Остров. Тайна Софии, стр. 91

Этот стремительный поток слов ошеломил Алексис.

– Да, я отвернулась от них, – повторила София. – И теперь уже эту вину не загладишь, как ни старайся. Слишком поздно.

По щеке женщины скатилась одинокая слеза. Алексис никогда еще не видела мать плачущей.

– Не надо себя казнить, – прошептала она, подставила свой стул поближе и обняла Софию за плечи. – Если бы вы с папой огорошили меня чем-нибудь подобным, когда мне было восемнадцать, я, наверное, поступила бы точно так же. Нет ничего удивительного, что ты так расстроилась и разозлилась.

– Меня уже много лет мучает раскаяние за то, что я натворила… – тихо произнесла София.

– Что ж, пора вылечиться. Это все давно в прошлом, мама, – сказала Алексис, прижав мать к себе. – Судя по всему, Мария простила тебя. Ведь вы с ней переписывались? И она приезжала на вашу свадьбу? Не думаю, что Мария таила на тебя обиду – не таким она была человеком.

– Хорошо, если так, – ответила София голосом, глухим от попыток сдержать слезы. Но потом она перевела взгляд на остров в море, и постепенно спокойствие стало возвращаться к ней.

Все это время Фотини молча слушала разговор матери с дочерью. Поняв, что если так пойдет и дальше, то под влиянием Алексис София постепенно примирится со своим прошлым, пожилая женщина решила, что лучше будет на время оставить их одних.

Трагические события в семействе Вандулакисов все еще были памятны жителям Плаки, не забыли они и маленькую девочку, в ту далекую летнюю ночь оставшуюся без отца и без матери. Правда, в деревне осталось не так уж много людей, которые видели все происшедшее воочию.

Фотини зашла в бар и тихо обратилась к Герасимо, который тут же стал с помощью жестов энергично втолковывать жене, что им надо оставить бар на сына, а самим кое-куда сходить. Супруги и Фотини вернулись назад в таверну.

Сначала София не узнала людей, которые уселись за соседний столик, но заметив, что старик немой, она тут же поняла, кто он такой.

– Герасимо! – воскликнула она. – А я вас помню. Вы работали в баре, в котором я обычно сидела, так?

Герасимо с улыбкой кивнул. Его немота всегда вызывала любопытство у маленькой Софии. Женщина вспомнила, что в детстве побаивалась рыбака, но при этом просто обожала лимонад со льдом, который он готовил специально для нее каждый раз, когда они с Марией заходили сюда, чтобы поговорить с дедом. А вот Ариану она почти не помнила. Женщина сильно располнела, и даже толстые чулки не могли скрыть варикозных вен, а ведь когда София приезжала в Плаку, она была совсем еще молодой. В памяти Софии всплыл туманный образ очень красивой, но медлительной девушки, которая обычно сидела около бара, болтая с подругами, а вокруг, поставив под деревья неизменные мопеды, слонялись деревенские парни. Фотини опять принесла коричневый конверт с фотографиями, и теперь они лежали на столе. Всех поразило внешнее сходство между Софией, Алексис и их предками.

Несмотря на то что в этот вечер таверна не работала, появился Матеос, который вскоре должен был принять все дела у родителей. Он стал просто громадным, и когда он с восторгом обнял Софию, то она испугалась, что ее раздавят.

– Рад тебя видеть, София, – приветливо сказал Матеос. – Давненько тебя не было.

После этого Матеос принялся накрывать длинный стол. Должен был прийти еще один гость – брат Фотини Антонис. Днем женщина позвонила ему в Ситию, и в девять часов он наконец появился в дверях. Теперь это был седой сутулый старик, но его темные глаза с поволокой, которые так неотразимо подействовали на Анну много лет назад, остались прежними. Его посадили между Софией и Алексис, и после нескольких рюмок он перестал стесняться своего довольно неуклюжего английского – главное, что его понимали.

– Ваша мать была самой красивой женщиной из тех, что мне довелось видеть, – сказал он и после паузы добавил: – Если не считать моей жены, конечно. – Помолчав немного, старик продолжал: – Ее красота была не только даром свыше, но и проклятием: такие женщины всегда толкают мужчин на безумные поступки. Но стоит ли винить ее в этом?

