Сказки и мифы народов Чукотки и Камчатки, стр. 133

— Что ты тут, Кутх, делаешь? А ну-ка одевайся, пойдем в лес! Не смог ты меня убить, хотя несколько раз пытался. К медведям столкнул, а медведи очень хорошо меня приняли. В воду столкнул, а там гольцы меня как своего встретили, сытно рыбой накормили. Так ты меня в глубокую яму столкнул, где я чуть с голоду не помер, но все равно домой вернулся. Теперь идем в лес. Я тебя всегда слушался: куда ты меня ни звал, я сразу шел.

Пошли Эмэмкут с Кутхом в лес. Недалеко у шли. Позвал Эмэмкут трех волков и четырех медведей, велел им в круг стать. Так они и сделали. А Кутха в середине поставили. Велел Эмэмкут медведям и волкам разорвать Кутха.

Разорвали они Кутха на куски. Опять начал Эмэмкут хорошо жить.

177. Няа — дочь Кутха и Мити

Вот живут Кутх и Мити. Кутх никуда не ходит, вечно дома сидит. Вдруг Кутх сказал:

— Мити! Пойду-ка я проветрюсь. Далеко не пойду, тут похожу.

— Иди. Да смотри там, не озорничай нигде!

— Не буду, Мити!

Вот Кутх надел кухляночку, пояском подпоясался и пошел. Идет. Видит: у себя во дворе старая бабушка-мышка сидит.

— Здорово, бабка!

— Здорово, Кутх! Куда это ты идешь?

— Да так, проветриваюсь.

— Садись. У тебя дети есть?

— Нету, бабка. Дочерей нет, сын один. Мы с Мити вдвоем живем.

Кутх бабке ничего про детей не сказал. Бабка говорит:

— Зайди, что ли, почаевничаем.

— Э, давай пойдем, почаевничаем!

Вошли. Бабка сразу сказала своим внучатам-мышатам:

— Ну-ка, накормите его чем-нибудь соленым, чтобы пить захотел, а воду спрячьте.

Стал Кутх есть, хорошо наелся. Говорит:

— Теперь чай вскипятите!

— Нечем, дедушка, печку топить, дрова сырые.

Тут в доме очень темно стало. Кутх удивился:

— Что такое? Только что светло было.

— Да ведь солнце-то зашло. Куда ты в темноте пойдешь, ложись тут. Скоро и чайник вскипит.

Лег Кутх, и мыши все улеглись, а бабка не спит. У Кутха в горле першит, спать невозможно, вся душа у него высохла. Встал он, начал воду искать — ничего не нашел. А все равно крепится, не признается, что у него дочери есть. Еще хуже ему стало, в горле прямо огнем горит. Кутх запел:

— Уж ты, Синаневт, чу-уманами 219воду таска-аешь!

А мышиха уши широко растопырила: одна девка есть. Тут Кутх снова запел:

— Ух ты, Ань-оракльнавт, ве-едрами воду таска-аешь! Вот бы я попил!

Мышиха снова уши растопырила: вторую дочку выдал. Кутх опять запел:

— У-уж ты, Мро-рот, сейчас, верно, во-оду в чу-уман наливаешь!

Мышиха еще внимательнее слушает: вот и третья девка есть. Тут Кутх тихонечко говорит:

— Ну, а Няа, последнюю мою, ни за что не выдам.

Терпел, терпел, нет больше сил терпеть — так пить хочется! Начал потихонечку напевать:

— Няа, моя маленькая, на-аверное, в воду смотрится, как в зеркало-о!

Тут мышиха встала и говорит:

— Тебе, наверное, пить очень хочется, на вот, пей!

Кутх первую кружку проглотил, даже ничего не почувствовал. Мышиха спрашивает:

— Наверное, у тебя дети есть?

— Да, есть у меня дети. Четверо.

— Пускай мой сын на твоей младшей дочери женится.

— Э, пусть женится, — говорит Кутх. — Теперь давай-ка, чаек покрепче завари, очень хорошо почаевничаем.

— Ладно, дедушка!

Кутх говорит:

— Только я сначала уйду от вас, а вы потом приходите. Да только не говорите, что я у вас был.

— Я тебя не выдам, — говорит бабка-мышиха.

Вот Кутх напился чаю, ушел. Пришел домой.

— Уже пришел? — спрашивает Мити.

— Пришел, прекрасно проветрился.

— Садись, ешь!

— Не буду, что-то мне нездоровится. Лучше полежу. Вы уж меня не трогайте. Кто бы ни пришел — все равно не трогайте. Очень сильно я хвораю.

