Радуга Шесть, стр. 222

Слишком рано менять ее, по крайней мере не ставить взамен канистру с Шивой. Тим, осторожней с этой канистрой.

— Можешь не сомневаться. — Нунэн вложил ее обратно в сумку Гиэринга и застегнул откидной клапан. — Мы проверим содержимое. Мистер Гиэринг, вы арестованы, — сказал ему агент ФБР. — Вы имеете право хранить молчание. Вы имеете право на присутствие адвоката во время допроса. Если вы не можете позволить себе нанять адвоката, мы предоставим его бесплатно. Все, что вы скажете, может быть использовано в суде против вас. Вам понятны эти правила, сэр?

Тело Гиэринга сотрясала дрожь. Он повернулся и посмотрел на дверь, надеясь, что ему удастся... Нет, не удастся. В этот момент дверь открылась, и в насосную станцию вошли сержанты Томлинсон и Джонстон.

— Арестовали его? — спросил Гомер.

— Да, — ответил Динг. Он достал сотовый телефон и позвонил в Америку. Снова потребовалось несколько секунд, чтобы системы кодирования завершили процесс синхронизации.

— Мы взяли его, — доложил Чавез Радуге Шесть. — Изъяли у него канистру, или как там она называется. Каким образом все мы вернемся в Америку?

— На авиабазе в Элис-Спрингс стоит «С-17» военно-воздушных сил. Постарайтесь добраться туда. Самолет будет ждать вас.

— О'кей, я сейчас это выясню. Позвоню позже, Джон. — Чавез нажал на кнопку «конец» и повернулся к арестованному. — Вы летите с нами, приятель. Если попытаетесь сделать какую-нибудь глупость, сержант Пирс выстрелит вам в голову. Верно, Майк?

— Да, сэр. Я сделаю это, — ответил Пирс.

Нунэн открыл клапан и включил насос. Затем они прошли по коридору стадиона и остановились у стоянки такси. Им понадобились две машины, и обе направились в сторону аэропорта. Там пришлось ждать полтора часа до вылета «Боинга-737» в аэропорт Элис-Спрингс, расположенный в центре австралийской пустыни. Полет длился почти два часа.

Элис-Спрингс находится в самом центре острова-континента под названием Австралия, рядом с горным хребтом МакДоннелла. Это действительно странное место для размещения в нем самого современного высокотехнологического оборудования, но здесь находились огромные спутниковые антенны, которые загружались информацией с американских разведывательных, электронных разведывательных спутников и военных спутников связи. Все это оборудование работало на АНБ — Агентство Национальной Безопасности, находящееся в Форте Мид, Мэриленд, между Вашингтоном и Балтимором.

Рейс «Квантос» был почти пустым. Сразу после посадки автобус аэропорта доставил их в терминал ВВС США, который был удивительно комфортабельным, хотя снаружи царила обжигающая жара и температура достигала сорока восьми градусов.

— Вы Чавез? — спросил сержант в зале для высокопоставленных пассажиров.

— Совершенно верно. Когда вылетает наш самолет?

— Он ждет вас, сэр. Прошу следовать за мной. — Они поместились в другом автобусе, который подвез их прямо к передней дверце на левой стороне самолета, и сержант в летном комбинезоне пригласил подняться на борт.

— Куда мы летим, сержант? — спросил Чавез, проходя мимо сержанта.

— Сначала в Хикэм на Гавайях, сэр, затем дальше, на авиабазу Трэвис в Калифорнии.

— Очень хорошо. Передай шоферу, что он может отправляться.

— Слушаюсь, сэр. — Сержант бортовой команды засмеялся, закрыл дверцу и прошел вперед, в кабину пилотов.

Он походил на передвижную пещеру, этот гигантский транспортный самолет.

На борту не было, по-видимому, больше никаких пассажиров. Гиэрингу не надели наручники, к некоторому разочарованию Динга, и он вел себя послушно, всюду сопровождаемый Нунэном.

— Итак, вы готовы поговорить с нами, мистер Гиэринг? — спросил агент ФБР.

— А что мне это даст?

Он должен был задать этот вопрос, решил Нунэн, но этот вопрос был признаком слабости, на что и надеялся агент ФБР. Простой вопрос позволил ему дать простой ответ:

— Жизнь, если повезет.

