Личный друг Бога, стр. 6

В голове звонко стучали молоточки, скрежеща, вращались крохотные шестеренки, и медленно раскручивалась тугая пружина, своими стальными витками распирающая череп.

– Кто я? – прошептал Глеб и открыл глаза.

Три лица склонились над ним. Три пары глаз смотрели на него.

А потолок был так высоко, что кружилась голова.

– Что произошло? – спросил Глеб, стараясь не замечать боль.

– Они сбежали, – ответил Ирт. – Решили не связываться. Ушли вон в ту дверь, и больше не показывались.

– Почему? – Глеб застонал, приподнялся на локте, осмотрел себя. Вспомнил схватку, и то, как острозубый Пиранья орудовал кинжалами.

– Ты – Богоборец. Человек в маске тоже узнал тебя. И увел учеников.

– Какой Богоборец? О чем ты? – Непонимание породило злость; злость, смешавшись со скопившимся страхом, превратилась в бешенство. – Что за ерунда?! Что тут творится?!

– Ты – отмеченный, – с достоинством сказал Ирт и отодвинулся. – Ты – Богоборец, Амнезия.

Глеб заскрежетал зубами.

– На твоей спине – Знак, – сказал пожилой крестьянин.

– Мы думали, это просто легенда, – добавил рябой здоровяк.

Глеб выругался и зажмурился.

Он не хотел ничего видеть. И не хотел ничего знать.

Он боялся.

Боялся, что невозможное окажется правдой.

– Кто я? – прошептал он.

– Ты – неуязвим для оружия и магии. Ты – быстр, как щегол, силен, словно буйвол, верток, будто змея. Ты умеешь биться любым оружием, и можешь драться голыми руками. Говорят, это ты дал богу его силу, а потом убил его.

Глеб ладонями зажал уши.

Но настырные молоточки отбивали ритм, а свернувшаяся змеей пружина вращала шестеренки памяти. И они цеплялись друг за друга, и проворачивались, проворачивались, проворачивались…

Глеб помнил дом. Свою квартиру – большую, трехкомнатную. И еще одну, другую – маленькую, темную, запущенную. Он помнил двор, вид из окон, березу, растущую у подъезда, кусты возле гаражей, где подростки вечерами распивали спиртное, теплотрассу, на которой любили спать бродячие собаки. Он помнил день операции. Была весна, с крыш сбрасывали снег, с карнизов сбивали сосульки, а он шел по улице мимо трепыхающихся флажков ограждения и думал… О чем он тогда думал?.. А у хирурга дрожали руки, а потом бабушка-сиделка баюкала, напевала что-то, и голове работал целый завод, что-то щелкало, гремело, стучало…

Нейроконтактер.

Дыра в голове. Зубастая гребенка контактов, запустившая щупальца в мозг, укоренившаяся в нем.

Мост в виртуальный мир…

Глеб не мог вспомнить, когда в последний раз он подключался к сети.

Нет, он помнил подключения, но все они были одинаково близки. Вернее, одинаково далеки. Какое из них было последним – он не мог определить.

Его память сделалась плоской. В его воспоминаниях не было времени. На них остались лишь отметки – словно даты в углах фотографий.

Да и сами события уподобились фотографиям – кусочки прошлых жизней, выхваченные вспышкой, пойманные объективом.

– Что со мной?

Вся жизнь – череда фотографий.

А между ними – зияющая пустота. Затягивающая. Гулкая. Гипнотическая.

– Что произошло? – Глеб схватил Ирта за грудки, дернул на себя: – Что со мной произошло? Вы можете объяснить? Вы знаете?

– Ты существуешь, – сказал Ирт. Кажется, он сам не мог в это поверить.

2

Они решили здесь не задерживаться.

Но перед там, как уйти, они освободили всех узников.

Орудуя боевым молотом, сея искры, Глеб разбил замок, вырвал скобы засова, ударом ноги распахнул дверь с маленьким зарешеченным оконцем в центре, крикнул:

– Выходите!

Десятки пар глаз испуганно смотрели на него. Скорченные фигуры жались к стенам и друг к другу, медленно отползали в тень.

– Вы свободны, – сказал Глеб. Но люди не поняли, не поверили ему. И лишь когда в проеме показался Ирт, когда он, широко улыбаясь, повторил слова Глеба, заключенные рабы ожили, задвигались, зашумели – все громче, все радостней.

