Государственные игры, стр. 84

– Минут пятнадцать или около того. – Байон по-прежнему смотрел на Нэнси, демонстративно отвернувшуюся к окну. – Мадемуазель Босуорт, ваши доводы не лишены смысла, и я сожалею, что резко говорил с месье Столлом. Однако слишком многое поставлено на карту. – Он обвел взглядом всех присутствующих. – Кто-нибудь из вас задумывался о том риске, который возникнет в случае успеха?

Худ подался вперед.

– Нет, об этом мы не думали. Что вы имеете в виду?

– Если мы сработаем с хирургической точностью и падет только Доминик, его компания и ее холдинги смогут все-таки выжить. Если же развалятся и они, будут потеряны миллиарды долларов. Французская экономика и правительство будут сильно дестабилизированы. И это создаст тот вакуум, подобный которому мы видели в прошлом. – Он посмотрел мимо них в сторону идущего сзади второго микроавтобуса. – Вакуум, в котором и расцвел германский национализм, в котором немецкие политики будоражили кровь обывателя. – Он перевел взгляд на Худа. – Из которого они с алчностью взирали на Австрию, Судеты, Эльзас-Лотарингию. Месье Худ и месье Столл, мадемуазель Босуорт, мы идем по натянутому канату. Осторожность является нашим балансировочным шестом, а законность – страховочной сеткой. С ними мы сможем благополучно добраться до другого конца.

Нэнси так и не отворачивалась от окна. Пол знал, что извиняться она не станет. Однако сам факт, что она прекратила спор, для нее уже был равнозначен извинению.

– Я тоже верю в закон и верю в те системы, которые мы создали для их защиты, – заговорил Худ. – Полковник, мы поможем вам добраться до другого конца каната.

Байон поблагодарил его легким кивком, и это стало первым проявлением его признательности с момента их прибытия.

– Спасибо, босс, – вздохнул Столл. – Как я уже говорил, на меня будут не слишком давить с выводами, не так ли?

Глава 54

Когда машина заглохла, Джоди убрала ногу с педали и, откинув голову на подголовник, плотнее сомкнула веки.

– Я не смогу двигаться, – выдохнула она. Херберт включил лампочку над головой и наклонился к девушке.

– Миленькая, – мягко сказал он, – тебе придется это сделать.

– Нет…

Херберт принялся выщипывать клочья обивки из распоротого сиденья.

– Наша машина сдохла. И мы сдохнем тоже, если только из нее не выберемся.

– Я не смогу… – повторила она.

Херберт оттянул ворот ее блузки и нежно стер кровь с места ранения. Ранка оказалась небольшой. Он не удивился бы, если бы пуля оказалась двадцать второго калибра и была бы выпущена из самодельной железяки кем-то из мальчишек в толпе.

Безмозглые панки, подумал Боб. Готовы наделать в штаны от вида собственной крови.

– Я боюсь, – неожиданно заявила Джоди. Она начала всхлипывать. – Я оказалась не права. Я все равно боюсь!

– Это нормально, – успокоил ее Херберт. – Слишком многого ты от себя требуешь.

Боб страшно переживал за девчонку, но не мог себе позволить оставить ее в покое. Не сейчас. Он ни на секунду не усомнился, что Карин постарается их достать – со своими людьми или в одиночку. Эмблемы нацизма должны быть омыты кровью покоренных, чтобы служить символом власти.

– Послушай меня, Джоди, – попросил Херберт. – Мы находимся неподалеку от того места, где встретились, приблизительно в миле от главного шоссе. Если мы сможем туда добраться, с нами все будет в порядке.

Херберт повернулся и открыл “бардачок”. Обнаружив там аспирин, он сунул девушке две таблетки. Затем выудил с заднего сиденья бутылку с водой и дал ей запить. Когда Джоди покончила с лекарством, он забросил руки за спинку сиденья, дав им немного отдохнуть. Ему предстояло еще одно трудное дело.

– Джоди, нам необходимо отсюда выбраться. – И тут Боб нашел то, что искал. – Милая, мне придется обработать твою рану. Девушка открыла глаза.

– Каким образом? – спросила она, поморщившись из-за того, что шевельнула плечом.

