Аргентинское солнце, стр. 19

Алессандро стиснул челюсти, на скулах его заиграли желваки.

— Боже мой, Тэмсин… Что ты ему ответила?

Она опустила глаза.

— Я ответила «нет».

— Спасибо Господу за это, — прорычал он и притянул ее к себе. — Пойдем отсюда.

— Почему? — Тэмсин запнулась, но он подхватил ее на руки. — Куда мы пойдем, Алессандро? Я сказала тебе, что я не ребенок, что я не напьюсь, что я вполне способна…

— Замолчи! — проревел он, неся девушку на руках по темному саду. — Я хочу лишь одного: унести тебя отсюда поскорее и уложить в свою постель. Уж если кто тебе и покажет все, что нужно, так это буду я.

Холл был тихим и пустынным. В лунном свете, проникавшем в окна, он казался черно-белой фотографией. Таким этот холл, наверное, был сто лет назад. Время остановилось. Алессандро выступил к ней из темноты, лицо его было непроницаемым.

И затем он прикоснулся к ее щеке своей сильной и шершавой рукой. Большим пальцем провел по ее подбородку, и Тэмсин почувствовала, как губы ее приоткрылись в блаженном предвкушении его губ.

Она трепетала от желания и страха. Он поднял другую руку и на секунду приподнял ее лицо. Голос его был низким и решительным:

— Пойдем наверх.

Она всхлипнула, когда он повел ее сквозь тени полумрака. Наверху темнота была еще гуще. Алессандро вел ее уверенно, торопливо, поэтому, когда они дошли до спальни, она почти уже задыхалась от страха и волнения.

Занавески были отдернуты, и лунный свет сочился в спальню мягким серым туманом.

Очень медленно он подвел ее к кровати. Его пальцы скользнули по ее талии, бедрам, ягодицам, а затем он очень нежно прижал ее к себе и поцеловал в шею.

Искры блаженства вспыхнули в ней, как бенгальские огни.

— Твое платье, — прошептал он ей в ухо. — Как мне снять его?

— Пуговица. Вот здесь, — выдохнула она, нетерпеливо дернув за ткань, так что послышался легкий треск.

Алессандро твердо накрыл ее руку своею рукою. Голос его был почти суров.

— Я сам сделаю это.

Алессандро расстегнул пуговицу на ее бедре, затем развязал узкую ленту на поясе, и Тэмсин, дрожа всем телом, осталась стоять перед ним в одном нижнем белье. Алессандро взглянул на нее — и стиснул зубы, подавив неистовый стон желания. Она была поистине совершенна. Он безумно хотел наброситься на нее, сжать в своих объятиях, но не мог позволить себе напугать ее.

Он видел, как она напряглась и, сжавшись от страха, прикрыла руками свое тело.

— Ты прекрасна, — прошептал он, проклиная себя за хрипловатую нотку желания, прозвучавшую в его словах. Сопротивляясь стремлению разомкнуть ее руки, он наклонился и нежно поцеловал ее ключицу, затем провел губами по атласной коже ее шеи, пощекотал языком ямочку в самом низу, где трепетно билась маленькая жилка.

Медленно его губы, наконец, добрались до ее губ, и тогда он почувствовал, как руки безвольно упали вниз. Голова Алессандро закружилась, когда он ощутил ванильный вкус ее кожи.

Он не мог больше терпеть. Он безумно хотел ее.

На мгновение оторвавшись от Тэмсин, он откинул с кровати покрывало и, подняв ее на руки, уложил на прохладные простыни. Затем сорвал с себя пиджак, скинул ботинки. Он не хотел пугать ее, поэтому оставил на себе остальную одежду, но Тэмсин, приподнявшись на кровати, стала расстегивать на нем рубашку.

— Пожалуйста. Я хочу видеть тебя, Алессандро. — Она судорожно перевела дыхание, сгорая от желания. — О боже, я хочу ощутить тебя…

Он замер и стоял неподвижно, как статуя, когда она расстегивала его рубашку, и еле сдержал блаженный стон, когда почувствовал, что руки ее гладят его обнаженную грудь, его плечи, раздевая его.

Алессандро снова бережно уложил ее на кровать, поглаживая ее руки. Тэмсин напряглась, инстинктивно убрав от него правую руку, но он продолжал ласкать ее. Нагнувшись над Тэмсин, он обхватил ее талию, затем прикоснулся губами к ее бедру, обвел языком ее пупок…

О, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

Неужели она сказала эти слова громко вслух? Тэмсин не была уверена в этом. Голова у нее кружилась. Она замерла, а Алессандро опустился ниже, руки его сжимали ее бедра, а губы прижались к тому самому месту, где до боли горело ее желание.