Внимательно наблюдавшая за матерью Алексис заметила, что та хорошо поняла, о чем говорит Антонис.

–  Эфхаристо, – тихо произнесла София. – Спасибо вам.

Было уже далеко за полночь, и свечи давно погасли, а они все говорили. Атмосфера за столом была такой же теплой, как сентябрьская ночь снаружи. Наконец все стали расходиться. Несколько часов спустя Софии и Алексис надо было отправляться в дорогу: Алексис нужно было вернуться в Ханью, к Эду, а ее матери – сесть на обратный паром до Пирея. Алексис казалось, что с тех пор как она приехала сюда, прошло не меньше месяца, хотя на самом деле она пробыла в Плаке лишь несколько дней. Да и для Софии эта короткая поездка оказалась неизмеримо важной. На прощание она сердечно обняла всех своих давних знакомых и пообещала в следующем году приехать уже надолго.

Утром Алексис довезла мать до Ираклиона, где та должна была сесть на паром до Афин. Всю дорогу мать и дочь непринужденно болтали. Высадив Софию, которая заявила, что полдня, остававшиеся до отправления парома, она с удовольствием проведет в многочисленных музеях города, Алексис продолжила свой путь в Ханью. Она раскрыла загадку прошлого, и настало время вплотную заняться будущим.

Без малого три часа спустя после расставания с матерью Алексис остановила машину у отеля на набережной Ханьи. Долгое путешествие по жаре утомило ее. Очень хотелось пить, поэтому она перешла дорогу и зашла в бар, окна которого выходили прямо на побережье. За одним из столиков сидел Эд и угрюмо смотрел на море. Алексис тихо подошла к нему и села. Звук, который издал ее стул, привлек внимание Эда, и он резко повернулся к ней.

– Черт, где тебя носило? – воскликнул он.

Если не считать отправленной четыре дня назад эсэмэски, в которой сообщалось, что она на пару ночей останется в Плаке, все это время Алексис не связывалась с Эдом, а ее мобильный телефон был выключен.

– Так вышло, – проговорила девушка, понимая, что ей не следовало пропадать так надолго. – Извини меня, пожалуйста. Я так увлеклась, что забыла обо всем. А потом приехала мама, и…

– То есть как «приехала мама»? Такое впечатление, что у вас там была встреча после долгой разлуки! Но мне ты об этом сказать забыла, понятное дело. Большое спасибо!

– Выслушай меня! – начала Алексис. – Для меня все это действительно очень важно…

– Да что ты говоришь!? – язвительно перебил ее Эд. – Что для тебя важно? Встретиться с матерью, которую ты можешь видеть каждый вечер, – это важнее, чем провести отпуск со мной?

Не дожидаясь ответа, Эд встал, подошел к стойке и заказал очередной коктейль. Пил он его, сидя на табурете спиной к Алексис, и в его позе сквозило возмущение. Девушка тихо поднялась и выскользнула наружу. Чтобы добраться до номера и сложить свои вещи в сумку, ей понадобилось лишь несколько минут. Напоследок она взяла с журнального столика пару книжек, а на их место положила записку:

«Жаль, что все закончилось так. Если бы ты только умел меня слушать!»

Никакого «С любовью, Алексис» или «Целую» она не приписала. Это был конец всему: она в этом больше не сомневалась. Любви между ними уже не было.

Глава двадцать седьмая

Алексис ехала обратно в Ираклион. Было уже четыре часа, и если она хотела добраться до города к семи, то следовало поторопиться: паром отправлялся в восемь, а она еще должна была вернуть машину в пункт проката.

Автомобиль нес ее по гладкому прибрежному шоссе, из любой точки которого открывался превосходный вид на море, и постепенно настроение девушки улучшалось. Слева от дороги все тонуло в оттенках голубого цвета – лазурное море, насыщенная синева неба… И почему синий цвет считается цветом грусти? Яркое небо и поблескивающая вода превосходно сочетались с безудержной радостью и ощущением полета, которые охватили Алексис.