No Logo. Люди против брэндов, стр. 131
Такие предупреждения неявно содержат в себе намек, что, несмотря на неэффективность правительств и победоносную корпоративную риторику, механизмы регулирования деятельности транснациональных корпораций все-таки существуют. Как мы видели, существуют и торговые соглашения, и местные законы об избирательных закупках, и кампании за этические принципы инвестирования. Но ведь можно еще поставить в зависимость от выполнения корпорациями определенных условий и правительственные займы, и страховые гарантии иностранным инвесторам, и участие в работе торговых представительств. Можно, конечно, сомневаться, что транснациональные корпорации согласятся с такими ограничениями своей глобальной мобильности. Но ведь последние четыре года показали, что можно заставить самые могущественные и прибыльные корпорации постоянно повышать планку требований к своей деятельности в отношении социальной ответственности. И если общество остается обществом, планку можно поднимать еще выше и, в конце концов, вывести эти вопросы из-под корпоративного контроля и перевести их в сферу общественных интересов.
Заключение
Общество: потребительское или гражданское?
Пиво в баре гостиницы в Розарио было восхитительно холодным, и ребята из Центра помощи рабочим немного навеселе. Мы спорим — в который раз — о том, есть ли хоть что-нибудь стоящее в кодексах корпоративного поведения. Зернан Толедо (лично он — за вооруженную революцию, вопрос только в том, когда придет время) стучит кулаком по столу:
— Эти бумаги написаны транснациональными корпорациями, и они будут служить только транснациональным корпорациям — ты что, Маркса не читала?
— Сейчас все по-другому, — возражаю я. — На дворе глобализация, нужны какие-то общие нормы, стандарты — а правительства-то их не вводят.
— Тоже мне новость — глобализация. У нас испокон века глобализация, — говорит Ариель Сальвадор, тоже организатор из ЦПР. Но смотрит он не на меня, а куда-то в другой конец бара. Гостиница, где я остановилась, — единственная вблизи зоны экспортного производства Кавите, и она, естественно, заполнена приезжими владельцами фабрик, подрядчиками и закупщиками; они в баре всю ночь — поют под караоке и совершают сделки на дешевую одежду и электронику. Я прослеживаю взгляд Арнеля — он уставлен в молодого человека, развалившегося в кресле, ноги на столе, колени торчат вверх, настоящий «хозяин мира». Стильный, современный, он как будто сошел с рекламы мобильных телефонов, что наводняют экраны азиатского телевидения.
— Иностранца всегда узнаешь, — медленно произносит Ариель, и его обычно теплый голос становится ледяным. — Филиппинец так никогда не рассядется.
Иностранные инвесторы, поющие под караоке в отеле «Гора и море» в Розарио, — часть долгой и горькой истории колонизации Филиппин: сначала пришли завоеватели-испанцы, потом американцы выстроили свои военные базы и сделали подростковую проституцию индустрией — одной из крупнейших в стране. Колониализма больше нет, американское военное присутствие ослабло, и новые империалисты — это тайваньские и корейские подрядчики в зонах экспортного производства, оскорбляющие своими домогательствами восемнадцатилетних филиппинок, работающих на конвейере. Несколько зон свободной торговли на Филиппинах (Кавите не в их числе) фактически выстроены на территориях, еще несколько лет назад занимаемых военными базами США, а рабочих по всей стране возят в зону и с зоны на американских армейских джипах, переделанных в микроавтобусы. Для Арнеля Сальвадора и Зернана Толедо столь превозносимые радости экономической глобализации сводятся, в общем-то, к тому же самому: хозяин просто поменял военную форму на итальянский костюм и ходит с мобильником Ericsson.
На следующий день после нашей попойки я сижу во дворе Центра помощи рабочим с Нидой Барсенас и спрашиваю, что заставляет ее изо дня в день, в 11 часов вечера, приходить в общежитие и встречаться со швеями, когда они наконец добираются с работы. Вопрос звучит для Ниды неожиданностью.
— Потому что я хочу им помочь! Серьезно, я просто хочу им помочь, — говорит она. Тут напряженная собранность, позволяющая ей стоять перед начальством зоны и мелкими местными бюрократами, исчезает, и по ее гладким щекам текут слезы. Она только и может произнести: — Просто, как сказал Анрель, — все это так долго!
