Невольничий караван, стр. 50

— А где сейчас этот старый черт?

— В двух днях пути отсюда. Он движется вверх по реке. В Дикине ему удалось нанять два судна, сандал и нуквер, на которых он везет в свой поселок более трехсот хорошо вооруженных нуэров. У него кончился провиант, и он послал вперед двух своих людей, чтобы они доставили ему из дома мясо и муку. Теперь из-за вас они не смогут выполнить это поручение, и Абуль-моуту, судя по всему, придется туго: на его пути больше не осталось ни одного населенного пункта, кроме деревни Магунда, а там ему лучше не показываться, потому что тамошний хозяин — его лютый враг. Чтобы не умереть с голоду, люди Абуль-моута будут вынуждены охотиться и рыбачить, и это, конечно, надолго задержит их приезд. Кстати, если вы собираетесь отправиться на вашей лодке в Магунду, советую вам очень остерегаться встречи с ними. Как только увидите на реке какие-нибудь корабли, вы должны немедленно причалить и спрятаться на берегу, пока они не пройдут мимо.

— Думаю, это не понадобится. Мы тронемся в путь прямо сейчас и будем ехать всю ночь напролет, так что в Магунде мы окажемся гораздо раньше, чем он. Ты небось тоже прямо сейчас поскачешь с моим товарищем в Омбулу?

— Нет, не сейчас, а только на рассвете.

— На рассвете? Но почему? — удивился Шварц.

— По двум очень веским причинам. Вы, христиане, не знаете, что мусульманин должен начинать свои путешествия ровно в час аср, по-вашему, в три дня пополудни. Если же это невозможно, он может в виде исключения выступить с первыми лучами солнца. Но отправляться в дорогу после ночной молитвы закон строго-настрого запрещает. Отступить от этого правила мусульманин может только в случае самой крайней необходимости, сейчас же я таковой не вижу. И даже если бы я согласился выехать немедленно, что бы это дало? Далеко нам все равно не уйти, так как следов ловцов рабов, которые должны указывать нам путь, в темноте не видно! Поэтому давай не будем спорить! Я разрешаю тебе жить по уставу твоей веры, позволь и ты мне соблюдать требования моей!

— Но если мы будем ждать, пока рассветет, джуры снова явятся сюда и увидят меня!

— Они не придут. Они сейчас сидят у себя в деревне и пьют маризу, дурманящие пары которой наверняка заставят их проспать полдня. Шейх и раньше был сильно пьян, к счастью для нас с тобой, потому что иначе он ни за что не согласился бы уступить мне этих двух верблюдов. Один из них вместе с седлом — твоя собственность, ты должен мне за него пять талеров. Это очень дешевая цена, потому что уже близок сезон дождей, во время которого верблюды все равно погибнут, но зато я требую, чтобы твои талеры были не фальшивыми.

Дело в том, что талеры Марии-Терезии считаются в Судане настоящими только тогда, когда чеканка на них нисколько не стерта. На монете должны быть явственно видны семь точек диадемы, от которых, собственно, талер и получил здесь свое имя [112], а также аграф и буквы SF. Если какой-либо из этих признаков отсутствует, талер или не принимается вовсе, ила считается дешевле на несколько пиастров.

Пять талеров за оседланного верблюда — такая цена была не то, что низкой, а просто смешной. Шварц достал кошелек и тотчас же отсчитал требуемую сумму. Так как в темноте проверить чеканку не представлялось возможным, он обещал утром обменять монеты по первому требованию Охотника на слонов. Теперь ему предстояло проститься с Пфотенхауером, который не мог ждать вместе с ним еще четыре часа до рассвета, так как должен был опередить Абуль-моута и к утру добраться до Магунды.

— Ну что ж, дай-то Бог, чтобы мы поскорей увиделись вновь, — сказал Серый, протягивая Шварцу руку. — Я вот сейчас тебя отпускаю, а на сердце у меня скребут кошки, потому я все ж считаю, что все эти беланда, вместе взятые, ей-ей, не стоят того, чтобы ты за них отдал свою жизнь. Эх, и какое нам вообще дело до этих негров?.. Но если уж того требует твоя совесть, поезжай с Богом! Или, — вдруг оживился он, — ты все-таки позволишь мне сделать это вместо тебя? Ведь сейчас еще не поздно!

