Святая кровь, стр. 8

«С какой стати наемников вдруг заинтересовали кости?» — гадал Донован.

Если эти люди не представители Ватикана — кто тогда их прислал? А может, они были пособниками Конте в Иерусалиме и не успели получить свою долю до его гибели?

— Не уверен, что смогу быть вам полезен. Разве только…

— Что?

Он покачал головой:

— Перед отъездом из Ватикана от меня потребовали подписать договор о конфиденциальности. И я не обязан…

— Подобные соглашения — обычная процедура для сотрудников Святого престола, выезжающих за пределы Ватикана.

Второй прокол. Перед отъездом Донован не подписывал никаких соглашений. Факт оставался фактом: в папском престоле все еще пребывали в неведении о том, что на самом деле произошло, и расследований предпочли не проводить. Третьего прокола, по идее, не будет.

В это мгновение входная дверь отворилась, и вошедший человек в заляпанном грязью желтом комбинезоне приветливо воскликнул:

— Патрик, дружище!

Донован выпрямился и изобразил улыбку:

— Conas ta tu, [23]Кевин?

— Эх… — ответил вошедший, устало пожав плечами.

Тяжело шагая к стойке, он глянул на священников.

— С утречком, отцы.

Его ухмылка обнажила пожелтевшие от табака кривые зубы.

— С добрым утром, — сухо обронил коротышка и проследил взглядом за тем, как человек добрел до последнего стула в дальнем конце стойки.

— Минутку, пожалуйста, — извинился Донован и направился к клиенту.

Орландо весь обратился в слух. Человек в комбинезоне выразительно жестикулировал руками, рассказывая, скорее всего, о делах мирских — утреннем копании канавы. Наконец он сделал заказ Доновану. Довольно невнятно, зато очень громко. Сам разговор, однако, происходил на гэльском.

— О чем он говорит? — украдкой спросил Квятковски.

— Без понятия. — Орландо чуть слышно выругался.

Если бы Донован искал убежище в любой другой стране ЕС или где-нибудь на Ближнем Востоке, он, возможно, легко бы расшифровал местный диалект, а то и научился бы читать по губам.

И тут Донован скользнул за дверь, будто выполняя заказ клиента.

Реакция Квятковски была мгновенной — он едва было не соскочил со стула, но Орландо ухватил его за руку.

— Погоди секунду.

Секунды таяли. Донован не появлялся.

— О небеса! Что ж такого вы ему заказали, сын мой? — с наигранным сарказмом спросил у работяги Орландо.

— Кофе, как и вы, отец, — ответил грязнуля, вновь улыбнувшись. — Если он хорош для вашей души, то уж мою точно согреет.

От этих слов оба резко оттолкнули свои стулья.

Глаза работяги расширились, когда он увидел, что священники направляются к нему. Особенно впечатлял тот, что был выше ростом, — просто гигант. Кевин съежился и проговорил:

— Да ладно, я могу обойтись и чайком, если это вас утешит!

Но двое, не обращая на него никакого внимания, пронеслись мимо, обогнули угол стойки и скрылись за дверью.

7

Орландо не составило больших трудов понять, что помещение задней комнаты использовали как кладовую: она была наполнена сухими продуктами, консервами и стеклотарой. У стены высился огромный камерный холодильник [24]— дверь его была распахнута.

— Проверь, — велел Орландо.

Квятковски, сделав три шага, сунул в холодильник голову. Пол и полки были заставлены упаковками молока и яиц, ящиками содовой и пива, стеллажи — сырами, маслом и фасованными мясными продуктами. Донована не было.

— Здесь нет.

В этот момент оба услышали приглушенный массивной железной дверью звук заведенного мотора.

Выскочив из кладовки, Донован хотел было подпереть чем-нибудь дверь, но передумал: узенький проулок, на который она выходила, перегораживал здоровенный несдвигаемый «дампстер». [25]

Оседлав мотоцикл, он сунул ключ в замок зажигания. Шлем остался в заднем бардачке. В момент, когда он выкрутил рукоятку газа, дверь за его спиной распахнулась.

