Жена моя, королева, стр. 7

Она не хочет даже попытаться получить удовольствие!

В последний момент в нем проснулась странная нежность. Не соль ее слез, не ее красота заставили его спросить себя, правильно ли он поступает, а она сама. Его интересовала эта женщина. Эта рассерженная, взъерошенная женщина просто нервничала, и Завиан признал, что тут была доля и его вины.

Она берегла себя для него. Естественно. Подругому и не могло быть. Невеста короля по определению должна быть девственницей. Но он слишком долго откладывал бракосочетание, слишком долго лишал ее наслаждения. Отказывал ей в тепле, в поддержке — до сегодняшнего дня.

И вдруг он увидел будущее. Будущее, которое могло бы принадлежать ей, если бы она согласилась его принять. И захотел, чтобы и она увидела, чтобы исчезли долг и обязанности, чтобы и она познала утешение, которое он познал сегодня ночью.

— Это не обязательно должно быть так. — В последнюю минуту Завиан удержался, ощутил губами ее слезы. — Это не должно быть только обязанностью. — Он прижался ртом к ее щеке, попробовал успокоить ее, но она отвернулась.

Лейла не могла объяснить своих слез. Но поучения Бейджи до сих пор звучали у нее в ушах. Какой смысл в близости, в том, чтобы отдаться Завиану, если потом им завладеют другие?

— Вы можете ласкать ваших любовниц, — фыркнула Лейла. — Пусть они с вами воркуют, рассказывают, какой вы замечательный. А я хочу, чтобы все это было позади.

— Зачем мне любовницы? — прошептал Завиан ей в ухо.

— Вы обязательно их заведете. Я буду в Хейдаре, вы здесь…

Ага, значит, мы ревнуем! Завиан улыбнулся, чувствуя победу. Но чтото внутри его менялось, пока он держал ее в объятиях.

Лейла — королева. Он обнимал женщину, равную себе. И дело не в титуле. Она бросила ему вызов, и он хотел ответить, хотел завладеть ею. Завладеть целиком, может быть? Но тогда нужно отдать ей себя.

— Зачем нам любовники, — его губы касались ее уха, — если мы удовлетворяем друг друга? — Одна его рука ласкала ее бедра, другая — грудь. Потом он дотянулся губами до соска и поцеловал его, а она смотрела, не отрываясь, на его рот. — У нас столько самолетов. Мы всегда можем… — Он поднял смеющиеся глаза. — И потом, есть же телефон.

Лейла сердито фыркнула, представив себе, как, лежа одна в своей постели, шепчет ему нежные слова по телефону. А между тем они могли бы получать столько радости рядом друг с другом. Может быть, Бейджа не права? Может быть, они могут строить свою жизнь поиному, не так, как велит старинный обычай?

— Лейла, дать тебе наслаждение — мой долг. А я, хотя сегодня утром ты могла подумать иначе, серьезно отношусь к своему долгу.

Завиан прижался щекой к ее животу, и целовал, и ласкал ее, и убеждал руками и губами, что это ее право, что она может попасть в тот мир, где разделит с ним тайну, для обладания которой создала ее сама природа. А потом его губы скользнули вниз, и он поцеловал ее самое нежное место, и понял, что теперь она принадлежит ему.

Он любил женщин. Любил чувствовать, как они тают в его объятиях. Но никогда не испытывал удовольствия большего, чем испытал в тот момент, когда вздрагивания ее бедер и слабые вздохи сказали ему, что она готова его принять. Но он хотел поцелуя, хотел, чтобы эти губы, которые сказали ему столь горькие слова, смягчились под его губами. Он снова поцеловал ее, и на этот раз она ответила.

Ее грудь распласталась под его грудью, ее ноги обвились вокруг его ног, ее пальцы утонули в его волосах. Он почти забыл о ее невинности и готов был войти в нее, потому что она жаждала его, требовала его отчаянно, яростно. Она всхлипнула, и Завиан ужаснулся собственной дикости, испугался, что слишком спешит, поднял голову, увидел ее слезы и удержал себя. И она расслабилась под ним, как если бы стала свободной, как если бы он какимто образом подарил ей свободу.

— Ну, вот и все.

