Буря ведьмы, стр. 4

Неожиданно Могвиду стало не по себе.

Отведя глаза от ее странного взора, он облизал пересохшие губы.

— Сделала ли ты то... о чем я тебя просил?

Старуха посмотрела на него еще внимательней, но вздохнула, кивнула и слегка распахнула полы своей видавшей виды вытертой лисьей шубы.

— Мы, горцы, хорошие исполнители, разве не знаешь? — прошамкала она и стала подносить к Могвиду мешочек из козьей шкуры. Но когда он уже протянул к нему руки, она внезапно отдернулась. — А зачем тебе это, признавайся?

Он был готов к такому вопросу.

— Небольшой сувенир, — ответил он, как можно небрежней.

Глаза старухи сузились.

— Да ты хитрец, — прошипела она. — Хитрец, да и для себя одного.

— Не понимаю, что?

Старуха топнула башмаком.

— Ты провонял ложью!

Могвид отскочил. Неужели она догадалась? Рука его уже осторожно нащупывала рукоять кинжала за поясом.

— Не мне судить твою судьбу, а дело есть дело, — неожиданно сменила гнев на милость старуха и снова протянула ему мешочек. — Скалы сами оценят твои дела и воздадут по заслугам.

Дрожащей рукой Могвид повесил мешочек на грудь и, не в силах произнести ни слова, долго шарил по карману в поисках третьей монетки. Он каким-то образом почувствовал, что надо сделать этот жест щедрости.

— Возьми... За все беспокойства, — наконец, прохрипел он, протягивая ей на ладони три монеты.

Но старуха вдруг сильно ударила посохом по его руке, и три сверкающие монеты упали в грязь.

— Только серебро очистит мои уши от твоей лжи! — прохрипела она.

Могвид потер ушибленную руку и быстро выудил из другого кармана серебро, которое осторожно вручил старухе, не сводя глаз с ее посоха.

Деньги исчезли в складках шубы и, недовольно ворча, старуха повернулась к Могвиду спиной, успев пробормотать на прощание:

— Но всегда помни, что ты купил это ложью, хитрый лис! И когда-нибудь ты сможешь обнаружить, что награда не равнозначна цене! — С этими словами старуха вышла из тени повозки и скрылась за углом.

Не равнозначна цене? Могвид дрожащими пальцами развязал мешочек и уставился на его содержимое. На его лице появилась улыбка. Содержимое стоило любых денег.

Внутри отливали золотом несколько прядей Елениных волос.

Доказательство ее ведьмовства.

В тени раскидистых ветвей дуба царило молчание. Не было слышно ни пения птиц, ни жужжания насекомых. Вайрани прислушалась. Все было тихо. Тогда обнаженная, прикрытая лишь длинными черными волосами, она опустилась на колени прямо на подгнившие сосновые иглы, опаленные когда-то огнем. Кожа ее отливала бледным лунным светом.

Она задержала дыхание. Помешать мог любой звук.

Ее дети поработали прекрасно. На лигу вокруг в лесу не осталось ничего живого. Даже отсюда она видела пространство, усеянное маленькими тельцами мертвых обитателей леса — задушенными белками, разноцветными птичками, даже красная олениха лежала на опушке с мучительно искривленной от действия яда шеей. Удовлетворенная Вайрани нагнулась еще ниже.

Перед ней, на изъеденных червями корнях покоилась чаша из эбонитового камня размером в ладонь. Ее дно сверкало чернотой ярче обсидиана, а резные прожилки серебряного кварца пронизывали черную поверхность подобно молниям в грозу. Вайрани провела пальцем по краю чаши.

По краям лежало богатство, а внутри — власть.

Взяв костяной кинжал, Вайрани полоснула лезвием по большому пальцу и уронила несколько капель крови в середину чаши. Густые капли скатились к центру и быстро исчезли — камень всегда испытывал жажду.

Язык, нашептывавший выученные заклинания, деревенел все больше, но, зная, что любое промедление означает смерть, Вайрани все же продолжала говорить. К счастью, эта литания была короткой. Из-под зажмуренных век закапали слезы, и, наконец, она протолкнула сквозь занемевшие, посиневшие губы последнее слово.

Закончив заклинания, она присела на корточки, поднесла к губам порезанный палец и стала нежно лизать его. Кровь огнем разливалась по замороженному рту.

А теперь наступала самая трудная часть испытания — ожидание.

