Кровь Севера, стр. 62

То ли дело – мы. Я, например, принес оружие под плащом, уверенный, что никто не станет меня обыскивать. И немедленно приголубил потянувшегося к мечу итальянского «офицера». Другие норманы тоже клбвами не щелкали – похватали «дары» и тут же пустили в ход.

Не скажу, что итальянцы сдались без сопротивления. Кое-кто рыпался… Но мы были намного круче. Вдобавок – в боевых доспехах, а не в той ерунде, которую тут принято носить по праздникам.

Около минуты потребовалось, чтобы порубать в капусту графскую гвардию. Затем – перестроение и привычная по Франции работа с толпой.

Тех, кто оказывал сопротивление, убивали. Увы, не только их. Рубили и тех, кто растерялся или замешкался, вовремя не сообразив, чего хотят страшные норманы.

Вошедшие в боевой раж викинги превращались в настоящих мясников. Ор в храме стоял такой, что аж уши закладывало.

Мое место в общей диспозиции было почти традиционным – у главного входа в храм. Задача: никого не выпускать. Не такая уж трудная, учитывая, что двери заперты. Я стоял справа. В центре – Ольбард. По левую руку от Ольбарда – старина Тьерви.

Выбраны на почетную роль привратников мы были исключительно благодаря хладнокровию. Верховные вожди не сомневались: что ни один из нас не покинет пост, увлекшись резней.

Я и не увлекся. Голов не рубил и кишки не выпускал. Так, порезал нерадикально пару-тройку аристократов с дефектом зрения. После небольшого кровопускания зрение восстановилось, и бедолаги сумели увидеть между собой и дверью меня.

Им повезло. Резню мои братья-викинги устроили кошмарную. Как всегда.

Пленников, впрочем, тоже набралось немало. Тысячи полторы. Как только их оттеснили подальше от входа, мы открыли двери храма. И рванули к воротам города.

Дорога от храма к главным городским воротам – прямая и достаточно широкая. Десять минут – и мы были бы у цели…

Не вышло.

Три сотни норманов (часть осталась снаружи – сторожить пленников) – большая сила. Но не радикальная. Городской гарнизон – куда многочисленнее. И, как оказалось, находился в полной боевой. Такой приказ был отдан покойным графом. На всякий случай.

Резня в храме длилась не очень долго, но достаточно, чтобы снаружи заподозрили нехорошее. Штурмовать собор италийцы не рискнули, но подтянули войска.

Викинги – великие воины. Атаковать ощетинившийся копьями строй численно превосходящего противника? Почему бы и нет?

Но не в данном случае. Дело не в том, что нас – существенно меньше. Куда неприятней отсутствие подходящего вооружения. Ни щитов, ни длинных копий, ни метательного оружия…

… А вот размещенные на господствующих высотах итальянские стрелки вряд ли страдают от дефицита боеприпасов. Более того, кто-то даже озаботился подтянуть легкие орудия. Потомки древних римлян еще помнили кое-что из военной тактики предков.

Словом, поверх италийских щитов на нашу ударную группу с интересом смотрел толстый северный лис.

Но это я так подумал (и приготовился к самому нехорошему), а у наших лидеров было другое мнение.

«Чудесно оживший» Ивар Рагнарссон спокойно выступил вперед, демонстрируя пустые руки…

И начались переговоры.

Вот тут-то и выявилась роковая слабость местного менталитета в сравнении с моральным кодексом викингов.

Будь на месте итальянцев тот же Ивар, он бы не сомневался ни секунды. Если ты сильнее – бей! Заложники? Какие нафиг заложники? Вот перед нами практически вся верхушка вражеского войска! И отличная возможность взять ее в плен! Так за чем же дело стало? Ах, снаружи ошивается еще несколько тысяч головорезов? Ну так пусть себе ошиваются. Они – снаружи, мы – внутри. Стены крепкие. Вот пусть снаружи и останутся. А вздумай какой-нибудь ярл (чисто фантастическая ситуация!) предложить открыть ворота ворогу лишь потому, что его сынок или дочка угодили к неприятелю в плен, вот бы его, ярла, дружина удивилась! И, пожалуй, подумала, что у ярла что-то не то с головенкой, если бы ярл немедленно не зарезал шантажиста.

