Идеальный враг, стр. 56
Офицеры, оставив солдат на попечение сержантов, собрались вместе. У них была последняя возможность выяснить то, что еще оставалось неясным. И они раз за разом просматривали уже наизусть вызубренные карты, еще раз уточняли маршруты движения, в подробностях разбирали боевые задачи, поставленные командованием перед их подразделениями.
– Кому еще что неясно? – Планшетные компьютеры работали в режиме конференц-связи. Шесть человек – два генерала, два полковника и двое гражданских – были готовы ответить на любой вопрос.
– Все ясно, сэр, – нестройно отозвались ротные, глядя в маленькие глазки видеокамер.
– Тогда заканчивайте подготовку и выдвигайтесь на исходные позиции, – приказал один из генералов. – Конец связи!
– Удачи! – пожелал своим командирам старый полковник, так ничего и не сказавший за все время конференции.
Шесть строгих лиц исчезли с плоских мониторов.
Время кончилось.
– Заводи! – прокатилась команда. И механики-водители, побросав окурки, разбежались по машинам.
– Первая рота! На броню!
– Первый взвод, выполнять!
– Первое отделение, марш!
Взревели мощные дизели, окрасили воздух сизыми выхлопами, и бронированные машины дернулись, словно испугавшиеся норовистые кони, сдерживаемые крепкой рукой.
– На броню! – передавалось от одного подразделения к другому. – На броню!
Бойцы, подсаживая друг друга, цепляясь за скобы и выступы, карабкались на боевые машины, кому не хватило место сверху – забирался в десантный отсек, темный, душный и тесный, где вместо окон были маленькие щели триплексов и закрывающиеся поворотными пластинами шарниры бойниц.
– А соседи наши что-то никуда не торопятся, – сказал Зверь, вглядываясь в сторону палаточного лагеря.
– Нагонят, – уверенно сказал Гнутый.
– Эх, – вздохнул Цеце, устраиваясь на броне. – Не успел я к соседям сбегать, не дали. У меня ведь в шестьсот восемьдесят девятом старый товарищ служит. Мы с ним вместе Кок-Таш зачищали.
– Может еще доведется – встретитесь, – успокоил его Рыжий, поправляя сбившуюся амуницию.
6
Рычащие боевые машины двигались колонной по бездорожью, вспарывая гусеницами тонкий слой почвы, подминая кусты, ломая невысокие березки. Водители словно приклеились к рычагам, припали к стерео-мониторам внешнего обзора.
Тяжелые машины прыгали по кочкам, с разбегу пересекали русла ручьев, переползали на плоском днище заболоченные участки. Маршрут для них уже был проложен, и бортовые компьютеры следили за действиями водителей, постоянно сверялись с картой, давали подсказки и прямые указания.
Сбиться с пути было невозможно.
Разве только специально свернуть с маршрута.
Но это будет расценено как дезертирство. А дезертирство в бою – преступление, равное предательству…
Боевые машины двигались в два ряда. Правый ряд следил за правым флангом, левый – за левым. Небольшие округлые башни, прозываемые колпаками, целились спаренными пулеметами в отведенный для контроля сектор – у каждой машины свой. Стрелки расчетов словно приклеились к турелям, они держали пальцы на гашетках, готовые в любую секунду открыть огонь.
Вероятность встретить противника на марше – полтора процента.
Не так уж и мало…
Позади башни, на плоской, чуть притопленной площадке, огражденной жесткой проволокой в палец толщиной, жались к броне и друг к другу бойцы. Их болтало, качало, било, они цеплялись за все, за что можно было уцепиться, упирались во все, что могло послужить опорой. Бойцы, оседлавшие боевые машины, словно стали участниками родео. И они ругались, крепко сцепив зубы, потому что, открыв рот, могли откусить себе язык. Непрекращающийся дождь их почти не беспокоил – костюмы «Оса», конечно, не закрывали все тело, как боевое облачение типа «Жук», но туловище, голова, ноги и руки даже в легкой «Осе» всегда оставались сухими.
Бойцы хотели бы приклеится к своим местам. Потому что свалившись с брони, они становились либо трупами, либо дезертирами.