Когда она лизала порез, ее дети, должно быть, почувствовали ее состояние и осторожно приблизились. Вайрани позволила им вскарабкаться по ее обнаженным ногам и вновь укрыться в том месте, откуда они появились на свет. Впрочем, один, самый подвижный, умудрился-таки взобраться по животу вверх и волосатыми ножками начал сучить прямо по левому соску. Но она постаралась не обращать на это внимания, все еще продолжая совершать ритуал. Неужели где-то допущена ошибка? Может быть, слишком много крови...

Но вот из середины чаши внезапно взметнулись языки черного пламени и стали извиваться над краями, словно языки сотен змей.

— Темный огонь! — прошептала она все еще синими от холода губами. Но темный огонь не согревал, он жег льдом, и если обыкновенное пламя освещало, то это, наоборот, втягивало в себя свет теплого позднего полудня. Дерево над ней стало мрачным, словно от языков пламени исходил темный холодный туман.

Младенец на ее груди, испуганный черным огнем, укусил сосок, но Вайрани не обратила внимания на боль. Ядовитый или нет, укус маленького паучка — это ничто по сравнению с тем злом, которое исходило из чаши.

Вайрани еще ниже склонилась над пламенем.

— Хозяин, твоя слуга ждет Тебя!

Пламя мгновенно стало крошечным, и темнота поглотала чашу. Оттуда послышался слабый вскрик, но даже он заставил ее кожу покрыться мурашками. Вайрани узнала музыку донжонов Блекхолла. Ее собственный голос когда-то тоже примыкал к этому хору мучеников, и она так и осталась бы навсегда в этом средоточии пыток, если бы Черный Лорд не нашел ее однажды приятной для своих глаз, не избрал сосудом для своей власти и не влил ей в лоно семя, от которого произошла Орда.

Рука Вайрани невольно поднялась и коснулась того места, которое трогал сам Темный Лорд в ту последнюю ночь. Теперь на этом месте среди ее черных, как смоль, волос, сверкал единственный светлый локон, как белая змея среди черных корней. Пальцы ее тронули шелковистый волос, и перед глазами заплясали ужасные воспоминания: желтые клыки, капающая слюна, удары костистых крыл. Женщина убрала руку.

Некоторые воспоминания лучше не будить.

Но тут из пламени раздался голос, который мгновенно свел на нет всю ее решимость. Точно так, как много раз битая собака боится руки хозяина, Вайрани вдруг почувствовала, как мочится под себя, все ниже и ниже склоняя голову. Все внутри ее дрожало и корчилось.

— Готова ли ты? — вопрошал ее Темный Лорд.

— Да, господин, — женщина поцеловала мокрую землю под собой. Дети вновь врассыпную бросились от нее, прячась под листья и корни. Даже эти жалкие остатки Орды знали голос своего отца.

— Местность безопасна?

— Да, Господин. Дети охраняют все проходы. И если ведьма появится здесь, Орда предупредит меня. А я буду готова всегда.

— Ты знаешь свое дело?

Она кивнула, размазывая грязь по лбу.

— Умереть должны все.

2

Елена прикрыла глаза и отдалась мерному покачиванию лошади. Мускулы ее ног, казалось, слились с мускулами животного — и конь, и всадник дышали и двигались в одном ритме.

Они ехали уже почти целый день, хотя продвинулись по тропе совсем ненамного. Гремящий, скрипящий вагончик притормаживал их стремительность, позволяя лишь идти быстрым шагом. К тому же дорогу им уже несколько преграждали разлившиеся горные ручьи, которые надо было переходить с особой осторожностью, поскольку под мутными водами могли оказаться непредсказуемые камни, и копыта, даже подкованные, сильно скользили.

Но пока остальные ворчали по поводу возникавших препятствий, Елена не расстраивалась, будучи просто счастлива от осознания уже одного того, что вновь сидит верхом на своей любимой лошади. Небольшая серая кобылка Мист, выжившая среди ужаса последнего полугода, осталась теперь единственной памятью о доме. И, покачиваясь в такт ее равномерным движениям, Елена думала, что все прошедшее было всего лишь дурным сном. Можно было почти представить себе, что она едет на любимой Мист по родным полям и садам, едет к родному дому, может быть, даже для того, чтобы поучаствовать в пикнике, который они обычно устраивали на Отчаянной Горе. Ее рука невольно потянулась к гриве и погладила жесткие пряди. Слабая улыбка искривила губы девушки, и на мгновение она действительно уловила в остром запахе конского пота запах дома.