Кровь Севера, стр. 68
И время сейчас нехорошее. Весна. Голодные морские волки выходят на промысел…
А стоит взглянуть на наш кнорр, и сразу видно: не порожняком идет. Вон осадка какая…
Я поделился сомнениями с обществом.
«Общество» задумалось… Но ненадолго.
– Мы же вокруг Сёлунда пойдем, – сказал Свартхёвди. – С Сёлунда все хорошие воины с Рагнаром пошли. Да и знают нас здесь. Не тронут.
Убедил.
– Решено, – заявил я. – Домой идем морем.
Ох, блин! Не зря я сомневался! Только-только рассеялся утренний туман – прямо по курсу драккар!
Черт! Сёлунд Сёлундом, но по ту сторону пролива – Сконе. И там нас, сёлундцев, тоже знают. Но, как бы это поделикатней выразиться… С не совсем хорошей стороны.
Причина понятна.
Именно в Сконе ходят по льду «за зипунами» сёлундские «козаки».
Именно в Сконе мы ходили «забарывать зло» вместе с Каменным Волком и обиженной вдовушкой. Долг, как говорится, платежом…
– Правей и на камни? – мрачно спросил меня Ове Толстый.
Вот ведь жизнь у человека: третий корабль за сезон…
Я задумался…
Выбросится на скалы Сёлунда – мысль, к сожалению, здравая. Есть шанс, что парни на драккаре за нами не сунутся. Есть шанс, что кто-то выплывет… Да и добро потом можно будет достать, если удастся утопить кнорр правильно.
Только – вряд ли. Вон прибой какой! И воды здесь для нашего кормчего – новые. Так! Это я об Орабель забыл. Мы-то – воины. Нам ли смерти бояться? А сознательно топить беременную женщину… Нет, я так не могу.
Значит – что? Значит, будем драться. За одного битого трех небитых дают. А мы уж такие битые… Будем считать – каждый на пятерых сконцев потянет. И Медвежонок вообще за десятерых…
На драккаре нас заметили. Оживились.
– Прямо держи! – велел я Ове и повернулся Медвежонку, разглядывавшему опасный кораблик.
– Можешь сказать, кто это?
Вдруг – друзья? Или – родичи чьи-нибудь. Тогда, глядишь, обойдется…
Не обошлось.
– Это корабль Торкеля-ярла, – мрачно произнес Медвежонок.
Он тоже прикинул наши шансы на успех и понимал – нет никаких шансов. Тридцатидвухвесельный драккар, это значит в команде семьдесят-восемьдесят головорезов. Задавят одной только массой.
– Торкель-ярл… – напряг я память. – Ты его знаешь?
– Ты тоже, – буркнул Медвежонок. – Ему Хавгрим Палица служит.
Вспомнил.
Тот самый ярл, с которым мы общались в поместье полюбившейся Каменному Волку вдовушки.
Вот уж у кого нет никаких оснований нас любить.
– Зря тебя не послушали, – пробормотал мой побратим. – Ты чуял беду, а я не послушал…
– Пустое! – бодренько произнес я. – В Валхалле на пиру встретимся!
– Это да, – вздохнул Медвежонок. – А как бы матушка с сестренкой порадовались нашей добыче!
Драккар недружественного ярла разворачивался клыкастой мордой к нам. Я ощутил знакомое спокойствие и улыбнулся. Может все же выкрутимся? Бывало и похуже…
– Брони вздеть! – рявкнул я. – Вихорёк! Белый щит – на мачту! Ове! Держи на вражий драккар! Орабель, отец Бернар – в трюм!
Ох и драка будет! Не завидую тому, кто палубу отмывать будет! Хотя я бы с ним поменялся…
Я стою на носу, как и подобает вождю. В отличной броне, «унаследованной» у покойного сарацина, в сверкающем шлеме.
Слева – Свардхёвди. Он больше не лопает свое мухоморье зелье (хотя и носит на всякий случай), научился «звереть» и так, в процессе кровопролития.
Но пока он еще не «оборотился». Обычный человек. Со швырковым копьем в руке. Ждет подходящего момента.
Справа сопит Хагстейн. Со щитом и здоровенным копьем, давшим ему прозвище. Меня прикрывает. Так положено, ведь я – вождь.
Слева от нашей носовой фигуры – англичане. С луками наготове. Не стреляют, хотя дистанция уже позволяет. Смысл? Над высокими бортами только щиты да головы торчат. И копья щетинятся.
