Идеальный враг, стр. 93
– Нет, – сказал доктор и широко улыбнулся. – Даже заскучать не успеете… С кого начнем? – Он пробежался взглядом по открытым нишам ячеек. Остановился на последней, пятой, на той, что занял Маркс.
– Руки на подлокотники… Прижмите… Хорошо… – Доктор затягивал ремни. Ассистент, поставив чемоданчик на пол, помогал. – Расслабьтесь. Дышите ровно…
Друзья со своих мест не могли видеть, что происходит в нише Маркса. Они только слышали бормотание доктора:
– …Сейчас будет чуть-чуть больно… Совсем немного… Уже все…
– Эй, Маркс! – не выдержал Гнутый. – Что там с тобой делают?
– Колют, – ответил Маркс.
– Помолчите, пожалуйста, – сказал доктор. – Иначе я не обещаю, что процедуры будут успешны. Тогда, боюсь, до Марса долетят не все…
Проверять, правду ли говорит доктор, никто не хотел. Потому в отсеке стало тихо. Только слышалось негромкое позвякивание, пощелкивание и постукивание, да сами медики переговаривались тихо:
– …вводим полтора кубика… Так… Датчик на запястье. Есть сигнал… Теперь обработай виски…
С Марксом они возились минуты четыре. Со спокойным Шайтаном управились скорее. Перешли к Рыжему. Когда ему начали делать укол, он запротестовал:
– Эй, я не хочу, чтобы меня пичкали непонятно какой гадостью!
– Без этой гадости, солдат, – холодно сказал доктор, вводя иглу в надувшуюся вену, – вы сами вскоре превратитесь в гадость…
Рыжий еще какое-то время возмущался. Голос его становился тише, речь звучала все неразборчивей. А через минуту он и вовсе замолчал.
Медики занялись Гнутым. Он пытался шутить – сперва рассказал анекдот про гинекологическое кресло в кабинете зубного врача, потом стал вспоминать реальные случаи из жизни военных врачей. На второй истории у него стал заплетаться язык. Третью байку он не закончил.
Павел начал волноваться.
– А вы не знаете эту историю? – спросил доктор, встав возле него. – Чем она закончилась?
– Не знаю.
– Жаль… Прижмите покрепче руки к подлокотникам. Голову запрокиньте. Так удобно?
– Да. Вполне…
Теперь Павел мог видеть лишь то, что происходило прямо перед ним. Руки, ноги, голова и корпус были зафиксированы широкими мягкими ремнями.
– Готовьте инъекцию, – обратился доктор к ассистенту и потянулся куда-то Павлу за спину, за кресло, вытащил пучок тонких цветных трубок, стал их перебирать, крепить в специальных зажимах. Павел одними глазами следил за его действиями. Сказал неуверенно:
– Вы похожи на Франкенштейна, док.
– Да? – отвлекся на секунду доктор. – А вы, значит, мое чудовище?
Укола Павел не заметил. Несколько секунд он следил, как к его венам подключают цветные трубки. Видеть это было страшно, и он закрыл глаза.
С ним что-то делали. Его изменяли, трансформировали.
Готовили к полету.
Он еще слышал голоса – казалось, они отдаляются. Он осознавал себя, понимал, где находится. Но уже не чувствовал, как на голую кожу пиявками присасываются холодные электроды, и как некоторые из них, ожив, запускают в мышцы стальные ниточки жал. Он не ощущал, как острые тонкие трубки троакаров пронзают его тело, не чувствовал, как входят в него стерильные катетеры.
Потом перед ним закружились странные картины.
А потом пришла тьма.
7
Весь мир видел это:
Каменистая пустыня. Какие-то строения вдалеке, похожие на огромные стальные пузыри. Светлеющее небо, на востоке алая полоса облаков, обозначающая горизонт.
Темная точка впереди. Крохотная. Ничтожная.
Стремительный полет камеры – едва заметная точка превращается в черную тушу огромного космического корабля.
Брюхо. Крылья. Дюзы.
Закрытые люки, задраенные двери.
Тишина.
Только посвист ветра.
Клок рыжей травы…
И через несколько мгновений – глухой рокот, словно злобный рык.
