Красный сфинкс, стр. 68
— Совет дурака! — сказал король.
— А только такие советы и бывают удачны, — ответил л’Анжели.
— Хорошо, — уступил король, — я их прощаю.
— Благодарите его всемилостивое величество Людовика Справедливого, — сказал л’Анжели.
Оба музыканта поднялись и склонились в почтительном поклоне.
— Хорошо, хорошо! — сказал король. — Достаточно!
Он огляделся, проверял, чем заняты соучастники его забавы.
Денуайе шпиговал зайца, Ла Вьёвиль — фазана, Ножан — филейную часть говядины; Сен-Симон не шпиговал, но держал тарелку с салом; Бассомпьер разговаривал с герцогом де Гизом; Барада играл в бильбоке; герцог Ангулемский, устроившись в кресле, спал или притворялся спящим.
— Что вы там говорите герцогу де Гизу, маршал? Это должно быть интересно, — спросил король.
— Интересно для нас, государь, — отвечал Бассомпьер. — Господин герцог де Гиз ищет со мной ссоры.
— По какому поводу?
— Кажется, господин де Вандом скучает в тюрьме.
— Вот так так! — сказал л’Анжели. — А я думал, что скучают только в Лувре!
— И он мне написал, — продолжал Бассомпьер.
— Вам?
— Вероятно, он думает, что я в фаворе.
— И чего же он хочет, мой брат де Вацдом?
— Чтобы ты прислал ему одного из твоих пажей, — сказал л’Анжели.
— Замолчи, дурак! — прикрикнул король.
— Он хочет выйти из Венсена и отправиться воевать в Италию.
— Ну, горе пьемонтцам, — заметил л’Анжели, — если они покажут ему спину.
— И он вам написал?
— Да, прибавив, что считает эту попытку бесполезной, поскольку я, видимо, принадлежу к клике господина де Гиза.
— Почему он так думает?
— Я же любовник сестры герцога, госпожи де Конти.
— И что же вы ответили?
— Я ответил, что это ничего не значит: я был любовником всех теток герцога и не стал от этого относиться к нему лучше.
— А чем заняты вы, мой кузен д’Ангулем? — спрос король.
— Я вижу сон, государь.
— О чем же?
— О войне в Пьемонте.
— И что же вы видите во сне?
— Я вижу, государь, что ваше величество во главе своих армий лично отправляется в Италию, и что на одной из высочайших вершин Альп его имя вписано между именами Ганнибала и Карла Великого. Что вы скажете о моем сне, государь?
— Что лучше видеть такие сны, нежели бодрствовать подобно другим, — вставил л’Анжели.
— А кто будет следующим за мной в командовании? Мой брат или кардинал? — спросил король.
— Условимся об одном, — сказал л’Анжели, — если это будет твой брат, он станет п о д ч и н я т ь с я тебе, но, если это будет кардинал, он станет к о м а н д о в а т ь тобой.
— Там, где король, — сказал герцог де Гиз, — никто не командует.
— Ну да! — возразил л’Анжели. — Как будто ваш батюшка Меченый не командовал в Париже во времена короля Генриха Третьего!
— Но это для него плохо кончилось, — сказал Бассомпьер.
— Господа, — сказал король, — война в Пьемонте — дело серьезное, и мы с матушкой решили, что оно будет обсуждено в Совете. Вас, маршал, должны были известить о необходимости присутствовать на нем. Кузен д’Ангулем и господин де Гиз, я вас извещаю. Не скрою, что в Совете у королевы многие настроены в пользу Месье.
— Государь, — сказал герцог Ангулемский, — говорю заранее и во всеуслышание, что мой голос будет за господина кардинала: после осады Ла-Рошели было бы великой несправедливостью отнять у него командование ради кого угодно, кроме короля.
— Это ваше мнение? — спросил король.
— Да, государь.
— А вы знаете, что два года назад кардинал хотел посадить вас в Венсен и только я этому помешал?
— Ваше величество были не правы.
— Как это не прав?
— Да, если его высокопреосвященство хотел посадить меня в Венсен, значит, я того заслуживал.
— Бери пример с твоего кузена д’Ангулема, — сказал л’Анжели, — он человек опытный.
— Полагаю, кузен, что, если бы вам предложили командовать армией, вы были бы иного мнения?
