Темный альянс, стр. 35

— Все в порядке, Стефан. Я понимаю, что ты чувствуешь…

Но Стефан оборвал его:

— Я говорю совершенно серьезно, Мэтт. Клаус прав, это дело касается только нас двоих. Он хочет, чтобы я пришел один, а иначе он что-нибудь сделает с Кэролайн. Значит, я пойду один. Это мое решение.

— Ты пойдешь на свои похороны, — выпалила Бонни почти в истерике. — Стефан, ты спятил. Ты никуда не пойдешь.

— Ты ошибаешься.

— Мы тебя не пустим…

— Что-что? — спросил Стефан, глядя на нее в упор. — Ты думаешь, что сможешь меня остановить?

Повисла очень неуютная пауза. Бонни смотрела на Стефана и видела, что он меняется прямо у нее на глазах. Лицо как будто заострилось. Поза, в которой он стоял, словно специально предназначалась для того, чтобы напомнить об упругих литых мышцах, скрытых под его одеждой. Мышцах хищника. Он сразу стал каким-то далеким, чужим. Страшным.

Бонни отвернулась.

— Давайте рассуждать здраво, — сменил тактику Мэтт. — Не будем решать сгоряча и спокойно все обсудим…

— Здесь нет предмета для обсуждения. Я пойду. Вы не пойдете.

— Ты не имеешь права, Стефан, — сказала Мередит, и Бонни поблагодарила ее про себя за спокойствие в голосе. — Ты сказал, что сможешь порвать нас на мелкие куски. Никаких возражений. Мы уловили твою мысль. Но после всего, что мы вместе пережили, у нас есть право хотя бы услышать внятные объяснения перед тем, как ты туда помчишься.

— Ты же сам говорил, что эта война напрямую касается и девушек, — добавил Мэтт. — Когда ты успел передумать?

— Когда узнал, кто убийца, — сказал Стефан. — Клаус появился здесь из-за меня.

— Ну что за бред! — воскликнула Бонни. — Хочешь сказать, что это ты заставил Елену убить Катрину?

— Я заставил Катрину вернуться к Клаусу! С этого все началось. И Кэролайн впутал в эту историю тоже я. Если бы не я, она никогда не возненавидела бы Елену и не стала бы крутить с Тайлером. Так что у меня есть долг и перед ней.

— Тебе просто очень хочется в это верить, — почти закричала Бонни. — Клаус ненавидит нас всех! Неужели ты думаешь, что он тебя отпустит? Неужели ты думаешь, что он оставит в покое нас?

— Нет, — сказал Стефан и ножом Мэтта принялся остругивать стоящую возле стены ветку ясеня, превращая ее в прямое белое копье.

— Молодец. Хочешь схватиться с ним один на один? — яростно сказал Мэтт. — Разве ты не понимаешь, что это идиотизм? Ты прямиком угодишь в ловушку, которую он подстроил! — Он сделал шаг к Стефану. — Если ты думаешь, что мы втроем не сумеем тебя остановить…

— Не надо, Мэтт, — низкий ровный голос Мередит прорезал комнату. — Ничего хорошего из этого не выйдет. — Стефан посмотрел на нее и прищурился, но она встретила его взгляд спокойно и уверенно. — Ты решил встретиться с Клаусом лицом к лицу, Стефан. Хорошо. Но, перед тем как ты уйдешь, давай позаботимся о том, чтобы у тебя были хоть какие-то шансы. — Она стала с невозмутимым видом расстегивать пуговицы своей строгой блузки.

Бонни стало не по себе, хотя всего неделю назад она предлагала Стефану то же самое. «Боже мой, тогда, по крайней мере, мы были наедине», — подумала она. Но потом пожала плечами. Наедине, на людях — какая, в сущности, разница?

Она посмотрела на Мэтта, который тоже явно был ошарашен. Но потом его брови нахмурились, и на лице появилось то упрямое, непрошибаемое выражение, которое приводило в бессильную ярость тренеров команд-противников. Голубые глаза встретились с ее глазами, и она кивнула, выпятив подбородок. Не говоря ни слова, она расстегнула свою легкую ветровку, а он стянул с себя футболку.

Угрюмый взгляд Стефана, пытавшегося скрыть потрясение, бегал по троим людям, которые раздевались прямо у него в комнате. Потом он помотал головой. Белая ветка стояла перед ним, как копье.

— Нет.

— Не будь идиотом, Стефан, — огрызнулся Мэтт. Несмотря на царившую сумятицу, Бонни не могла не залюбоваться его обнаженным торсом. — Нас трое. Ты можешь взять много, не причинив вреда никому из нас.

— А я говорю: нет! Ради мести, ради того, чтобы бороться злом против зла, ради чего угодно — нет! Я надеялся, что хоть ты меня понимаешь, — Стефан посмотрел на Мэтта с горьким упреком.

