Закон отражения, стр. 66
Он только развел руками.
– Будь осторожна, Миртс. Боюсь, Старший не простит мне, если с тобой что-нибудь случится.
Щечки Лунного Цветка зарумянились, но она быстро взяла себя в руки и сделала вид, что не поняла намека.
– Учитель позволил мне поступать так, как я сочту нужным, – усмехнулась она, – я разузнаю, что там творится, в лагере этих грязных животных – и принесу тебе подробный отчет, мой король.
– Буду признателен, – в тон ей ответил Шениор, мне нужно знать, что там происходит на самом деле. И я верю в то, что твоя миссия будет успешной.
Миртс задорно тряхнула косичками – и ушла.
Прошло еще четыре дня, наполненных суетой дворцовой жизни. Благородные присягали новому королю на верность. Шениор, каждый раз с тревогой встречая восход лун, ждал новостей от Миртс.
Она появилась во дворце лишь на седьмой день. Ступая неслышно, прокралась прямиком в спальню Шениора – да так, что никто из часовых ничего не слышал и не видел.
– У меня дурные новости, – заявила она сходу и бесцеремонно плюхнулась в кресло. Знала, что может себе это позволить; ведь Шениор по-прежнему оставался ее другом и почти младшим братом. Он не возражал; сел на постели, обхватив колени руками и стал ждать.
– Я много слушала, Шениор, – негромко начала Миртс, – ты ведь знаешь, что люди много говорят, и можно узнать все, что захочешь, если только слушать и смотреть… Воины Гнезда убили двух генералов, а третьего не одолели. Ибо ведьма охраняла этого человека, Шениор. Твоя ведьма.
Он вздрогнул, но заставил себя молчать. Куница никогда не прервет расспросами того, кто говорит – и Шениор только сильнее, до ломоты в висках, стискивал зубы.
Глаза Миртс зло блеснули.
– Я понимаю, что тебе неприятно это слышать, Шениор, но… Люди говорят, что ведьма сражалась за командора. Она живет в его шатре и, похоже, довольна своим положением. Я бы даже сказала, командор делает все, чтобы она осталась довольна, мне… довелось увидеть их… ну, вместе.
Она сделала паузу и внимательно посмотрела на Шениора.
– Тебе больно, да? Прости, но так лучше – чтобы ты знал. И еще есть кое-что важное, Шениор. Уже два дня в лагере живут людские чародеи. Пока что они бездействуют, но, боюсь, неспроста они там.
Шениор слушал ее в пол-уха. Ему было очень больно и неприятно, словно… Словно Миральда предала его.
«Прекрати. Она – человек, и нет ничего странного в том, что молодая женщина решила соединиться с мужчиной. Ты же сам радовался, когда они нашли ее, едва живую, и увезли с собой! И чем ты недоволен теперь?»
«Но нам было так хорошо и спокойно вдвоем… Почему, почему такая несправедливость? Почему она теперь так далеко от меня, и я не могу чувствовать ее рядом?»
Хрустнув суставами, Шениор судорожно сжал пальцы – так, словно сжимал их на белом горле зеленоглазой ведьмы.
Глава 8
Во славу Империи!
Из шатра командора доносились веселые, разгоряченные вином голоса – маги пожелали закатить пирушку в честь своего прибытия. Геллер хотел, чтобы Миральда тоже приняла в ней участие, но она наотрез отказалась, приврав, что плохо себя чувствует.
На самом деле ей не хотелось лишний раз показываться на глаза приехавшим чародеям. И ей совершенно не нравилось то, что они с первого взгляда признали в ней свою, обладающую Даром, и то, как смотрел на нее старший, главный чародей, тот, который был одет в темно-синий кафтан с серебряным шитьем – в его блестящих карих глазах Миральда прочла алчность, граничащую с жаждой обладания. Маг смотрел на нее как на желанную дичь.
Вот потому-то и сидела она сейчас на траве, прислонившись спиной к корявому стволу дуба и прислушиваясь к гомону, доносившемуся из шатра.
