Черный Город, стр. 102

Профессор и его дочь, похоже, восприняли этот нюанс очень серьезно, чего нельзя было сказать обо мне. После того как мне пришлось столкнуться с морсего, существами с огромными клыками, вытянутыми черепами и острыми как нож когтями, человек с тремя пальцами — да пусть хоть с двумя головами! — казался мне всего лишь небольшой шуткой природы, которая представляла интерес только для антропологов и администраторов бродячих цирков.

— Знаете, что я вам по этому поводу скажу? — усмехнулся я, пожимая плечами. — Мне непонятно, из-за чего такой ажиотаж. — Я покосился на Касси и Валерию, которые, похоже, уже более-менее пришли в себя после случившегося с ними потрясения. — Нам известно, что «древние люди» научились генетически модифицировать людей так, как им вздумается, а потому они вполне могли создать человека с тремя пальцами. Что, по-вашему, в этом такого странного?.. Более того, — продолжал я, произнося слова медленно и отчетливо, — учитывая роскошь, с которой похоронены вот эти индивидуумы, можно вполне обоснованно предположить, что «древние люди» генетически модифицировали самих себя и что они, возможно, решили, что с тремя пальцами ладонь выглядит красивее, чем с пятью. Сейчас они, наверное, где-нибудь там, в аду, лопаются от смеха, глядя на то, как вы ломаете себе голову, пытаясь найти логическое объяснение их незатейливому эстетическому капризу.

Валерия закатила глаза и покачала головой.

— Нет, Улисс, — нетерпеливо фыркнула она. — Ты ничего не понимаешь. Одно дело — удлинить себе череп, член или просто изуродовать себя, и совсем другое — существенно изменить генетический код, заложенный в ДНК. У нас, приматов, на руке пять пальцев на протяжении уже миллионов лет, и это не подлежит изменению. Это — нечто такое, что не может быть модифицировано, причем даже в наше время. Я права, Анжелика?

Бразильянка, которая, если не считать ругательства на португальском языке, уже давно не произносила ни слова — как воды в рот набрала, — снова подошла к нам и, настороженно взглянув на саркофаг, пару раз кивнула.

— Ну что ж, хорошо, — сказал я, поднимая руки. — Если вы считаете, что в этом саркофаге лежит не человек, то что же это тогда, черт возьми, такое? — насмешливо спросил я. — Птица? Панда?

— Этого мы еще не знаем, друг мой, — снова присоединился к обсуждению профессор. — Однако если мы используем обычный метод исключения и отбросим человека и прочих приматов, то…

Профессор не договорил, и его фраза повисла в спертом воздухе этого пятиугольного помещения, облицованного золотом. Он, возможно, ожидал, что я договорю вместо него и озвучу его предположения, но я предпочел промолчать.

Проблема, понятное дело, заключалась в том, что я даже понятия не имел, какие у него возникли предположения.

Более того, у меня не было абсолютно никаких собственных версий на этот счет.

Почти на целую минуту воцарилось напряженное молчание, а затем Кассандра сделала шаг вперед, еще больше отодвинула крышку саркофага и, нарушая все правила проведения археологических раскопок и исследований, засунула руку внутрь. Затем она подняла взгляд и, посмотрев на всех остальных и глубоко вздохнув, сказала дрожащим голосом:

— Все свидетельствует о том, что данный индивид не является человеком, а потому я сейчас скажу то, о чем все присутствующие… — она покосилась на меня, — ну, или почтивсе, думают. То, что лежит в этом своеобразном саркофаге и, не сомневаюсь, в остальных четырех саркофагах тоже, — это не трупы «древних людей», построивших этот город, а… а, если так можно выразиться, останки тех «богов», которые спустились с небес тысячи лет назад, чтобы озарить «древних людей» светом знаний.

Услышав из уст мексиканки столь странное заявление, я едва не расхохотался. Слушая ее, можно было бы подумать, что она имеет в виду, что это были…

— Это — инопланетяне, — сказала, словно читая мои мысли, Кассандра. — Существо, которое лежит в данном саркофаге, происходит — как бы трудно ни было нам в это поверить — не с нашей планеты.