Драккар идет на нас, скаля белые драконьи зубы из «рыбьей кости». Тремя метрами ниже – такие же белые усы пены. Мерно, обманчиво лениво вспахивают воду весла. Не торопится Торкель-ярл. Куда мы денемся? Тем более, белый щит подняли…
Эй, волчок мой белый, где ты? Чует сердце: сегодня ты мне ой как понадобишься.
Дистанция – метров двести метров. Ох не торопятся сконцы поднимать белый щит! Или – не собираются?
Дистанция – сто пятьдесят метров. Сконцы смотрят на нас поверх щитов. Только глаза и видны. Ох, не миновать нам драки!
Дистанция – шестьдесят метров. С каждым взмахом весел расстояние между нами сокращается метров на пять. Сконцы не слишком торопятся. Поляна накрыта. Добро пожаловать на пир.
Моя маленькая команда ждет команды: к бою. Я медлю… Очень не хочется умирать…
Топот ног за спиной… и жуткий рев берсерка оглушает меня. Свартхёвди не выдержал. Или наоборот, дождался дистанции эффективного броска и метнул с разбега. Копье – не стрела. С пятидесяти метров копье Медвежонка уверенно прошибает щит. Взять первую кровь – это хороший знак. Вестник смерти, полутораметровое копье с узким каленым жалом летит над стылой водой…
Глава сороковая. Испытание верности
Мелкий стылый дождь сеялся с темного неба. Человек в замызганном плаще из грубой некрашеной шерсти подошел к воротам, когда солнце уже покинуло небо. Прохожий постучал древком копья.
Первыми отозвались псы – зашлись злобным лаем. Над воротами показалась лохматая голова трэля.
Оглядев сверху позднего гостя, трэль сделал выводы и неуважительно поинтересовался:
– Кто таков?
Гость неловким движением сбросил капюшон, поднял кверху лицо, заросшее давно не стриженной бородой…
Раб охнул и белкой слетел с насеста.
Через мгновение калитка в воротах с мерзким скрипом отворилась.
Гость шагнул внутрь и сразу направился к дому, не глянув на согнувшегося в поясе раба.
Бросившихся во свирепым лаем собак гость тоже проигнорировал. Те, впрочем, грызть его не стали: в нескольких шагах сменили гнев на милость и завиляли хвостами: признали своего.
Давя сапогами дворовую грязь, пришелец пересек двор и решительно откинул полог…
Не меньше двадцати пар глаз уставились на него.
В доме как раз заканчивали вечернюю трапезу.
За длинным столом собрались все, кому дозволено ужинать с хозяевами.
Человек остановился на пороге…
Все разговоры вмиг прекратились – как отрезало.
Воцарившуюся тишину нарушил звонкий стук. Выпавшая из пальцев хозяйки чаша ударилась о столешницу, расплескав компот из сушеных ягод. Темная жидкость залила платье, но хозяйка будто и не заметила.
– Ульф! – прорезал тишину чистый женский голос.
Вскрикнула не хозяйка – ее дочь.
Она птицей вспорхнула со скамьи, кинулась к жениху, обняла, прижалась…
– Ульф… Ты вернулся, вернулся…
Жених отстранил ее бережно, но не отпустил, держа за руку сделал еще несколько шагов – до самого стола.
– Ульф… – Лицо девушки вдруг приняло выражение, какое бывает от несправедливой обиды. Кажется, она поняла, что суженый вернулся как-то неправильно… Совсем не так, как возвращаются победители.
Глаза хозяйки поместья расширились…
– Мой сын… – тихо, одними губами спросила она.
– Жив, – сказал возвратившийся, и Рунгерд облегченно выдохнула.
За столом тоже расслабились, задвигались…
– А где всё? Ты что же, ничего не добыл? – растерянно проговорила девушка. Она поглядела на вход в дом, будто ожидая, что завеса сейчас откинется и внутрь хлынет несметная добыча любимца Удачи. Ее жениха…
– А если – ничего? – глухим голосом проговорил тот. – Тогда ты мне уже не рада? Не пойдешь тогда за меня?
И снова – тишина, нарушаемая только треском огня в печи.
Губы девушки задрожали. Выражение незаслуженной обиды проступило еще сильнее:
– Ты… Что такое говоришь? Я – невеста твоя. Ты же мне дар свадебный… Ты больше не хочешь меня, да? Другую нашел, да? – Звонкий голос девушки внезапно обрел твердость.