— Если бы мой король, кого я чту и кому обязан повиноваться, п р и к а з а л мне командовать армией, я принял бы это назначение. Но если бы он только п р е д л о ж и л мне командование, я уступил бы эту честь его высокопреосвященству со словами: «дайте мне пост такой же, как у господ де Бассомпьера, де Бельгарда, де Гиза, де Креки, и я буду вполне счастлив».
— Черт возьми, господин д’Ангулем, — сказал Бассомпьер, — я не думал, что вы столь скромны.
— Я скромен, когда сужу себя, маршал, и горд, когда сравниваю себя с другими.
— А ты, Людовик, слушай, ты за кого? За кардинала, за Месье или за самого себя? Что до меня, то заявляю: на твоем месте я был бы за Месье.
— Почему, дурак?
— Потому что, проболев все время осады Ла-Рошели, он наверняка захочет взять реванш в Италии. Может быть, теплые страны больше подходят твоему брату, чем холодные.
— Лишь бы там не было слишком жарко, — произнес Барада.
— А, и ты решился заговорить! — сказал король.
— Да, — ответил Барада, — когда у меня есть что сказать, иначе я молчу.
— А почему ты не шпигуешь?
— Да потому, что у меня чистые руки и я не хочу их пачкать; потому, что от меня пахнет хорошо и я не хочу пахнуть плохо.
— Держи, — сказал Людовик XIII, вынимая из кармана флакон, — можешь надушиться этим.
— Что это?
— Померанцевая вода.
— Вы знаете, что я ее ненавижу, вашу померанцевую воду!
Король подошел к Барада и брызнул ему в лицо несколько капель жидкости из флакона.
Но, прежде чем они успели коснуться лица молодого человека, он бросился к королю, вырвал флакон у него из рук и разбил об пол.
— Господа, — спросил король, побледнев, — как бы вы поступили, если бы какой-нибудь паж нанес вам оскорбление, подобное тому, что допустил в отношении меня этот бездельник?
Все промолчали.
Один Бассомпьер, не в силах сдержать свой язык, выпалил:
— Государь, я велел бы его выпороть!
— Ах, вы бы велели меня выпороть, господин маршал! — крикнул Барада вне себя и, несмотря на присутствие короля, обнажил шпагу и кинулся на маршала. Герцог де Гиз и герцог Ангулемский его удержали.
— Господин Барада, — сказал Бассомпьер, — поскольку обнажать шпагу в присутствии короля запрещено под угрозой отсечения кисти руки, вы позволите мне отнестись к этому запрету с должным уважением; но, поскольку вы заслуживаете урока, я вам его дам. Жорж, шпиговальную иглу!
И, взяв иглу из рук конюшего, Бассомпьер произнес:
— Отпустите господина Барада.
Барада отпустили, и он, несмотря на окрики короля, яростно бросился на маршала. Но тот был старым фехтовальщиком, если он не часто обнажал шпагу против врагов, то не раз делал это против друзей, и теперь с отменной ловкостью, не вставал с кресла, парировал удары фаворита, а затем, воспользовавшись первым же случаем, вонзил ему шпиговальную иглу в плечо и оставил там.
— Ну вот, почтеннейший молодой человек, — сказал он, — это будет получше кнута и запомнится дольше.
Увидев кровь, выступившую на рукаве Барада, король вскрикнул.
— Господин де Бассомпьер, — сказал он, — не смейте больше являться мне на глаза.
Маршал взялся за шляпу.
— Государь, — сказал он, — с позволения вашего величества я обжалую этот приговор.
— Где? — спросил король.
— Обращусь к Филиппу Бодрому.
И пока король кричал: «Бувара! Пошлите за Буваром!», Бассомпьер, жестом простившись с герцогом Ангулемским и герцогом де Гизом, пожал плечами и вышел, пробормотав:
— И это сын Генриха Четвертого! Не может быть!..
III. МАГАЗИН ИЛЬДЕФОНСО ЛОПЕСА
Как, вероятно, помнят наши читатели, в отчете Сукарьера кардиналу значилось, что г-жа де Фаржи и испанский посол г-н де Мирабель обменялись записками у ювелира Лопеса.
Но Сукарьер понятия не имел, что ювелир Лопес был душой и телом предан кардиналу, в чем он был весьма заинтересован, ибо в своем двойном качестве магометанина и еврея (одни считали его евреем, другие магометанином) ему с трудом удавалось избегать оскорблений, несмотря на то что он старательно и открыто ежедневно ел свинину, стремясь доказать, что не принадлежит ни к последователям Моисея, ни к последователям Магомета, запрещающим своим приверженцам свиное мясо.