— Я понимаю, что ты идешь на верную смерть! — крикнул Мэтт.

— Он прав! — Бонни прижала костяшки пальцев к губам. Предчувствие пробивалось через защиту, которую она выстроила. Бонни очень не хотела впускать его в себя, но ее силы наконец истощились. Она задрожала, когда, проникнув в ее сознание, в голове зазвучали слова.

— «Никто не может встать у него на пути и быть живым», — с мукой в голосе произнесла она. — Так сказала Викки, и она была права. Я чувствуюэто, Стефан. Никто не может встать у него на пути и быть живым!

Всего одну секунду ей казалось, что Стефан ее услышал. Но потом его лицо снова стало чужим, и он холодно сказал:

— Это не ваша забота. Предоставьте решать мне.

— Но если нет никаких шансов… — начал Мэтт.

— Бонни сказала не это! — отрезал Стефан.

— Именно это! Что ты такое несешь? — заорал Мэтт. Мэтта трудно было вывести из себя, но если уж он зверел, то зверел всерьез. — Стефан, мне надоело…

— И мне надоело! — прорычал в ответ Стефан. Бонни никогда не слышала, чтобы он говорил в таком тоне. — Меня тошнит от вас всех, тошнит от вашего нытья, тошнит от вашей бесхребетности. И от ваших идиотских пророчеств тоже! Это мояпроблема.

— Я думал, что мы команда… — крикнул Мэтт.

— Нет. Мы не команда. Вы — кучка жалких человеческих существ. Что бы с вами ни происходило, в глубине души вы все равно хотите одного — попрятаться по своим уютным домикам, а потом переселиться в свои уютные могилки. У меня с вами нет ничего общего, и я этому рад. Я терпел вас при себе так долго, потому что у меня не было выбора, но теперь, слава богу, это закончилось. — Он обвел взглядом каждого из них и произнес медленно, подчеркивая каждое слово: — Никто из вас мне не нужен. Я не желаю, чтобы вы были рядом со мной, и не желаю, чтобы вы шли за мной. Вы только испортите мой план. Если кто-нибудь из вас пойдет за мной, я его убью.

Бросив на них последний испепеляющий взгляд, он развернулся и вышел.

— Он перешел грань, — сказал Мэтт, уставившись в пустой дверной проем, где исчез Стефан.

— Ничего подобного, — сказала Мередит. Ее голос был усталым и тихим, но в нем послышалось что-то вроде нервного смеха. — Ты что, не понял, Мэтт? — добавила она, когда он повернулся к ней. — Он же сейчас специально орал, чтобы мы его возненавидели и оставили в покое. Сказал все гадости, какие только смог придумать, чтобы мы разозлились и не пошли за ним. — Она взглянула в проем и приподняла бровь. — Хотя, пожалуй, с этой репризой: «Если кто-нибудь пойдет за мной, я его убью» — он действительно перестарался.

Бонни, не сдержавшись, хихикнула.

— Думаю, он подцепил это у Дамона. «Никто из вас мне не нужен. Понимайте мои слова буквально».

— «Кучка жалких человеческих существ», — добавил Мэтт. — И все-таки я чего-то не пойму. Бонни, у тебя было предчувствие, а Стефан обычно от такого не отмахивается. Если нет никаких шансов победить, то зачем туда идти?

— Бонни не говорила, что нет возможности победить. Она сказала, что нет возможности выжитьв битве. Так, Бонни? — Мередит посмотрела на нее.

Приступ смеха прошел. Бонни сама была в недоумении. Она задумалась было над пророчеством, но ей были известны только слова, прозвучавшие в ее сознании, и ничего больше. Никто не может встать у него на пути и быть живым.

— То есть ты считаешь, что Стефан… — В глазах Мэтта медленно разгоралась лютая ярость. — Стефан решил пойти туда и остановить Клауса ценой своей жизни? Отдать себя на заклание? Как жертвенное животное?

— Скорее как Елена, — мрачно сказала Мередит. — И может быть… Может быть, тогда они окажутся вместе.

— Да ну, — Бонни покачала головой. Пускай она мало что поняла в предсказании, но этоона знала точно. — Я уверена, он так не считает. С Еленой особый случай. Она попала туда, где находится сейчас, потому что погибла слишком молодой, у нее осталось много недоделанных дел, ну и… ну и вообще с ней особый случай. А Стефан прожил вампиром пятьсот лет, и молодым его никак не назовешь. Нет никакой гарантии, что он окажется там же, где Елена. Он может попасть в какое-нибудь другое место, а то и просто уйти в небытие.Он это отлично понимает, не сомневаюсь. Мне кажется, он просто хочет сдержать свое обещание — остановить Клауса любой ценой.