Непрогретый двухцилиндровый двигатель кашлянул, мотоцикл взвизгнул резиной и рванул вперед. Мельком глянув через плечо, Донован успел заметить одетых священниками мужчин, выбежавших в проулок, — у обоих в руках были пистолеты.

Донован устремил взгляд на просвет впереди: пятьдесят метров голых кирпичных стен слева и справа.

Отличная мишень — можно стрелять не целясь.

Пригнувшись к бензобаку, он максимально выкрутил газ и пустил машину зигзагами, петляя на ходу и стараясь изо всех сил избежать заносов на сыром после дождя асфальте. Первая пуля прошла впереди низом, отрикошетив от стены. Вторая пробила выхлопную трубу, отчего мотоцикл оглушительно взревел. Эти люди умели стрелять. Но похоже, в него самого не целились. Значит, по колесам?

В панике Донован за долю секунды успел выправить машину, задним колесом попавшую в выбоину. «Кавасаки» дернулся и резко ушел к стене именно в то мгновение, когда третья пуля, едва не зацепив голень Патрика, звонко отскочила от хромированного блока двигателя. Еще пять метров. Он сжал ручки тормозов и юзом вылетел на проезжую часть, накренив тело вправо, чтобы заложить крутой вираж. «Кавасаки» зацепил бампер проходящего мимо грузовика, водитель которого бешено надавил на кнопку клаксона.

Мотоцикл стремительно заскользил к противоположному поребрику, вынудив Донована резко выпрямить левую ногу, чтобы не сбить старушку, выгуливавшую пуделя. Хриплый рев пробитого глушителя перекрыл ее брань, когда Патрик, выровняв наконец машину, дал полный газ и рванулся вперед.

8

Иерусалим, Израиль

Спускаясь по крутым ступеням из еврейского квартала Старого города, раввин Аарон Коэн вглядывался в укрепления комплекса Храмовой горы. Они покрывали тридцать пять акров вершины горы Мориа — искусственной террасы с прямоугольником сохранившихся мощных стен, парапетов и крепостных валов. Вторая платформа, поменьше, поднималась из центра Храмовой горы и служила основанием храма, господствовавшего над этим местом с конца семнадцатого века, — искусно отделанного здания с массивным золотым куполом, возвышающимся над восьмиугольным цоколем из мрамора и красочными арабскими изразцами.

«Купол скалы» — третья по значимости исламская святыня.

Лишь только взгляд Коэна нашел храм и глаза ослепил яркий блик купола, он съежился от отвращения. Раввин пробормотал молитву, чтобы подавить неискоренимые эмоции, волной поднимающиеся в нем каждый раз, когда он думал о великом иудейском храме, некогда украшавшем самую священную горную вершину в мире. Чувство потери и глубокого оскорбления поднималось в его душе.

Закончив спуск, он подошел к блокпосту перед Вестерн-Уолл-плаза. Здесь, как всегда, предстояло пройти через металлодетектор. Отступив в сторону, он поднял вверх руки. Молодой израильский солдат в оливкового цвета форме и берете, с переброшенным через плечо «узи» поднялся со стула и покачал головой. Достав из сумки зонд, он поздоровался:

— Шалом, равви.

— Шалом, Яков.

Солдат вяло прошелся ручным зондом металлодетектора по рукам, ногам и туловищу хасида. Как всегда, прибор выдал тонкий писк у левого бедра и голени. Вздохнув, солдат на всякий случай осторожно провел рукой по бедру, чтобы убедиться, что там ничего нет.

— Никак не избавиться от этой штуки, равви? — с вежливой улыбкой спросил он, поворачиваясь назад к своему стулу.

— Если избавлюсь, ходить не смогу, — покачал головой Коэн. — Так что привыкайте.

Засевшая глубоко шрапнель была напоминанием о взрывах на иерусалимском рынке Махане Йехуда, в результате которых погибли шестнадцать человек. Десятки людей, включая Коэна, оказавшегося буквально в нескольких метрах от шахида-самоубийцы, были ранены. Несмотря на четыре хирургические операции и пять месяцев в медицинском центре Хадасса, гвозди и металлические шарики остались в тех местах, где их удаление грозило параличом. Почти два года после взрыва Аарон ходил с палочкой.