Такова логика викингов.

Но у итальянцев было совсем другое мировоззрение. Во всяком случае – у социальной верхушки. А рулили в городе именно они, те, чьи родичи оказались в кровавых объятьях норманов. Тем более здесь, вне храма, никто не знал, что граф, епископ и большая часть «лучших людей» города уже отправились в мир иной.

Знатоков датского найти не сумели, так что переговоры шли на смеси латинского и французского.

И были проиграны горожанами вчистую.

Под сомнительное прямо скажем обещание Ивара (Рагнарссон взял в свидетели Одина) не чинить в городе кровопролития и освободить всех заложников, нас пропустили к городским воротам и даже любезно позволили их открыть… А потом…

Потом всё было плохо. Для горожан. Потому что наши немедленно принялись грабить и резать. И заложников никто освобождать не стал. И всякого, кто пытался противостоять с оружием в руках, убивали немедленно.

Ужас и смятение – вот те чувства, которые воцарились среди италийцев.

В считанные часы в городе не осталось никого, способного к сопротивлению. Рагнар Лотброк стал полновластным хозяином заветного города…

И наконец узнал, что это не Рим!

Вот это было воистину королевское разочарование!

Конунг так расстроился, что даже пустил на самотек процесс грабежа.

Впрочем, его сыновья хладнокровия не утратили и успели наложить лапу на лучшие куски.

Что ж, справедливо. Это ведь Ивар придумал замечательный план [20]и воплощен он был на финансовые средства Рагнара.

Впрочем, и остальные в убытке не остались. Луна – не Рим, но все же исключительно богатый город.

Был.

Три неделю спустя, до отказа набив трюмы кнорров и трофейных кораблей имуществом и отборными рабами, под завязку загрузив драккары драгметаллами и прочими ценностями, наш отремонтированный флот отправился в обратный путь.

Были, конечно, и другие идеи. В Италии ведь немало городов, в которых можно поживиться… Но мы слишком долго были в походе. Очень хотелось – домой. А через годик-другой, с новыми силами…

Увы. От дома нас отделяли тысячи морских миль. И – зимние шторма. И обиженные нами враги, которые так и жаждали реванша.

Глава тридцать четвертая. Ловушка

Удары деревяшки в щит отсчитывали ритм. Проворачивались весла, толкая драккар. Шипела вода под днищем, мы истекали потом…

Нелегкое это дело: грести в полную силу, когда на тебе – боевое железо.

А без него – никак. Сарацинские стрелы жалили корабль, лупили в щиты, иной раз и по шлему чиркали.

С кормы, в ответ, били наши стрелки. Так, для острастки. Мы удирали. Со всех ног… вернее, рук. Счастье еще, что ветер хоть и встречный, но совсем слабый. Иначе пришлось бы терять время, класть мачту…

– Заходят! Справа заходят! – закричал кто-то.

Справа – это мой борт. Я оторвал взгляд от спины Рулафа, вертевшего весло на переднем руме. Так и есть. Узкая галера шла за нами, медленно, но неуклонно сокращая дистанцию. Мне показалось, что я даже слышу сочные хлопки бича, стимулирующего галерных гребцов.

Задающий темп ритм, и без того торопливый, еще ускорился.

Я уперся и прибавил. По лицу стекал пот, мечталось: зачерпнуть шлемом морскую воду, вылить на голову… Сколько я еще так продержусь? Пять минут? Десять?

– Ну-ка пусти! – сидевший на палубе у моего рума Ове Толстый вскочил… И тут же присел, потому что в его бронь немедленно ударила стрела.

– Ты отдохнул, что ли? – выдохнул я, с недоверием косясь на здоровяка. – Силенок хватит?

Минут двадцать назад этот красавец сиганул с борта кнорра с пустым бочонком под мышкой. А потом, с этим же бочонком (и в полной броне), проплыл почти сто метров, обстреливаемый лучниками с арабского парусника. Когда его втаскивали на борт (втроем, потому что Ове в броне тянул на десять пудов с гаком), болтавшийся на волнах бочонок щетинился стрелами как ежик – иглами, а в мокрой туше Ове – ни одной дырки. Вот уж удача так удача!