Трава вспыхивает, превращается в пепел. Все заливает огонь.
Грохот, гул, рев.
Камера отпрыгивает на безопасное расстояние.
Огромный корабль, опираясь на струи пламени, медленно приподнимается, мелко дрожит, подбирает под брюхо уродливые лапы шасси, скользит вперед, набирая скорость.
Все дальше в горизонту. Все выше в небо.
И сквозь рев двигателей пробивается уверенный веселый голос неизвестного солдата, верного защитника Земли:
– Мы слетаем на Марс, надерем задницу этим тварям и вернемся!..
Весь мир слышал это.
8
«Ковчег» вышел на околоземную орбиту, используя реактивную тягу криогенных двигателей. Совершив два витка вокруг планеты на высоте двести километров, корабль включил термоядерную двигательную установку и лег на курс к красной планете, носящей имя бога войны.
За месяц «Ковчег» должен был преодолеть двести миллионов километров безвоздушного пространства.
Сейчас космический корабль разгонялся.
Большинство людей на его борту находились в бессознательном состоянии. Агрегаты, к которым они были подключены, поддерживали в их телах жизнь. Все необходимые вещества поступали напрямую в кровь. Продолжающий работать желудок раз в день получал питательную кашицу. Трубки катетеров отводили мочу и кал. Электрические разряды периодически заставляли мышцы двигаться. Заботливые кресла меняли положение прикованных к ним людей, делали массаж. Чувствительные датчики отслеживали состояние каждого пассажира. Дежурный медик постоянно следил за показаниями приборов. Если что-то шло не так, он вмешивался. Изредка, в самых крайних случаях, людей приходилось выводить из искусственной комы. На некоторое время…
Только пилоты, техники, медики и несколько охранников были в сознании. Они несли вахту. Они выполняли свою работу.
Все прочие вели растительную жизнь – словно овощи на грядках лежали они в своих живых креслах, обвешанные трубками и проводами.
Корабль нес их к Марсу.
День. Два. Неделю…
Для бесчувственных полумертвых солдат, запертых в герметичных отсеках, замурованных в тесных ячейках, времени не существовало.
Его у них отобрали…
Глава 28
хх. хх.2068
Дату не знаю. Который час, тоже не знаю.
Не знаю, где мы сейчас.
Не знаю, все ли в порядке.
Ничего не знаю.
Только догадываюсь.
Догадываюсь, что мы в космосе. Слышно, как работают двигатели. Судя по перегрузке, корабль либо тормозит, либо разгоняется.
Очевидно, что времени прошло много – я небрит, и ногти отросли длинные.
Нахожусь я по-прежнему в своей ячейке. Она закрыта. Здесь так тесно, что если бы у меня была клаустрофобия, то я бы, наверное, умер от страха.
Мои руки свободны. Время от времени я слышу голос, но не могу понять, откуда он идет. Голос рекомендует разминать конечности, но запрещает покидать кресло. Я и не могу его покинуть. Меня удерживает ремень. Впрочем, он не сильно сковывает мои движения. Я даже могу наклоняться вперед и в стороны. Этой свободы мне хватило, чтобы достать из-под кресла бумагу и карандаш. Правда пришлось изрядно попотеть.
Чувствую себя отвратительно. Писать трудно – руки плохо слушаются. Все болит. Общая слабость. Тошнота. На руках, на теле – жуткие синяки. Должно быть, от всех этих капельниц и уколов. Сейчас на мне ничего не висит, никаких проводов и трубок. Когда их с меня сняли – не знаю.
Я даже не могу понять, как давно я пришел в сознание. Какие-то странные воспоминания – сны, мешающиеся с обрывками реальности; мысли, превращающиеся в расплывчатые образы. Как долго это продолжалось? Помню, мне было очень плохо – но, может, это тоже был сон?..
Где же мы сейчас?
Как далеко от Земли?
Насколько близко к Марсу?
1
Полторы сотни штрафников пришли в себя почти одновременно. Словно в сотах, лежали они в своих запертых ячейках и слушали размеренный спокойный голос, советующий разминать конечности и запрещающий покидать свои места.