Клуб адского огня, стр. 8

— По мне, так оно похоже на кошку. Или на взбесившегося кролика.

Брайтнер задумчиво потер подбородок.

— Представитель кошачьих… Знаете, такое мне в голову не приходило. Какая-то разновидность дикой кошки…

— Вы позволите вставить это в мою статью?

— Ja, naturlich [7], — ответил Брайтнер; но эти слова он произнес без улыбки. — А теперь, пожалуй, чаю?

Роб кивнул, ему уже давно хотелось пить. Брайтнер повел их обратно мимо разнообразных ям, мимо чего-то, спрятанного под брезентом, мимо рабочих с ведрами. За последним подъемом оказалась ровная площадка, где расположились открытые с боков палатки, устланные красными коврами. Из самовара, стоявшего в одной из них, налили в три изящные, похожие на тюльпаны чашечки ароматный турецкий чай, положили сахару. Открытая палатка позволяла видеть впечатляющий пейзаж: вдаль, в сторону Сирии и Ирака, уходили бескрайняя желтая равнина и невысокие пыльные холмы.

Несколько минут они сидели и спокойно болтали. Брайтнер объяснял, что во время оно окрестности Гёбекли были плодородными — отнюдь не та пустыня, которая здесь нынче.

— Десять — двенадцать тысяч лет назад эта местность вовсе не была засушливой. Больше того, она была прекрасна — истинный пасторальный пейзаж. Стада пасущихся диких животных, рощи плодоносящих деревьев, реки, полные рыбы… Потому-то на камнях и вырезано столько зверей — тех, которых вы теперь здесь днем с огнем не сыщете.

Роб записал его рассказ. Он рассчитывал узнать что-нибудь еще, но тут появилась пара турецких рабочих, заговоривших с Брайтнером по-немецки. Робу хватило знания этого языка, чтобы понять суть вопроса: они хотели рыть глубже, хотели добраться до нового мегалита.

Брайтнера их рвение, похоже, не на шутку встревожило; он волновался по поводу безопасности. В конце концов археолог вздохнул, пожал плечами и отправился на место разбираться. Когда он уходил, Роб заметил на лице одного из рабочих странное, мрачное выражение. В атмосфере разговора определенно ощущалось напряжение. Но почему? Роб задумался — теперь, когда они с Кристиной наедине, не обсудить ли с нею свои подозрения?

Шум раскопок, приглушенный расстоянием, был еле слышен, лишь изредка горячий пустынный ветер доносил позвякивание какого-нибудь инструмента. Роб совсем было собрался задать вопрос, но Кристина опередила его.

— Итак, что вы думаете о Гёбекли?

— Ну, как же! Это невероятно.

— Но вы понимаете, насколько невероятно?

— Думаю, что да. Или нет?

Она скептически взглянула на него.

— В таком случае, может, вы мне объясните?

Кристина отхлебнула из чашки.

— Роб, подумайте вот о чем: вы ведь обращаете внимание прежде всего на… возраст этого места. Двенадцать тысяч лет.

— И что же?..

— Припомните-ка, чем тогда занимались люди.

— Что вы имеете в виду?

— Что все эти сооружения возвели охотники-собиратели.

— Пещерные люди?

— Можно сказать и так. — Она твердо и очень серьезно взглянула на него. — До обнаружения Гёбекли-тепе мы и представления не имели, что древние были способны создавать нечто подобное, творить произведения искусства и строить сложные архитектурные сооружения. И исполнять замысловатые религиозные обряды.

— Потому что это были всего лишь пещерные люди?

— Совершенно верно. Гёбекли-тепе означает революцию в наших представлениях. Полный переворот. — Кристина допила чай. — Меняется весь наш подход, все представления об истории человечества. Это важнейшие раскопки из всех, какие проводились за последние пятьдесят лет, и одно из величайших археологических открытий в истории.

На Роба ее слова произвели большое впечатление. И заинтриговали. Правда, отчасти он чувствовал себя школьником, которому читают лекцию.

— Как им это удалось?

— Дикарям с луками и стрелами? Которые даже не умели еще мастерить глиняную посуду? И возделывать землю? Как им удалось построить такой колоссальный храм?

— Храм?

