поворачивал голову то в одну сторону, то в другую, а глаза его никогда не замирали на одном предмете — ведь стоит только остановить взгляд на чем-нибудь в темноте, как этот предмет через несколько секунд начинает исчезать, словно растворяясь во мраке.

Чавез ощущал беспокойство, но не мог понять отчего Он замер, осмотрелся, секунд на тридцать обратив все свои органы чувств на поиск слева от себя.

Ничего. впервые за сутки ему захотелось надеть очки ночного видения. Динг отогнал от себя эту мысль. Белка или другой ночной грызун. И уж, конечно, не человек. Никто не может передвигаться в темноте беззвучнее, чем ниндзя, улыбнулся он. Через несколько минут он достиг намеченной позиции и под прикрытием карликовой сосны опустился на колени. Сдвинув крышку с зелёного циферблата своих электронных часов, он наблюдал, как цифры мелькают одна за другой, приближая момент нападения. Часовой ходил по кругу, огибая костёр. Он не удалялся от него больше чем на тридцать футов, стараясь глядеть в сторону, чтобы не нарушить ночное зрение. Но пламя костра отражалось от камней и сосен вокруг, и отражённый свет не мог не влиять на ночное зрение часового — он дважды взглянул прямо на Чавеза, но не увидел его. Время.

Чавез поднял свой МР-5 и выстрелил в грудь часового. Тот вздрогнул от резкого удара, схватился за место попадания и, удивлённо застонав, свалился на землю. Выстрел сопровождался лишь едва слышным металлическим щелчком, похожим на удар одного скатившегося камушка о другой, однако в сонной ночной тишине он показался необычным. Солдат, дремавший у костра, шевельнулся, но не успел закончить движение, повалившись от второй пули Чавеза. Все развивалось отлично.