Раскаты грома (И грянул гром) (Другой перевод), стр. 77

– Нравится?

– Нравится? Да ничего замечательней я в жизни не видел!

Краем глаза Шон с облегчением заметил, что вмешался Майкл. Как единственный механик среди присутствующих, он уселся за руль и что-то авторитетно объяснял собравшимся.

– Садись! – приказала Руфь.

– Позволь мне сначала разглядеть его.

Держа Руфь под руку, Шон обошел автомобиль, не приближаясь к нему больше чем на несколько шагов. Большие фары злобно взглянули на него, и Шон отвел глаза. Его тревога быстро превратилась в настоящий страх, когда он понял, что ему придется не только ездить в этом чудовище, но и управлять им.

Неспособный больше откладывать, он подошел и погладил кузов.

– Привет! – мрачно сказал он машине. Неприрученному животному нужно с первой минуты показать, кто хозяин.

– Садись!

Майкл все еще оставался за рулем, поэтому Шон послушался, усадил Руфь в середину переднего сиденья, а сам сел ближе к дверце. На коленях у Руфи подпрыгивала и визжала от возбуждения Буря. Задержка, во время которой Майкл сверялся с инструкцией, не прибавила Шону уверенности.

– Руфь, не стоит ли оставить Бурю – только на первый раз?

– О, она нисколько не мешает. – Руфь с добродушной насмешкой посмотрела на него и улыбнулась. – Дорогой, это совершенно безопасно.

Несмотря на ее уверения, Шон застыл от ужаса, когда мотор наконец ожил и взревел, и потом все время их триумфального проезда по улицам Ледибурга сидел неподвижно, глядя прямо перед собой. Вдоль дороги стояли жители и слуги и удивленно и радостно приветствовали их.

Наконец они вернулись на Протеа-стрит, Майкл остановил машину перед домом, и Шон вышел из нее, как человек, очнувшийся от кошмара. Он решительно запретил поездку на машине в церковь, заявив, что это неуважение и дурной вкус. Преподобный Смайли был удивлен и обрадован тем, что Шон просидел всю службу не заснув, и встревоженное выражение его лица посчитал проснувшимся страхом за душу.

После церкви Майкл отправился в Тёнис-крааль на рождественский обед с родителями, но потом вернулся, чтобы начать обучение Шона. Все население Ледибурга наблюдало, как Шон и Майкл медленно объехали квартал. К вечеру Майкл решил, что Шон может вести машину самостоятельно, и вышел из нее.

Один за рулем, вспотев от напряжения и тревоги, Шон посмотрел на море ожидающих лиц и увидел широко улыбающегося Мбежане.

– Мбежане! – взревел он.

– Нкози!

– Садись со мной.

Улыбка Мбежане исчезла. Он немного попятился. Невозможно, чтобы экипаж двигался сам по себе; Мбежане не хотел в этом участвовать.

– Нкози, у меня еще очень болят ноги.

В толпе было много работников с Лайон-Копа, которые пришли с холмов, когда до них дошла весть о новом чуде.

Один из них засмеялся, усомнившись в храбрости Мбежане. Мбежане выпрямился, смерил этого человека презрительным взглядом, гордо прошествовал к «роллс-ройсу», сел рядом с Шоном и скрестил руки на груди.

Шон глубоко вдохнул и обеими руками ухватился за руль. Прищурясь, он посмотрел на дорогу перед собой.

«Выжать сцепление! – про себя произнес он. – Переключить скорость! Отпустить тормоз! Нажать педаль газа! Отпустить сцепление!»

«Роллс» так яростно рванул вперед, что Шона и Мбежане едва не сбросило с сиденья. Через пятьдесят ярдов машина остановилась, потому что кончилось горючее: очень удачно, потому что в противном случае Шон ни за что не вспомнил бы, как ее останавливать.

С посеревшим лицом, пошатываясь, Мбежане выбрался из «роллса» в первый и последний раз. Больше он никогда в него не садился, и в глубине души Шон завидовал его свободе. Он с облегчением узнал, что пройдет несколько недель, прежде чем из Кейптауна пришлют горючее.

Глава 74

За три недели до свадьбы Шона и Руфи Ада Кортни рано утром вышла в сад нарвать фруктов. И нашла Мэри. Девушка в ночной сорочке висела на большом дереве авокадо. Ада сняла ее и послала слугу за доктором Фрейзером.