– Я должен достать из тебя пулю. Но у нас нет ни длинной тряпки для повязки, ни ниток, чтобы зашить твою рану. После того как я покончу с пулей, рану надо будет прокалить.

– Вы хотите меня прижечь? – Джоди резко насторожилась.

– Мне доводилось это делать и раньше, – ответил Херберт. – Нам нужно отсюда уходить, а для этого у нас нет даже конной тяги. То, что я собираюсь сделать, будет больно, но сейчас тебе больно не меньше. Заняться раной необходимо.

Девушка откинула голову назад.

– Солнышко! Мы не можем терять времени.

– Хорошо, – с усилием согласилась она. – Делайте. Держа руки внизу, так, чтобы Джоди не увидела, он зажег спичку и поднес пламя к кончику своего кинжала. Еще через несколько секунд он загасил пламя и двумя пальцами аккуратно развел края ранки. В желтоватом свете лампочки блеснула тыльная часть пули. Сделав глубокий вздох, Херберт зажал рот девушки левой ладонью.

– Можешь укусить, если очень захочется, – разрешил он, занося над раной нож.

Джоди застонала.

Хитрость в обработке пулевых ранений заключалась в том, чтобы, доставая пулю, не причинить еще больших повреждений, чем та уже сделала. Но извлечь пулю было необходимо, пока она не сместилась в тканях и не разорвала их в других местах или не распалась на фрагменты.

В идеале, чтобы извлечь пулю, необходимы щипцы или пинцет. У Херберта был только нож. Это означало, что он должен подцепить пулю снизу и выковырнуть ее быстрым движением, чтобы лезвие не гуляло туда-сюда от непроизвольных движений Джоди.

Секунду поизучав ранение, он приставил кончик к отверстию. Пуля вошла в тело под небольшим углом слева направо, и ему придется идти тем же путем. Задержав дыхание, он ухватил нож покрепче и медленно ввел его в рану.

Джоди простонала в его ладонь и стала с силой вырываться из рук, но он прижал ее левым предплечьем. Ничто не развивало мышцы верхней части тела так, как постоянные отжимания в кресле-каталке.

Херберт довел лезвие до конца пули. Нащупав ее край, завел кончик лезвия под пулю и использовал нож как рычаг. Кусочек металла медленно вылез наружу и скатился вдоль тела девушки.

Сунув нож за пояс и отпустив Джоди, Херберт быстро схватил спички.

– Чтобы прижечь рану, мне понадобятся четыре-пять секунд, – сказал он. – Ты мне дашь их?

Сжав покрепче губы и веки, Джоди решительно кивнула.

Херберт чиркнул спичкой и поджег ею весь коробок. Это было и быстрее и горячее, чем если бы он разогревал лезвие ножа. А сейчас счет шел на секунды.

Еще раз зажав Джоди рот рукой, Херберт прижал полыхающие головки спичек к кровоточащей ране.

Девушка напряглась и укусила его за ладонь. Бобу была знакома та боль, которую она испытывала, и он знал, что эта боль станет еще нетерпимей по мере того, как будет испаряться влага из тканей. Когда Джоди сжала зубы сильнее, Херберт переборол собственную боль и наклонился к ее уху.

– Тебе доводилось видеть Кеннета Бранаха в роли Генриха V? Одна секунда. Выкипела кровь. Руки Джоди метнулись к кисти Херберта.

– Помнишь, что он говорил своим солдатам? Две секунды. Запахло паленым мясом. Зубы Джоди прокусили его ладонь.

– Генри говорил им, что наступит день, когда они будут показывать шрамы своим детям и рассказывать, какими крутыми были их отцы.

Три секунды. Рана зашипела. Силы Джоди, похоже, были на исходе. У нее начали закатываться глаза.

– И тебе будет, что рассказать, – продолжил Херберт. – Но ты, наверно, сделаешь пластическую операцию.

Четыре секунды. Края раны сошлись под воздействием высокой температуры. Руки Джоди безвольно упали.

– Никто ни в жизнь не поверит, что ты была ранена. Что ты сражалась с королем Бобом Хербертом в день святого Сапожника.

Пять секунд. Херберт потянул за коробок, и тот с небольшим сопротивлением оторвался от горелой плоти. Отбросив его в сторону, Боб счистил остатки угольков с кожи девушки. Вид у раны был безобразный, но по крайней мере она закрылась.