— О да, по всей вероятности, это храм. Мы не нашли здесь никаких признаков человеческого поселения, даже самых рудиментарных — только стилизованные изображения охоты. Обрядовые или праздничные образы. Возможно, ниши, которые тут обнаружены, предназначались для захоронений, для погребальных ритуалов. Брайтнер с самого начала и до сих пор уверен, что это храм, первое в мире религиозное сооружение, воздвигнутое, чтобы праздновать охотничьи успехи и почитать мертвых. И думаю, он прав, — добавила она с мягкой улыбкой.

Роб отложил ручку. Перед его внутренним взором возник сияющий от счастья Брайтнер.

— Мне кажется, он очень доволен жизнью.

— А вы на его месте не радовались бы? Он самый удачливый археолог мира. Ведь он раскапывает изумительнейшее место.

Журналист кивнул и написал в блокноте еще несколько строк. Энтузиазм Кристины был почти так же заразителен, как у Брайтнера. Зато объясняла она куда понятнее. Роб пока не проникся их восхищением по поводу «революции в представлениях», которую должно произвести изучение Гёбекли, но уже предвкушал весьма впечатляющую статью. На второй полосе главного выпуска. Запросто! И даже еще лучше: большой подвал в цветном приложении с яркими фотографиями резных изделий. Настроение создадут ночные снимки камней. Фотографии рабочих в запыленных…

И тут он вспомнил, как повел себя Радеван при упоминании этого места. И яростные взгляды землекопов. И настроение Брайтнера, изменившееся, когда Роб завел разговор о статье. И напряжение вокруг котлована.

Кристина тем временем подошла к самовару и вновь наполнила чашки ароматным горячим черным чаем. Роб воспользовался этой паузой, чтобы подумать, как построить разговор дальше. И когда она вернулась, обратился к ней:

— Кристина, может быть, это покажется смешным… Я знаю, эти раскопки изумительные, потрясающие и все такое. Но, скажите, все ли думают так же?

— Что вы имеете в виду?

— Видите ли… я просто… уловил некоторые вибрации, исходящие от местных жителей, позволяющие судить об их истинном отношении. И оно не слишком доброжелательное. Некоторых ваша деятельность раздражает. Например, моего водителя.

Было заметно, что Кристина напряглась.

— Продолжайте.

— Водителя моего такси, — Роб постучал ручкой по подбородку, — Радевана. Когда я вчера упомянул Гёбекли, он прямо-таки вышел из себя. И не один он. Что-то такое ощущается в воздухе. И Брайтнер производит… неоднозначное впечатление. Сегодня утром пару раз показалось, что его не слишком радует мое присутствие. Хотя он и смеется все время. — Роб немного помолчал. — Он вроде бы должен желать, чтобы мир узнал о его работе, верно? О том, чем он тут занимается? Тем не менее такая перспектива, похоже, не слишком его радует.

Кристина молчала. Роб тоже молчал. Старый журналистский трюк.

Он сработал и на этот раз. В конце концов Кристина, устав от молчания, наклонилась вперед.

— Ладно. Вы правы. Тут… что-то тут…

Она вновь умолкла, как бы споря с собой. Ветер из пустыни сделался заметно жарче. Роб, не говоря ни слова, прихлебывал чай и ждал.

— Вы приехали на неделю? — вздохнув, спросила она. — Планируете серьезную статью?

— Да.

Кристина кивнула.

— Ладно. Давайте-ка я подвезу вас в Шанлыурфу. Работы на раскопках прекращаются в час дня, потом слишком жарко. Большинство народу отправляется по домам. Я обычно тоже еду домой. Мы сможем поговорить в машине с глазу на глаз.

6

На пыльном квадрате автостоянки неподалеку от раскопок Роб щедро расплатился с Радеваном и сказал, что домой доберется самостоятельно. Радеван посмотрел на Роба, на купюры в своей руке, на Кристину, стоявшую за спиной журналиста. Понимающе ухмыльнулся во весь рот, развернул машину, высунулся из окна и крикнул:

— Может, завтра, мистер Роб?

— Может быть.

Радеван укатил.

Кристина ездила на древнем лендровере. Усевшись на свое место, она сгребла кучу лежавших на пассажирском сиденье книг и научных журналов, решительно перебросила их назад, завела мотор, и машина на большой скорости двинулась в сторону магистрального шоссе — вниз по усыпанным щебенкой склонам холмов, туда, где тянулись выжженные солнцем желтые равнины.