Тем, кто находился внутри, было чуть комфортней. Они сидели в креслах, словно в седлах, крепко пристегнувшись ремнями, вцепившись в подлокотники, их не мочил дождь – они даже могли снять шлемы. Они их и снимали – чтобы взболтавшееся содержимое их желудков выплескивалось на грудь, на колени или – если повезет – под ноги, а не на бронированное стекло шлема, не на решетку радиомикрофона. Они не боялись выпасть из машины на полном ходу – некуда было падать, кругом сталь и пластик. Они могли бы быть довольны своим положением, если бы не одна, известная каждому вещь, не одно неписаное правило.
Настоящий десантник всегда ездит верхом.
И это не глупое лихачество, не демонстрация удали.
Чистая прагматика.
Если кумулятивный снаряд вражеского кибера попадет в борт десантной машины, то внутри не выживет никто – там будет кровавая каша. Если машина провалится в болото, завязнет в зыбучем песке, нырнет под лед или угодит в ловушку экстерров, шансов спастись у людей на броне больше, чем у тех, кто сидит внутри.
Значительно больше…
Почти полтора часа двигались боевые машины десанта единым строем, преодолев за это время более шестидесяти километров бездорожья.
Потом колонна стала распадаться – отдельные машины сворачивали, покидали строй, меняли маршрут.
У каждого подразделения была своя позиция, своя задача.
Но вместе они делали общее дело.
Глава 18
22.07.2068 (скоро 8.00)
Два часа мы тряслись на броне! Я думал, что умру. Но нет – выжил.
Все выжили. Пусть и пострадали – кто-то больше, кто-то меньше. Пожалуй, только сержант Хэллер выглядит бодро – впрочем, он всегда так выглядит.
Мы на позиции. Все выглядит знакомым – я уже был здесь. В Матрице.
Конечно, разница есть, и разница существенная – кусты настоящие, а не какие-то мутанты; кругом разнокалиберные валуны, которых в Матрице не было; земля, действительно, каменистая, но травы здесь достаточно, и никакого буро-зеленого лишайника под ногами.
А вот горный склон вдалеке, и лес на склоне – точно, как в Матрице. Смотришь туда, и знаешь, что скоро из зарослей полезут полчища экстерров. Ждешь этого подсознательно, собираешься, мобилизуешься, хотя разумом, конечно же, понимаешь, что в реальности, скорей всего, тот учебный бой не повторится. По крайней мере, все будет не так. Ведь Матрица – это не машина времени.
Сейчас мы отдыхаем. Сидим, лежим. Завтракаем.
Разговаривать не хочется.
Идти никуда не хочется.
Ничего не хочется.
Двигатель БМД молчит – и слава Богу. Я просто наслаждаюсь тишиной. Упиваюсь ею.
Далеко в стороне пасутся выставленные лейтенантом посты.
Сержант Хэллер бродит среди нас, ругается. Впрочем, он всегда ругается.
Ждем.
До назначенного часа остается совсем немного времени.
Жду.
1
Низкое серое небо – загустевшее, неподвижное – напоминало высокий бетонный потолок. Сыпал мелкий дождь – водяная пыль висела в воздухе. Справа, шагах в сорока, среди небольших острых скал густо разрослись ива и можжевельник. Дрожали на ветру тоненькие березки и осинки. Далекие старые горы прятались за дождем; иногда ветер раздергивал серую пелену, дождь стихал на минуту, и тогда они проглядывали сквозь мглу – словно огромные темные призраки в плащах и в острых башлыках вставали на самом краю земли.
– Ну и погода, – пробормотал Гнутый.
– Уж лучше так, чем жара, – заметил Зверь.
Они, расстелив позаимствованный у механика-водителя брезент, сидели на земле, привалившись спинами к грязной гусенице боевой машины. Гнутый делал вид, что спит. Зверь мял кольцо кистевого эспандера – он не мог без физических упражнений. Шайтан возился со своим пулеметом, похожим на оглоблю. Рыжий угрюмо курил. Павел о чем-то думал, грызя карандаш и разодранным пластиковым пакетом закрывая блокнот от дождя. Капрал Некко разглядывал свой коммуникатор, надетый поверх защитной перчатки.