Глава 38

Природный курорт

Для Вила Гиэринга это было уж слишком. Никто не говорил ему, как следует поступать в такой ситуации. Ему даже в голову не приходило, что безопасность Проекта может быть нарушена. Теперь он поплатился жизнью, но как могло случиться такое? Он мог согласиться на сотрудничество со следствием, а мог и отказаться. В любом случае содержимое канистры подвергнется тщательному изучению, скорее всего в Институте химических и биологических исследований и разработок армии США в Форте Детрик, Мэриленд, и медицинским экспертам потребуется всего несколько секунд, чтобы определить, что он принес на Олимпийский стадион. У него отняли жизнь, отняли планы на будущее, и теперь оставался только один выход — согласиться на сотрудничество и надеяться на лучшее.

И вот поэтому, пока транспортный самолет «С-17А» «Глобмастер III» поднимался на свою крейсерскую высоту, он начал рассказ. Нунэн держал в руке портативный магнитофон и надеялся, что шум двигателей, который заполнял транспортный отсек, не сможет серьезно помешать записи. Самым трудным для него оказалась необходимость сохранять хладнокровие. Он слышал об экстремистских группах борцов за охрану окружающей среды, о людях, которые считали, что убийство новорожденных детенышей тюленей в Канаде равносильно Треблинке и Освенциму. Он знал, что Бюро разыскивает некоторых из них за преступления вроде налетов на медицинские учреждения, во время которых открывали клетки с лабораторными животными и выпускали их на свободу, или когда они загоняли гвозди в стволы деревьев для того, чтобы лесозаготовительные компании больше не решались пилить лес в этих районах, потому что гвозди выводили из строя пилы. Но ему не доводилось слышать о более серьезных преступлениях активистов, стремящихся защитить природу. В этом случае, однако, речь шла о преступлении, для определения которого уже не годилось слово «чудовищное». А религиозный пыл, сопровождавший все это, казался ему тотально враждебным. Ему хотелось верить, что в канистре, на которой написано «хлор», и на самом деле не содержится ничего более опасного, чем обычный хлор, однако он знал, это не так. Канистра и заплечная сумка, в которой она хранилась, были сейчас запечатаны в пластиковом контейнере, пристегнутом к сиденью, рядом с которым сидел сержант Майк Пирс.

— Он все еще не позвонил, — заметил Джон Брайтлинг, глядя на часы. На стадионе в Сиднее продолжалась церемония закрытия. Председатель Международного Олимпийского Комитета готовился выступить с речью, в которой он приглашал молодежь всего мира принять участие в следующих Олимпийских играх. Затем раздастся торжественная музыка оркестра и погаснет олимпийское пламя... одновременно начнется угасание большинства человечества. На стадионе воцарится грустное настроение, но вместе с грустью будет ощущаться такое же чувство неизбежности. Не будет следующей Олимпиады, и молодежь мира больше не услышит торжественного зова труб...

— Джон, он, наверно, следит за закрытием Олимпиады так же, как и мы. Подождем еще немного, — посоветовал Билл Хенриксен.

— Ну если ты так считаешь. — Брайтлинг обнял плечи жены и попытался успокоиться.

Даже в этот момент зрители, входящие на стадион, прошли через туманные системы и были обрызганы нано-капсулами, содержащими Шиву. Билл прав. Нельзя изменить неизбежное. Он видел это в своем воображении. Улицы и хайвэи опустеют, фермы перестанут работать, аэропорты закроются. Деревья будут наслаждаться жизнью без лесорубов, угрожающих им. Повсюду будут шнырять животные, обнюхивая опустевшие дома и, возможно, удивляясь, почему стих шум и куда исчезли двуногие существа. Наступит пир для крыс и других животных, питающихся падалью. Собаки и кошки вернутся к своему первобытному состоянию и попытаются выжить, насколько позволят обстоятельства. Растительноядные и хищные животные избавятся от преследования охотников. Разбросанные повсюду яды будут продолжать убивать, но в конце концов им придет конец, и прекратится гибель животных, которые не нравились фермерам и другим людям. В этом году больше не будет кровавого убийства новорожденных тюленей, которых безжалостно истребляли из-за их восхитительных белых шкурок. В этом году произойдет новое рождение мира... и, если для этого потребовалось насилие, оно стоит той цены, которую уплатит человечество за свои преступления. Им на смену придут люди, обладающие разумом и любовью к природе и способностью ценить ее. Это было религией для Брайтлинга и его людей. Несомненно, в их вере сохранились все характерные атрибуты религии. Они боготворили великую общую систему жизни, называемую Природой. Они сражались за нее, потому что знали, что Она любит и лелеет их. Все было так просто. Природа была для них не существом, а гигантской всеобъемлющей идеей, которая создает и защищает всех, кто близок к ней. Вряд ли они были первыми людьми, посвятившими свою жизнь идее.