Если молчание, которое воцарялось пару минут раньше, было напряженным, то теперь, после того, что сказала Касси, воцарилась тишина, которую можно было назвать не иначе, как гробовой.

Что касалось меня, то я помалкивал не из-за душевного смятения, вызванного невероятным заявлением Кассандры, а из-за недоумения, которое вызвал у меня тот факт, что никто не стал ей ничего возражать. Даже Валерия, обычно не упускавшая ни единой возможности поспорить с мексиканкой, не проронила ни слова.

Как это ни было странно, все они думали то же самое, что и Кассандра.

— Ты говоришь это серьезно? — наконец шепотом спросил я, видя, что никто не подвергает ее слова сомнению. — Ты, вообще-то, отдаешь себе отчет в том, чтоты заявляешь? Этот тип, он что, марсианин?

— Нет, не марсианин, — тут же вмешался профессор. — Он с какой-то другой планеты, Улисс. Марсиане должны быть с Марса, а на Марсе нет жизни.

— Как по мне, так пусть он хоть галисиец! — воскликнул я, удивляясь тому, что это было единственное возражение, которое я услышал. — С какой это стати его следует считать инопланетянином?

— А почему бы и нет?

— Да потому что нет! Это всего лишь человек с тремя пальцами, не более того.

— Их таких тут пять, — сказал Клаудио. — Пять типов с тремя пальцами.

— Да хоть полсотни! Это еще не говорит о том, что они явились сюда с другой планеты.

— Мы тебе уже объяснили, — снова подключилась к разговору Валерия, — что люди не могут быть трехпалыми, потому что такого невозможно добиться даже при помощи генной инженерии. С этим согласна и Анжелика, а она ведь врач. Какие тебе еще требуются доказательства?

— А я откуда знаю какие? — Я пожал плечами, не зная, что и сказать в ответ. — Еще хотя бы… одно.

— Еще хотя бы одно доказательство? — спросила Касси. — И тогда ты с нами согласишься?

Такого я не ожидал, поскольку очень даже сомневался, что она сможет представить мне какие-то дополнительные доказательства: никто из нас не видел нигде поблизости приземлившейся летающей тарелки.

— Ну… Думаю, что тогда соглашусь, — неохотно кивнув, произнес я.

Мексиканка жестом показала мне, чтобы я наклонился, и, когда я это сделал, снова засунула руку в саркофаг, освещая его внутреннее пространство фонариком.

— Взгляни-ка на это, — коротко сказала она.

Произнеся эти слова, она ухватилась пальцами за повязки на лицевой части головы мумии (я догадался, что она уже делала это, прежде чем пойти на свое сногсшибательное заявление) и приподняла их достаточно высоко для того, чтобы можно было рассмотреть череп. Череп этот был желтоватым и, вне всякого сомнения, чрезмерно большим по отношению к остальным частям тела. Черепная коробка чем-то напоминала надутый до предела воздушный шарик, а почти все черты лица были смехотворно маленькими, особенно челюсть, ноздри и рот. Глазная же впадина — та, которую было видно, потому что вторая глазная впадина так и осталась спрятанной под повязками, — невольно вызвала у меня ассоциации с пиратом, глаз которого закрыт круглым черным кружком материи, потому что она намного, раза в два или в три, превышала по размерам глазную впадину обычного человека. Получалось, что у этого… гуманоида при жизни были огромные глаза, детские, как у младенца, черты лица, невысокий рост и чрезмерно большая голова. Короче говоря, он был по своей внешности абсолютно идентичен тому жуткому золотому идолу, которого мы обнаружили в «золотом зале», а еще очень похож на то, как люди, одержимые всякими там летающими тарелками, представляют себе инопланетян.

Или это был самый грандиозный и самый изощренный в истории розыгрыш, или… или мне не оставалось ничего другого, кроме как признать, что я разглядываю бренные останки инопланетного существа.

— Ну хорошо… — пробормотал я, с трудом выйдя из охватившего меня оцепенения. — И что мы теперь будем делать?

Ответ на мой вопрос прозвучал из уст Валерии.