Время перевалило за полночь, но сон не шел, и забираться в маленькую душную палатку, разбитую специально для нее, тоже не хотелось. Миральда сидела, зябко обхватив руками колени, и пыталась привести в порядок блуждающие мысли. Ведь тропка ее судьбы слишком сильно петляла последнее время: появление Шениора, безнадежная и страшная схватка с вампиром, долгая болезнь, погружение в омут безумия почти до самого дна – и чудесное исцеление. А еще – мужчина, который буквально сводил ее с ума. И могла ли она себе представить раньше, что согласится поехать в Алларен и служить Императору? Все это выглядело сумасшедшей затеей, иначе и не назовешь.
При одной мысли об этом Миральда почувствовала, как щеки налились жаром. Она приложила к лицу прохладные ладони и постаралась успокоиться.
«Сейчас я куда как более безумна, чем тогда, в плену у призраков», – грустно подумала ведьма, – «хорошо еще, что он не замечает… и, ох, как же глупо было с ним целоваться…»
Как назло, в этот миг, как ей показалось, из шатра донесся твердый голос командора. Сердце ведьмы подпрыгнуло и замерло, а затем неистово заколотилось, пытаясь выскочить из груди.
«Тьфу! Совсем сбрендила!» – она закусила губу, – «разве тебе, подруга, неизвестно, что ведьмам не следует привязываться к обычным людям?»
– Но он исцелил меня, – вслух пробормотала она, – призраки ушли, они почувствовали его силу. Даже Глорис и Эсвендил поняли, что пора им, наконец, успокоиться… Его сила согревает меня и дает надежду.
И это была чистая правда.
Миральда мало что помнила из драки с тем вампиром. Шениор не проснулся, скорее всего, находясь под воздействием чар темной нелюди. А она, ведьма, вцепившись одной рукой в тянущиеся к шее белые пальцы, другой нашарила подготовленные компоненты заклятий – и от души плеснула молниями прямо в искаженное яростью лицо. Но вампир оказался куда более могущественным противником, чем можно было предположить… И они сцепились, как два разъяренных кота. Миральда отчетливо помнила, как вампир затягивал развороченную грудь, как, улучив момент, рванулся вперед, и – в решете прореженной обмороками памяти осталось лишь страшное ощущение уходящей жизни.
Потом победитель бросил ее умирать, а Шениора забрал с собой.
Миральда не знала, сколько времени она пролежала в беспамятстве, но когда пришла в себя, то услышала человеческий голос. Ей хотелось ответить, подать хоть какой-то знак о том, что она жива, что лежит в хижине – и не могла даже открыть глаза. Хоть и ненавидела ведьма людей, лишивших ее всего, но желание жить взяло свое; и потому она испытала ни с чем не сравнимую радость, когда человек не бросил ее, а забрал с собой.
Но болезнь есть болезнь. Она погружалась в бездну отчаяния, и мимо, в сизой дымке, проплывали лица тех, кого она убила на своем пути. Миральде хотелось прогнать их, но они упорно преследовали ее, ухмыляясь еще более мерзко, чем тогда, до появления Шениора. Время от времени наведывались сестры, участливо заглядывали ей в глаза и всячески увещевали вернуться.
«Ты что, прячешься здесь от того вампира?» – вопрошала Эсвендил, – «Опомнись, детка! Он уже и забыл о твоем существовании».
Глорис поддакивала и хитро улыбалась.
«Ну же, Миральда… Мы и не думали, что ты такая трусиха… Возвращайся туда, где тебе надлежит быть».
Потом они все-таки заставили ее всплыть на поверхность, где ее уже ждал… Командор великой Империи.
И призраки, испугавшись его света и его воли, разлетелись в разные стороны, как стая испуганных ворон. А сама Миральда быстро пошла на поправку.
Правда, нет-нет, да накатывала горькая волна печали: вампир забрал Шениора, и, уж конечно, не для того, чтобы вести светские беседы. Скорее всего, ее малыш, выросший из серой личинки, уже давно соединился со своими предками. Но она ничего не могла поделать, и оставалось только укорять Судьбу за то, что так мало было отпущено жизни этому славному дэйлор.
Грустила бы она по Шениору больше, если бы он был человеком? Миральда не знала. Он был подобен проблеску молнии – быстрому и смертоносному – в ее судьбе. И они слишком мало провели времени вместе, чтобы привязаться друг к другу по-настоящему. Шениор появился – и исчез. Возможно, это было к лучшему, ибо разрушительно влияние нелюди на судьбу человека. В этом Миральда уже не сомневалась.