— Нет, любезный доктор, на это я пойти не могу, и поэтому…

— Да замолчишь ты наконец, чертов ты паршивец? — чуть ли не со слезами в голосе закричал Серый. — Подумать только, опять назвал меня доктором! Да еще в такой момент, когда ты должен прилагать все усилия, чтобы меня не огорчать!

— Я совсем этого не хотел, я же обещал так не обращаться к тебе. Это у меня просто вырвалось! — торопливо забормотал Шварц.

— Тогда приколоти своего «доктора» внутри своей пустой башки, чтоб он больше оттуда не вырывался! Если ты не хочешь называть меня попросту Игнац, или Нац, или еще короче Наци-Птица, можешь вообще не возвращаться из этой чертовой Омбулы! Для того я, что ли, пил с тобой на брудершафт, чтоб ты не желал признавать меня за своего парня и обрушивал на меня титулы, будто я придворная особа? И если ты и дальше намерен продолжать в том же духе, оставайся лучше у своих беланда, и пусть они тебя сделают парикмахером, а еще лучше — титулярным советником! Ну вот, теперь ты знаешь, кто ты есть! — перевел ДУХ Пфотенхауер, а затем продолжал в прежнем сердитом тоне: — В общем, будь здоров, не давай никакой проклятой твари навредить тебе и вспоминай почаще о своем Наци, который будет считать секунды до твоего возвращения!

Он повернулся и, сопровождаемый негром, почти побежал прочь. Оба давно уже растворились в ночной темноте, а Шварц все смотрел им вслед и думал о том, что он до сих пор даже не понимал, как дорог стал ему этот старый ворчливый чудак.

Глава 9

РАССКАЗ ОХОТНИКА

Оставшись вдвоем, Шварц и Охотник на слонов уселись на землю и принялись ждать рассвета. Их план был прост: с наступлением утра они хотели отправиться по следам ловцов рабов, а догнав их, сделать небольшой крюк в сторону и по какой-нибудь другой дороге добраться раньше их до Омбулы.

Разговор не клеился: все детали предстоящего пути были уже обсуждены, а подробнее расспрашивать друг друга о жизни никто из них не решался.

Так они сидели, погруженные в полудрему, пока голос журавля не возвестил о приближающемся утре. Несколько цапель пролетели над деревьями, чибис прокричал свое «зик-зак», проснулся и присоединился к утренней песне шумный народ уток и аистов-разинь. Звезды на востоке сменило взошедшее светило, и Охотник на слонов встал на колени, чтобы прочитать первую молитву дня.

Шварц тоже сложил руки; как было не вспомнить о Творце в этот торжественный миг пробуждения природы!

Закончив молиться, араб молча подошел к своему верблюду и оседлал его. Шварц последовал его примеру, и «корабли пустыни» понесли своих всадников на юг, по следам ловцов рабов. Путешествие началось, и одному Богу было известно, чем оно может кончиться.

Рассветные сумерки не продлились и десяти минут как на смену им пришел светлый день. Равнина лежала перед путешественниками как на ладони. В той стороне, где была расположена деревня джуров, не было видно ни души; как и предсказывал Охотник на слонов, исчезновение обоих белых осталось незамеченным.

Только сейчас Шварц разглядел, что его спутник, оказывается, в изобилии запасся провиантом. На его седле висели несколько недавно забитых кур и два кожаных мешка, доверху наполненные мукой. Таким образом, о пропитании во время пути теперь беспокоиться не приходилось.

Гораздо менее обнадеживающее зрелище представляли собой верблюды, которых удалось раздобыть Охотнику на слонов. Они были крайне истощены, а кожа их была сплошь покрыта глубокими ссадинами от ударов, которые уже начали гноиться. Каким-то чудом они остались в живых после болезней и мучений, которые принес им последний сезон дождей, однако одного взгляда на них было достаточно, чтобы понять, что долго они не протянут. Должно быть, толстый шейх получил немалое удовлетворение, продавая «невоспитанным» гостям своих самых плохих животных. Верблюды еле передвигали ноги, и расшевелить их нельзя было ни уговорами, ни ударами.