Тут Няа в дом вошла, говорит:

— Мама, мышей очень много сюда идет, нагружены чем-то, что-то на нарточке тащат.

Услышал это Кутх, сразу застонал:

— О-о, Мити, голову мне обвяжи! Вот тут посередке раскалывается, наверное, совсем расколется!

— Ты чего это, Кутх?

— Правда, Мити. Никого ко мне не впускай!

Пришли мыши, принесли всякого запасу. Дают Мити, та и говорит:

— Чего это вы мне столько притащили?

А Кутх в доме криком кричит. Мыши спрашивают;:

— Кто это, Мити, у вас в доме вопит?

— Да Кутх что-то расхворался, голова у него раскалывается.

— Ой, что ты, Мити? Он у нас только что был, чай пил, поел хорошо.

— Так он у вас был?

— Да, был. Мы вот и пришли. Он нам свою дочку обещал. Ваша маленькая Няа нам очень подходит. Хорошая жена моему сыну будет.

Мити где стояла, там и упала. Вошла в дом:

— Вставай, паршивец! Как только из дому выйдешь, всегда чего-нибудь натворишь!

— О-ой, Мити, совсем голова болит.

— Вставай, обжора! Никак налопаться не можешь. Мою маленькую дочку за один чай отдал!

— Да уж, Мити, так пить хотелось, все нутро высохло!

— Заткнись, ненасытная утроба!

— Где же те мыши?

— Вон во дворе стоят.

— Пусть войдут!

Вошли мыши, принесли всяких вареных кореньев. А Кутху только того и надо:

— Мити! Мамка, садись, поешь корешочков!

Мити говорит:

— Сам жри, сам лопай, набивай брюхо!

Няа рыдает, на пол бросается, не хочет к мышам идти.

Кутх говорит:

— Не реви ты! Зато всякие корешки будешь есть, на пуховой постельке спать.

— Все равно не пойду к мышам, лучше буду на жесткой шкуре спать!

— Послушай меня, Няа. Не послушаешься — я тебе больше не отец!

Мать с сестричками плачут по ней, а Кутх знай себе корешки поедает. Тут мыши говорят:

— Давайте собирайте дочку, мы ее сейчас увезем!

Няа даже ногами пинается, не хочет идти. Все равно увезли ее мыши.

Утром мыши проснулись, говорят Няа:

— Пойдем с нами кимчигу принесем.

Пошли. Начали мыши из своего мышиного амбарчика кимчигу в зубах домой носить, а Няа стала собирать, как люди собирают: взяла тычку и начала ею землю тыкать. Где кимчига захрустит — там она весь мышиный амбарчик раскопает, кимчигу в кошель сложит 220. Побежали мыши к бабке жаловаться:

— Какая-то она непутевая. Тычет тычкой в землю, все наши амбарчики разрушает.

Бабка говорит:

— То-то я слышу, что-то в земле шуршит. Да и сама она какая-то чудная, на нас непохожая.

Пришла Няа, принесла кимчигу в кошеле. Сварила она кимчигу, а мыши не едят:

— Мы эту кимчигу есть не будем, ты ее без макарши 221сварила. Сама и ешь!

Стали спать укладываться. Мыши в свою пуховую постель залезли, а Няа себе шкурку постелила. Мыши злятся, ворчат:

— Вот наш брат придет, мы ему все расскажем про тебя. Зачем нам такая неумеха?

Утром бабка встала, говорит:

— Ну-ка, отведите ее в тундру, пусть по-мышиному кимчигу копает.

Пошли. Мыши начали копать кимчигу по-своему, а Няа опять стала палкой копать. Мыши уже половину амбарчика натаскали, а она все роется. Пришли мыши домой, снова стали жаловаться бабке:

— О-ой, бабушка, у нас головы сильно болят. Целый день она палкой в землю тычет и тычет, даже земля дрожит. Давай ее выгоним, все равно она ничего не умеет. Зачем нам такая? Все брату про нее расскажем.

А у Няа двое детей народились; мальчик и девочка. Бабка-мышиха вечером уселась, какой-то собачий хвост нашла, весь свалявшийся. И засунула потихоньку этот хвост к Няа в мешок, где ее пожитки хранились. Взяли мыши свой мешок, начали в нем рыться.

— У-у, бабушка, наш выдрин хвост пропал!

— Да что это вы!

— Правда, бабушка, правда.

А Няа ничего не знает, сидит, нитки сучит. Мыши к ней:

— Где твой мешок?