Хлопот полон рот, стр. 16

Взять ее к себе в таком состоянии мы не могли. А что, если ей вздумается спрыгнуть с кровати? А потому нам пришлось оставить с ней Сили служить ей утешением. Ночью мы дважды спускались удостовериться, не вздумал ли он утешать ее, затеяв борцовский поединок или брыкая ее в живот. Именно так Чарльз истолковывал царившую внизу тишину. Но оба раза они лежали у огня: спинкой она прижималась к его животу, головой — к его шее, и к нам оборачивались две мордочки, точно два покрытых шерстью ангельских лика. Сили зажмуривал глаза, обнаружив нас. Он же о ней заботится, сказал он. Утром она будет как новенькая.

И он не ошибся. Она встала к завтраку и принялась за еду с волчьим аппетитом. И только мы решили, что можем передохнуть, как обнаружили, что крыша протекла. По вине скворцов, которые несколько лет назад сменили галок, обитавших в трубе камина свободной комнаты. Труба бездействовала — камин под ней заложили давным-давно. А мы чувствовали себя польщенными, оказывая гостеприимство галкам. Эта парочка вывела в трубе не одно поколение птенцов и, несомненно, считала нас друзьями. Когда же в одну прекрасную весну их сменили скворцы, я испытала разочарование. Когда я в детстве жила в городе, скворцы мелькали повсюду, а вот галки были редкостью. И в Долине наша пара была единственной. Куда они подевались, мы так и не узнали. Возможно, нашли трубу, которая показалась им солиднее, сказал Чарльз. Ну, как Сили влекут чужие патио. Как бы то ни было, на их место водворилась пара скворцов, больших собственников, и мало-помалу вокруг них образовалась преуспевающая колония, так как птенцы, вырастая, не покидали родительских владений и просто заселяли нашу крышу, когда в трубе стало тесновато.

Все это сильно напоминало полотно Брейгеля, изображающее деревню, только со скворцами вместо людей. Птицы вылетают из трубы (исходная пара предположительно все еще жила в скворечьей штаб-квартире); птицы выпархивают из-под скатов крыши; а некоторые так и из желобов. Эти последние появлялись из таких маленьких отверстий, что протискивались в них на животе. Просто страх брал смотреть, как они напрягаются и цепляются лапками, а в дни витья гнезд, когда они носили туда строительные материалы, у них, наверное, никаких сил не оставалось. То одна птица, то другая роняла свой груз прутиков, пытаясь пропихнуть их в отверстие, и постоянно из желоба на нас посматривал кто-то со взъерошенными перьями, только что выбравшийся наружу и, судя по наклону его головы, возмущенный тем, что мы не обеспечили отверстий пошире.

Судя по стуку, не умолкавшему под крышей, жильцы с запросами занимались улучшением своих жилищных условий, и я только диву давалась, почему они сами не расширяют входные отверстия. Это, сказал Чарльз, показывает, насколько они сообразительны. Они ведь знают, что у нас водятся кошки, а потому нарочно довольствуются маленькими отверстиями. Они не хотят, чтобы сиамские кошки добирались до них сквозь желоба.

А ведь тогда им нечего было тревожиться. Тогда еще была жива Шеба, и, хотя в дни юности ей ничего не стоило взобраться на крышу (сколько раз она вскарабкивалась туда с задней стороны, распушив хвост, шествовала к трубе и начинала тереться об ее угол), теперь она состарилась, и дни альпинизма миновали. Ну, а Сили с его-то отношением к высотам помышлял забраться на нашу крышу не больше, чем на стоэтажный небоскреб. Иногда, проходя под желобом, он поглядывал вверх, и кто-нибудь пялил на него глаза-бусины и спешил обругать. А один раз (мы спрашивали себя, не нарочно ли?!) на него уронили прутики, вместо того чтобы вить из них гнездо. А Сили сделал вид, будто ничего не произошло. Вроде бы дождь пошел, сказал он.

Чарльз сказал, что скворцы ему нравятся. Отдаю ли я себе отчет в том, вопросил он, что они принадлежат к наиболее умным птицам в мире? Что они одни из немногих птиц обладают двумя полушариями мозга — особенностью, которую делят с человеком? Что в отличие от подавляющего большинства мелких птиц они ходят, а не прыгают? Нам представляется чудесная возможность, если только мы ею воспользуемся, изучать их с близкого расстояния.