«Так долго» — это не о борьбе за права сотоварищей на фабрике, хотя и это тоже. «Так долго» — это борьба против феодальных землевладельцев, против военных диктаторов, а теперь против иностранных фабрикантов. Я выключаю диктофон, и мы сидим в тишине, пока ее коллега Сесиль Туи-ко не выносит нам в чашках ванильное мороженое, превратившееся на жаре в сладкий и густой, как сироп, суп.
Основная миссия Центра помощи рабочим — научить их отстаивать за свои права, и потому организаторам ЦПР не очень по душе мысль, что Запад нагрянет в зону со своими кодексами поведения и командами наблюдателей, желающих всем добра. «Более действенный способ решения этих проблем, — говорит Нида Барсенас, — надо искать в среде самих рабочих, здесь, на фабрике». А на корпоративные кодексы поведения, говорит она, надежды мало, потому что рабочие никак в их составлении не участвуют. Что же до независимого надзора со стороны, Зернан Толедо уверен: кто бы его ни осуществлял, все равно он будет именно таким — наблюдением со стороны. Единственное, к чему он приведет, — это дальнейшее укрепление рабочих в мысли, что их судьбой распоряжается кто-то другой, а не они сами. Такое безоговорочное неприятие может казаться упрямством и неблагодарностью, неоправданным отказом от благонамеренной деятельности, которая ведется в кабинетах Вашингтона, Лондона и Торонто. Но право сесть за стол переговоров и торговаться, даже если и не выторгуешь себе идеальных условий, — фундаментальное право, за которое с самого начала своего существования борется международное профсоюзное движение: речь всегда идет о самостоятельности. Поясняя разницу, Зернан Толедо вспоминает старый афоризм: «Если накормить человека рыбой, он будет сыт сегодня. Если научить его рыбачить, он будет сыт всегда». И вот Зернан, Арнель, Сесиль и Нида в Центре помощи рабочим каждый вечер дают уроки «рыбной ловли». На заднем дворе, среди разгуливающих по нему кур, стоит небольшая классная доска, и организаторы по очереди ведут семинары. Иногда туда приходит пятьдесят человек, иногда один. Пусть этот путь дольше, чем готовые кодексы и надзор, но организаторы ЦПР говорят, что готовы потерпеть. Это, как говорит Нида, тянется «так долго», что уж лучше теперь сделать все правильно.
Это сигнал не только рабочим в Кавите, но и всем, кого заботят корпоративные злоупотребления во всем мире. Когда мы начинаем ждать от корпораций, что они напишут для нас коллективные кодексы о трудовых и гражданских правах, можно считать, что мы утратили фундаментальный принцип гражданского общества: люди должны управлять собой сами. Как мы видели, Nike, Shell, Wal-Mart, Microsoft и McDonald's стали символами пошедшей по неверному пути глобальной экономической системы: в отличие от закулисных махинаций в международных организациях (NAFTA, Азиатско-тихоокеанская организация по экономическому сотрудничеству, ВТО, MAI, Международный валютный фонд, Большая восьмерка, Организация по экономическому сотрудничеству и развитию), методы и задачи этих компаний лежат на поверхности — и рабочие, и иностранные наблюдатели легко могут увидеть, что именно там замышляется. Они стали лучшими и крупнейшими на планете учебными пособиями для населения, вносящими столь необходимую ясность в присущий глобальному рынку лабиринт аббревиатур и централизованных секретных операций.
Пытаясь заключить нашу общую культуру в свои причесанные и управляемые коконы брэндов, эти корпорации сами породили волну протестов, описанную в этой книге. Жадно впитывая и перенимая в собственных целях — как источник «смысла» своих брэндов — методы общественной критики и политических движений, они сделали эту оппозицию еще более радикальной. Отказавшись от своей традиционной роли непосредственных и надежных работодателей, они утратили лояльность, когда-то защищавшую их от возмущения граждан. Наконец, вбивая в головы целого поколения идею о полной независимости и самодостаточности, они дали своим критикам право свободно выражать возмущение в любой форме, ничего не боясь.