И когда язык его проник под ее повлажневшие шелковые трусики, ее охватил экстаз. Извиваясь в его неподвижных руках, она вскрикнула от наслаждения.

Алессандро поднял голову. Терпение его достигло предела. Потребность овладеть ею, почувствовать ее всю целиком стала такой же неотвратимой и жизненно важной, как потребность дышать.

Он никогда никого так безумно не хотел.

— Покажи мне. Покажи мне, Алессандро… — простонала Тэмсин.

Оторвавшись от нее, он сбросил с себя оставшуюся одежду и взял презерватив. Тэмсин уже скинула с себя шелковые трусики, и только маленький бюстгальтер оставался преградой между ними. Не отрывая от нее губ, Алессандро расстегнул его одним движением руки и не смог сдержать стон, когда ее напрягшиеся соски уперлись в его грудь.

И в конце концов, ему не пришлось ей ничего показывать. Он осторожно и нежно вошел в нее и почувствовал, как она закинула ноги на его спину, затем изогнулась под ним и, ошеломленная от небывалых ощущений, закричала от безудержного наслаждения.

Алессандро больше не владел собой; страсть переполнила его, перелилась через край и взорвалась с небывалой силой, словно ракета в ночном небе. Он содрогнулся в конвульсиях, и ему вдруг стало несказанно легко, будто он сбросил с себя неимоверный груз.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Сердце Алессандро билось так сильно, что звук этот, казалось, наполнял все окружающее пространство. Аргентинское солнце было теплым под ее щекой.

Они лежали в серебристой полутьме, и все вокруг снова было тихо. Исчез шум в ушах, звуки громовых раскатов, оркестра и салюта, эхом раздававшихся в ее голове всего лишь несколько мгновений назад. Сейчас она словно качалась на волнах какого-то теплого тропического моря, купаясь в блаженном экстазе, который все еще не покидал ее расслабленное тело.

Алессандро тихо пошевелился, взглянув в ее лицо. Он откинул прядь волос с ее лба и провел ладонью по нежной щеке. В полумраке она увидела, что он нахмурился.

— С тобой все в порядке? Я не сделал тебе больно?

Она покачала головой. Сердце ее дрогнуло, и она побоялась сказать что-нибудь смешное, включающее слово «люблю».

Он вздохнул и снова откинулся на спину, прижав Тэмсин к себе. Рука его скользнула вниз, нежно поглаживая ее кожу. Когда он коснулся ее правой руки, она машинально вздрогнула.

Мгновенно его пальцы замерли.

— Что случилось?

— Ничего, — прошептала она. — Все в порядке.

Он приподнялся на локте и потянул ее за руку.

— Не все. Дай я посмотрю.

— Не надо, — Тэмсин напряглась, но он разогнул ее руку и легонько вывернул наружу.

Даже в смутном лунном свете можно было разглядеть множество шрамов…

— Пожалуйста, Алессандро, — простонала она. — Это безобразно выглядит. — Состояние эйфории улетучилось, остались лишь тревога и стыд.

— Совсем нет, — хрипло сказал он, поглаживая шрамы большим пальцем. — Это всего лишь шрамы. Знаки мужества.

Она вздохнула.

— На твой взгляд. А для меня они — знаки слабости. И для моего отца тоже. Он не может смотреть на них.

Алессандро слегка напрягся. Через секунду он спросил:

— Почему? Почему не может?

Занавески были отдернуты, и сквозь окно Тэмсин видела черное, как бархат, небо. Ей показалось, что она находится в открытом космическом пространстве. Прошлое казалось таким далеким.

— Ну… — сонно промолвила она, — потому что тот несчастный случай произошел по его вине, я думаю.

— Какой несчастный случай?

Тэмсин чувствовала себя такой защищенной в его руках, что смогла говорить без всякой боли.

— Мне было шесть лет, и отец подарил мне на день рождения пони.

Алессандро коротко рассмеялся.

— Ну конечно. И что же?

— Отец понятия не имел, что я боюсь лошадей. Для него страх был признаком слабости, поэтому я старалась скрыть его любой ценой. Но когда привезли эту лошадку, я отказалась на нее садиться.