Тайны летней ночи, стр. 42

Она решительно встала с его коленей и отвернулась, не желая, чтобы он видел ее дрожащие губы. И смогла вымолвить всего два слова, прервавшие тяжелое молчание.

По-прежнему не глядя на Саймона, она хрипло обронила:

— Больше никогда.

И, откинув занавески, оставила комнату со всей возможной поспешностью и бросилась бежать по коридору.

Глава 17

После панического бегства Аннабел Саймон просидел на одном месте еще с полчаса, стараясь потушить бушевавший в нем пожар, охладить кипевшую кровь. За это время он поправил одежду и провел руками по волосам, мрачно размышляя, что теперь делать.

— Аннабел, — пробормотал он, расстроенный и смущенный, как никогда в жизни.

То обстоятельство, что женщина сумела довести его до такого состояния, приводило Ханта в бешенство. Он, известный как хитрый, хладнокровный, сметливый, умеющий держать себя в руках человек, сделал ей самое неуклюжее и бестактное предложение и, разумеется, был возмущенно отвергнут. И, нужно сказать, заслуженно. Ему ни за что не следовало требовать, чтобы Аннабел назвала цену, прежде чем хотя бы признала, что желает его. Но подозрение, что она спит с Ходжемом! Из всех знакомых мужчин выбрать, этого… Недаром Саймон, почти обезумев от ревности, потерял голову и наделал глупостей.

Вспомнив вкус ее губ, сладость поцелуев, упругий шелк ее кожи, Саймон ощутил, как страсть вновь загорается в нем. Обладая немалым опытом в отношениях с женщинами, он самоуверенно полагал, что знаком со всеми ощущениями, которые дает физическое наслаждение, но только сейчас до него дошло, что в постели с Аннабел все будет совершенно по-другому. Это будет не бездумное слияние двух тел. Затронуто его сердце… пробуждены эмоции… настолько тревожащие, что он не мог заставить себя разобраться в них более спокойно.

Притяжение между ними становится опасным, причем для него не меньше, чем для нее. И понятно, что Саймону, так или иначе, придется оценить ситуацию и что-то предпринять. Но в этот момент он потерял способность мыслить связно.

С тихим проклятием он вышел из комнаты, на ходу поправляя узел черного шелкового галстука. Напряжение свело мышцы, сковав обычную размашистую походку и действуя на и без того натянутые нервы. Перспектива еще одного потраченного впустую вечера приводила его в ярость. Он терпеть не мог светских развлечений, поскольку был не из тех людей, которые готовы часами болтать ни о чем, предаваясь безделью. Он давно бы уехал, если бы не присутствие Аннабел в Стоуни-Кросс.

Мрачный как туча он вошел в бальный зал и рассеянно оглядел толпу, сразу же заметив Аннабел, сидевшую в углу рядом с лордом Кендаллом. Последний был явно увлечен ею. Его завороженный взгляд не оставлял в этом ни малейших сомнений. Аннабел, раскрасневшаяся и притихшая, старалась не встречаться с восхищенными глазами Кендалла. Говорила она очень мало. Стиснутые руки лежали на коленях. Саймон зловеще прищурился. Какая жестокая ирония в том, что именно теперь, когда Аннабел чувствует себя неуверенной и униженной, Кендалл по-настоящему обратил на нее внимание! Ничего, позже его ждет неприятный сюрприз. Аннабел непременно возьмет его на поводок, и тогда придется обнаружить, что жена — вовсе не то скромное застенчиво-невинное создание, каким казалась раньше, а страстная, импульсивная, амбициозная женщина, нуждающаяся в столь же сильном партнере. Кендаллу просто не под силу справиться с ней. Он истинный джентльмен — слишком умерен и мягок, слишком образован, слишком занят своей ботаникой. Аннабел никогда не будет уважать мужа, для нее все его добродетели — пустой звук. Рано или поздно она начнет презирать его именно за то, чем следовало бы восхищаться, а Кендаллу будут неприятны в Аннабел исключительно те качества, которые ценил бы Саймон.

Оторвав взгляд от парочки, он направился на другой конец зала, где стоял Уэстклиф, занятый разговором с друзьями.

— Веселитесь? — пробормотал граф, обернувшись к нему.

— Не особенно.

Саймон сунул руки в карманы и нетерпеливо осмотрелся.