Глеб вывел освобожденных людей на восьмиугольную арену, поднял руки, призывая к тишине, требуя внимания. Когда шум унялся, когда все лица повернулись к нему, он указал на нишу, где стояли оружейные стеллажи и велел вооружиться.

Он подозревал, что Двуживущие вернутся. И, возможно, это будут не ученики, а учителя. Люди в костяных масках, мастера Ордена Смерти.

Ирт, кажется, верил, что могучий Богоборец способен справиться с любыми противниками. Глеб был настроен куда более скептически. Ведь кинжалы Пираньи оставили на нам болезненные отметины…

Выход они нашли не сразу. Одинаковые коридоры никуда не вели, неотличимые двери открывались в небольшие комнаты, больше похожие на монашеские кельи. В каждой стояли двухъярусные нары, грубо сколоченный стол и два стула. В каждой крохотное окно было занавешено багряным флагом с черепом, нарисованным желтой краской. В одной из комнат оказался человек. Наверное, он ничего не знал, возможно, спал, но топот множества ног разбудил его. И Глеб едва не напоролся на клинок, когда приоткрыл дверь и сунул факел во тьму тесного помещения.

Удар был слабый, Глеб отразил его древком копья, шагнул через порог, плечом сшиб Двуживущего, но добивать не стал, лишь наступил на руку, держащую меч, смял кулак, раздавил пальцы. И спросил, глядя на занавеску с черепом, помахивая гудящим факелом:

– Где выход?

По стенам коридора ползали тени, вооруженные рабы теснились у двери, заглядывали в комнату, но войти не решались.

– Где здесь выход? – повторил Глеб.

– Направо, – простонал Двуживущий, даже не пытаясь вырваться. – В семи шагах. За поворотом.

– Спасибо, – сказал Глеб и бросил факел на застеленные нары…

Двуживущий не соврал.

На улице была ночь, теплая, словно летнее море, черная, словно закопченное стекло. Дурманяще пахло травой, стрекотали цикады, где-то неподалеку журчала вода.

А впереди горели факелы.

И за ними смутно белели пятна страшных неподвижных лиц.

3

– Теперь бегите, – тихо сказал Глеб.

– Что? – Ирт стоял рядом, и не мог не услышать.

– Бегите, – повторил Глеб чуть громче.

– Нет, Богоборец, – покачал головой Ирт. – Мы не оставим тебя.

– Я побегу тоже.

Из открытой двери потянуло дымом. Высветилось маленькое окошко в семи шагах от толпы вооруженных рабов.

В деревянном здании Ордена Смерти разгорался пожар.

– Ты зря пришел сюда, Богоборец, – прокричали из тьмы.

– Я здесь оказался случайно, – крикнул Глеб.

– Случайно? Второй раз?

– Я впервые здесь.

– Видно, память тебя подводит.

– Возможно, – Глеб стиснул древко, оглянулся.

Рабы выполнили его короткие команды, погасили и выбросили факелы, рассредоточились, присели, опустили оружие к земле, спрятали сталь в траве. Тьма укрыла толпу, но надолго ли?

Со звоном лопнуло стекло. Из оконного проема вырвался лепесток рыжего пламени.

– Пришло время поквитаться, Богоборец, – объявил голос.

– Чем же я вам насолил?

Ответа не последовало, а Глеб так на него рассчитывал. Он надеялся, что эти Двуживущие как-то подтолкнут его память, помогут вспомнить то, о чем он забыл, хоть чуть-чуть прояснят, кто он такой, что с ним случилось.

– Давайте поговорим по-человечески, – крикнул Глеб, борясь с искушением отшвырнуть копье, поднять руки и шагнуть к линии факелов, к людям – настоящим людям! – спрятавшим лица за масками. – Я просто хочу разобраться…

Осветился дверной проем, порозовел текущий на крыльцо дым.

– Слышите?! Я никакой не Богоборец, меня зовут Глеб, я Двуживущий. Я простой игрок, как и вы. Но что-то произошло, и я не вполне понимаю, что именно. Я лишь хочу узнать кое-что… Слышите меня?

– Ты идиот, Богоборец! Запрограммированный болван! Надеешься нас провести? Тогда выдумай что-нибудь новенькое! Выдумай, если сумеешь!..

Отчаяние захлестнуло Глеба. Эти люди могли знать нечто важное. Эти люди могли помочь. Но он не мог выйти к ним, не мог с ними переговорить. Они собирались его убить, поквитаться за что-то, о чем он не помнил.