Вместе они перенесли мертвую девушку в его комнатку и положили на кровать. Пока доктор Фрейзер торопливо осматривал ее, Ада, стоя у кровати, смотрела на лицо Мэри, которое смерть сделала еще более жалким.

– Какое глубокое одиночество довело ее до этого? – прошептала она. Доктор Фрейзер накрыл труп простыней и посмотрел на Аду.

– Причина не в этом. Вероятно, лучше бы она была чуть более одинокой. – Он достал кожаный кисет и принялся набивать трубку. – Кто ее дружок, тетя Ада?

– У нее не было дружка.

– Наверняка был.

– С чего вы взяли?

– Тетя Ада, девушка на четвертом месяце беременности.

Похороны были скромными, присутствовали только семья Кортни и девушки. Мэри была сиротой, а других друзей у нее не было.

За две недели до свадьбы Шон и Майкл закончили срезать кору и перевели зулусов на посадку саженцев на участках, где лес был уничтожен огнем. Вместе они подсчитали прибыли и расходы. Объединив свои неглубокие познания в бухгалтерии и проспорив до глубокой ночи, они наконец сошлись на том, что с пятнадцати сотен акров акации получили тысячу четыреста двадцать тонн коры общей стоимостью чуть больше двадцати восьми тысяч фунтов стерлингов.

Но на этом их согласие кончилось. Майкл считал, что в подсчеты должны быть включены только расходы на материалы и посадку на следующий год. Это давало девять тысяч фунтов годовой прибыли.

Шон хотел учесть абсолютно все расходы и показать прибыль в тысячу фунтов, что завело их в тупик и в конечном счете заставило выписать из Питермарицбурга опытного бухгалтера.

Этот джентльмен встал на сторону Майкла.

Они обдумывали перспективы на будущий сезон и с некоторым ошеломлением поняли, что предстоит убрать четыре тысячи акров акации и это принесет восемьдесят тысяч фунтов – конечно, если больше не будет пожаров. В тот же вечер, ничего не сказав Шону, Майкл написал два письма. Первое было адресовано в Бирмингем, изготовителю тяжелой техники, чье имя и адрес Майкл прочел на одном из больших бойлеров Натальской акациевой компании. Второе письмо ушло в Лондон на Чаринг-Кросс, в книжный магазин Фойла, и содержало просьбу выслать всю имеющуюся литературу об обработке коры акации.

Майкл Кортни перенял у Шона привычку к грандиозным мечтам. Он также научился у него претворять эти мечты в жизнь.

За три дня до свадьбы Ада и ее девушки отправились в Питермарицбург поездом, а Шон, Майкл и Дирк последовали за ними в «роллсе».

Втроем, пропылившиеся, в дурном настроении они высадились у отеля «Белая лошадь». Поездка была нервной. Шон непрерывно выкрикивал водителю – Майклу – предупреждения, указания и проклятия:

– Помедленней, ради Бога, медленней!

– Ты хочешь убить нас всех!

– Осторожно! Коровы!

– Не веди так близко к краю!

Дирк вносил свой вклад, постоянно требуя остановить машину, чтобы помочиться, высовывался за борт, без устали перебирался с заднего сиденья на переднее и обратно и требовал увеличить скорость. Наконец, потеряв терпение, Шон и Майкл остановили машину и выпороли его ветками росшей у дороги березы.

По прибытии Дирка встретила Ада и увела его, шмыгающего носом и хнычущего.

Майкл в «роллсе» исчез в направлении Натальской акациевой компании; следующие три дня он в основном провел там, ко всему присматриваясь и задавая вопросы, а Шон отправился на встречу с Яном Паулюсом Леруа, который, получив от Шона приглашение на свадьбу, приехал из Претории. Ко дню венчания Майкл Кортни накопил целый том записей об обработке коры, а Ян Паулюс подробно рассказал Шону о целях и задачах Южно-Африканской партии. Но в ответ на уговоры Шон обещал только, что «подумает».

Свадебная церемония заставила всех о многом задуматься.

Хотя Шон не возражал против свадьбы в синагоге, он категорически отказался от небольшой болезненной операции, которая позволила бы ему это. Его робкое предложение Руфи перейти в христианство было отвергнуто столь же категорически. Наконец был найден компромисс, и Бен Голдберг убедил местный магистрат провести в столовой Голдбергов гражданскую церемонию.