— Слишком долго я здесь оставался. Нужно срочно возвращаться в Лондон, проверить, что делается в литейной.

— А мисс Пейтон? — вкрадчиво осведомился граф.

Саймон на минуту задумался.

— Думаю, — медленно начал он, — стоит подождать и посмотреть, что выйдет из ее охоты за Кендаллом. — И, вопросительно изогнув бровь, уставился на графа.

Тот ответил коротким кивком.

— Когда уезжаете?

— На рассвете, — пояснил Саймон, не в состоянии сдержать долгого тяжкого вздоха.

Уэстклиф сухо улыбнулся.

— Все само собой разрешится, — прозаически заметил он. — Поезжайте в столицу и возвращайтесь, когда в голове прояснится.

Аннабел никак не могла стряхнуть с себя тоску, окутавшую ее ледяным покрывалом. В последнее время она почти не спала и страдала полным отсутствием аппетита.

Даже обильный завтрак, сервированный внизу, оставил ее равнодушной. Лорд Кендалл считал ее слабость и неестественное спокойствие последствиями болезни и изливал на Аннабел сочувствие и утешение, пока ей не захотелось раздраженно его оттолкнуть. Подруги тоже досаждали ей предложениями помощи и искренней добротой, но Аннабел впервые не радовала их жизнерадостная болтовня. Она пыталась определить тот момент, когда все пошло наперекосяк, и поняла, что мир померк, едва леди Оливия сообщила, что Саймон Хант покинул Стоуни-Кросс.

— Уехал в Лондон по делам, — беспечно щебетала леди Оливия. — Он никогда не остается надолго на подобных праздниках, чудо, что он еще задержался так надолго.

Когда кто-то поинтересовался, почему отъезд был столь внезапным, леди Оливия улыбнулась и покачала головой:

— О, Хант появляется и исчезает по собственной воле, как бродячий кот. И всегда неожиданно, поскольку не любит прощаний.

Хант отправился в Лондон, не сказав Аннабел ни единого слова, и поэтому она чувствовала, что брошена, и не находила себе места. И неустанно перебирала в голове события вчерашней ночи… О, кошмарный вечер! После встречи в музыкальной комнате она была так сбита с толку, так занята мыслями о Ханте, что никак не могла сосредоточиться. Постоянно опускала глаза и молилась про себя, чтобы он не подошел к ней. К счастью, он держался на расстоянии, зато лорд Кендалл не отходил от Аннабел. И весь вечер говорил о предметах, которых она не понимала и до которых ей не было дела. Она умудрялась вовремя поддакивать ему, поощряя вымученными улыбками, хотя сознавала, что должна быть на седьмом небе от внимания, что он ей уделяет. Но вместо этого желала одного: чтобы он поскорее убрался.

Ее подавленность за завтраком, казалось, еще больше привлекла Кендалла. Предположив, что ее необычайная меланхоличность — всего лишь притворство, Лилиан Боумен успела прошептать ей на ухо:

— Молодец, Аннабел. Он буквально ест у тебя с рук.

Встав из-за стола под предлогом, что нуждается в отдыхе, Аннабел долго бродила по дому, пока не оказалась у Голубого салона. Ее манил шахматный столик, и она медленно приблизилась к нему, гадая, успела ли горничная убрать фигуры в коробку, или кто-то вмешался в игру. Нет, все было точно так, Как она оставила… если не считать небольшого отличия. Саймон Хант передвинул пешку в оборонительную позицию, позволявшую ей либо организовать собственную оборону, либо решительно преследовать его королеву. Не такого хода она ожидала от Ханта. Судя по его характеру, он вполне мог предпринять нечто более амбициозное. Более радикальное.

Аннабел стала изучать позицию, пытаясь понять его стратегию. Сделан ли ход из нерешительности или беспечности? Или у него какая-то скрытая цель, которую она не в силах разгадать?

Аннабел потянулась к одной из фигур, поколебалась и отняла руку.

«Это всего лишь игра, — сказала она себе. — Не стоит придавать слишком большого значения каждому ходу, словно тебя ждет огромный выигрыш».

Тем не менее она долго думала, прежде чем снова протянуть руку. Переставила вперед ферзя и взяла пешку, дрожа от удовлетворения, когда фигуры стукнулись друг о друга: слоновая кость об оникс… Сжала пешку и взвесила на ладони, прежде чем осторожно поставить ее рядом с доской.