Бейджа ходила тудасюда, но, услышав крик своей госпожи, села рядом с прислужницами. Она гордилась своей королевой и радовалась, что это долгое ночное испытание уже позади. Но крики не утихали, и прислужницы сидели опустив голову, а самая молодая залилась краской, когда Бейджа сказала:

— Скоро все кончится.

Лейла желала, чтобы это продолжалось вечно.

Ей рассказывали, как все это будет, и всетаки она втайне мечтала о том, какой может быть эта ночь. Но ни мрачные предупреждения Бейджи, ни ее робкие собственные мечты не имели ничего общего с восторгом, который принесла ей реальность! Осторожные поцелуи и робкие движения захлестнул мощный поток чувств, когда Завиан проник в ее плоть и она вдруг стала самой собой — вольной, прекрасной женщиной в его объятиях. А он обнимал ее, и блаженство его присутствия внутри нее было ни с чем не сравнимо — до следующего момента. И когда она вновь приняла его в себя, мир снова изменился. Лейла словно попала в неведомую страну, где она была совершенно беззащитна. Но его дыхание у ее уха, тепло его кожи у ее груди дарили ей ощущение абсолютной безопасности. Ей было больно, когда он входил в нее, но теперь, когда он двигался медленно, ощущения стали иными. Она прошептала его имя — тихотихо, как дуновение ветерка. Он продвигался постепенно, все глубже и глубже, а ее тело все настойчивее требовало полного слияния с ним. Ее пальцы впились в его спину, и она вскрикнула, когда по ее телу понеслась волна его жара.

Завиан исполнился восторгом победы, когда проник в тело Лейлы. Он жаждал слиться с ней, забыться, подняться с ней к той вершине, где воздух чище, звуки живее, цвета ярче. Он искал ответа на вопрос, что будет, если он останется там, если решится ступить в неведомое…

Он поцеловал ее в губы, а потом сказал, глядя прямо в фиалковые глаза:

— Вот так это могло бы быть.

Завиан был неутомим. Он обнимал ее, целовал ее щеки, губы, уши, и ее тело вторило ритму его движений. Лейла плакала и просила, потому что никогда прежде не подходила так близко к краю, и всетаки хотела быть там, где оказалась. Она боялась сорваться, упасть, отступить в последний момент, спастись. Но Завиан был тут, рядом. И наконец словно молния сверкнула внутри нее. И ей вдруг показалось, что он протягивает ей руку и она, вместо того чтобы бежать, берет его руку и прыгает вместе с ним и летит — к свободе.

А потом он ласкал ее нежными, плавными движениями, пока Лейла приходила в себя, а ее тело наполнял мирный покой, какого она никогда прежде не знала. Жар отступал, их тела остывали. Его поцелуи вернули ее в этот мир. И он повторил:

— Вот так это могло бы быть.

Глава третья

Завиан спал мало.

Конечно, он спал — жить без сна невозможно, но даже во сне часть его существа оставалась настороже, караулила сны, которые приводили его в отчаяние, и отгоняла их. Слишком гордый, он не мог допустить, чтобы его любовницы видели смятение короля. Но любовницу легко прогнать. А как прогнать жену, да еще в первую брачную ночь?

Он намерен был следить за собой даже во сне. Отдохнуть как следует он сможет днем, в пустыне. Он выспится в тени хорошо известного ему каньона, а ночью будет бодрствовать. И вдруг, в первый раз за долгое время и, уж точно, в первый раз при женщине в его постели, сон, настоящий сон одолел его.

Завиан мог вдыхать ее аромат, чувствовать ее тело рядом с собой. Но не только. Их соитие было подобно чудному бальзаму. Никогда раньше он не знал такого полного удовлетворения. И хотя Лейла лежала на его согнутой руке, хотя он намеревался только немного подремать, его подсознание распорядилось иначе. Оно поманило его, и он, как это ни было глупо, послушался. Потом разум взял верх. Завиан попытался сопротивляться, открыть глаза, но оно опять поманило. Впервые в жизни он заснул понастоящему, лежа рядом с женщиной.

…Он слышал звон колокольчиков, ощущал уют ее присутствия, и этот странный зов, на который он откликнулся. Он оказался во дворце. Нет, не в своем дворце.