Да уж! Они будили меня по утрам, демонстрируя свою способность ходить на чердаке над нашей спальней. Одного из них, видимо, снедало честолюбие: он часами семенил взад-вперед, взад-вперед. А тот, который вздумал расширить свое жилище, тоже усердствовал — стучал, стучал, стучал, совсем как человек с молотком.

Вероятно, выклевывал куски старой штукатурки, чтобы сделать углубление для гнезда, сказал Чарльз. Там ее еще, наверное, много осталось. Он не мог понять, почему я волнуюсь. Ведь обрушить крышу они никак не могут.

Зато следующая по трудности задача оказалась им вполне по силам. Получив полную свободу действий, поскольку поселились под кровлей любителя птиц, перестраивая то да се по своему усмотрению, они в конце концов пробили себе вход у основания трубы, о чем мы узнали, только когда зарядил дождь.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Вообще-то самым простым способом, выковыряв две черепицы. При обычных обстоятельствах мы, конечно, сразу бы заметили пятно сырости на потолке, вернули бы черепицы на место, чем все и закончилось бы. Да только дождь не просто пошел, он хлынул так, будто разверзлись хляби небесные. Проснувшись утром, мы обнаружили, что ручей вышел из берегов и по дороге несся бурный поток, грозя смыть ее покрытие.

Мы так захлопотались с этим, стоя по колено в ледяной воде, прочищая дренажные трубы, убирая завалы из канав, чтобы вернуть ручей в его законное русло, что прошло несколько часов, прежде чем я (все еще не позавтракав) поднялась в спальню переодеться во что-нибудь сухое, услышала плеск в свободной комнате и обнаружила, что дождь ворвался в дом.

С потолка текло, вода сползала по шнуру люстры и капала на сиденье кресла. Чарльза вовсе не обрадовала необходимость лезть на крышу, все еще не позавтракав, и укладывать черепицы на место. Тем более что пока он сидел верхом на коньке, одной рукой обнимая трубу в уповании, что она не обрушится, мимо прошла мисс Уэллингтон и крикнула ему:

— С крышей что-то случилось?

— Нет, — донесся до меня ответ Чарльза. — Любуюсь видом.

Он совершил большую глупость, как я не замедлила ему сказать, когда он слез с крыши. Ведь мисс Уэллингтон ему, конечно, поверила и поспешит сообщить об этом всей деревне.

Впрочем, все хорошо, что хорошо кончается, как устало сказала я некоторое время спустя. Мы только что поели, и я затопила камин, а в прихожей зажгла керогаз, чтобы и там все подсушить. Ведь Чарльз сказал, что пока лучше электричеством не пользоваться, ведь проводка могла отсыреть и произошло бы короткое замыкание. Вот мы и сидели — Чарльз в своем кресле, я на каминном коврике, прислоняя голову к кушетке. Сили устроился у меня на коленях, Шебалу прижималась к моим ногам, и все мы блаженно расслабились.

Разумеется, мы заснули. После трудов в ручье и на крыше тепло от огня убаюкивало. Потом я открыла глаза и подумала: «Странно! Камин дымит. Но ведь ветра почти нет». Ничего, сейчас перестанет, решила я и закрыла глаза снова. Помочь я ничем не могла, а все тело у меня ныло от усталости.

Попозже я снова открыла глаза. Комнату словно затягивал сизый туман. Я с трудом различила шкаф по ту сторону комнаты, а Шебалу у моей ноги, всегда такая белоснежная, выглядела совсем серой. Она тоже приподняла голову и недоуменно нюхала воздух. Видимо, пока мы спали, камин дымил как нефтеналивной танкер. «Нефтеналивной танкер!» — подумала я и в ужасе вскочила, наконец сообразив, в чем дело.

Я не проверяла прихожую после того, как зажгла керогаз, и он коптил почти два часа. Прихожая и лестница полностью закоптились, паутина свисала черными кружевами, гостиную покрывала сажа, как и спальни наверху. Шебалу оставалась серой еще много дней, как мы ни чистили щеткой ее шерсть. Как здорово, что на нем ничего не видно, заметил Сили, с интересом наблюдая за этой процедурой.