Пора волков, стр. 18

– Твоя правда… Не нужен он нам, этот бедолага. – Повернувшись, она крикнула вслед уходившему Колену. – Эй, попомни снять сабо, как будешь выходить из леса. Не то всех перебудишь!

– Попомню.

Они послушали, как затихает, удаляясь, звук его по-звериному шумного дыхания. И снова вернулась тишина, плотная, пронизанная холодом, который поднимался снизу, оттуда, где густеющий туман постепенно скрывал из виду зажженные войной пожары.

– Да, – сказала Антуанетта, – этот совсем как стражник: французов боится больше чумы!

9

По мере того как густел туман, молочный свет, в котором купалась ночь, казалось, все прибывал. И излучало его уже не небо, – он поднимался из затопленной туманом долины, просачивался между деревьями и медленно разливался по лесу. Антуанетта по-прежнему шла впереди, спускаясь зигзагами, обходя неустойчивые камни и время от времени останавливаясь, чтобы прислушаться.

Тишина. Светлая белизна обволакивала и точно закупоривала все кругом.

Наконец они достигли дороги, по которой Матье и священник поднимались на Белину, но прежде чем спуститься на нее с откоса, они долго стояли, пригнувшись, с бьющимся сердцем.

Туман здесь был значительно гуще и обладал другим запахом. Матье несколько раз вдохнул его, принюхался и прошептал:

– Видать, мы совсем недалеко от ворот. Пахнет можжевеловым дымом. Соображаешь, где мы?

– Еще бы. Не больше сотни шагов по дороге, и мы – в саду.

– А ежели пойдут караульные, мы их и не увидим.

– Нет, – прошептала она, почти касаясь губами уха Матье, – но зато услышим. Они ведь тоже в десяти шагах нас не разглядят… Давай, пошли. Лучшей погоды и желать нельзя.

Матье пошел за ней следом. Тепло ее дыхания у самой щеки, пока она говорила, взволновало его. Так же, как и прикосновение руки, которая сжала его локоть, и ему невольно подумалось – будто когти хищной птицы. Они шли вровень друг с другом, но чтобы не шуметь, ступали по траве, что росла по кромкам дороги, и поэтому дорога разделяла их всей своей шириной. Иногда Матье поворачивался влево и окидывал взглядом фигуру Антуанетты, преображенную призрачным освещением. Сама тишина, в которой они шли, доступный зрению кусочек пространства, двигавшийся вместе с ними и открывавший то один куст причудливых, пугающих очертаний, то другой, запах тумана, его едва заметное колыхание – все усугубляло таинственность и подстегивало страх.

И всякий раз, как Антуанетта, прислушиваясь, останавливалась и пригибалась к земле, Матье следовал ее примеру.

Мало-помалу в тишине стал нарастать шорох, нечто похожее на шум крыльев множества птиц. Сбитый было с толку, Матье, однако, довольно скоро сообразил, что это шум капель, падающих с деревьев и кустов на землю, покрытую опавшими листьями.

Вскоре Антуанетта знаком показала ему, что надо переходить дорогу. Он нагнал ее в два шага, и еле слышный скрежет его подкованных ботинок по камням дороги показался чудовищно громким. Они застыли на миг, но кругом было тихо, и они стали спускаться на раскинувшийся внизу луг, где корявые, кривые скелеты деревьев словно плыли в каком-то странном тягучем хороводе. Должно быть, где-то совсем неподалеку горел костер, потому что запах тумана стал более едким и порой до них доносилось потрескиванье пламени. Они приблизились к танцующим яблоням, с чьих рук и плечей свешивались огромные темные шары, из которых, чудилось Матье, вот-вот вылетят птицы смерти. Около первого дерева молодая женщина остановилась и, часто дыша, прошептала:

– Ежели сорвешь вон те два шара, и то на всех хватит.

Матье еще мгновенье вглядывался в белесый туман, потом подпрыгнул и зацепился за нижнюю ветку. Антуанетта поддержала ему ноги, помогая подтянуться. Матье перебрался на следующую ветвь, где он мог сесть, вытащил нож и вонзил его в основание шара – тот покачнулся, и на землю дождем полились звонкие капли. В тишине малейший звук отдавался так, что мороз по коже подирал. Матье удалось оторвать шар целиком. Он бросил его вниз, а молодая женщина бесшумно подобрала. Возница почувствовал, как пот струится у него по спине, и в то же время промозглая сырость пробирала до костей. Несколько раз он глубоко вздохнул, стараясь успокоиться, и, сидя верхом на ветке, стал подбираться к другому шару. Ему оставалось лишь достать нож и срезать омелу, как вдруг за спиной у него раздался треск, казалось, заполнивший всю долину, – словно пронесшись над городом, он разбился затем о скалы и дома. Ветка медленно осела, точно поддерживаемая туманом. Прежде чем она обломилась, Матье спрыгнул. Прокатился по земле, вскочил и прошептал:

– Бежим.

Антуанетта вцепилась ему в руку – в этот момент щелкнул мушкетный выстрел, за ним последовал другой. Эхо не успело еще обежать долину, как совсем рядом раздались крики:

– Стой! Стой!

Матье бросился было к дороге, но Антуанетта увлекла его в глубь сада и заставила лечь рядом с нею, прижавшись к изгороди. Теперь он слышал лишь биение крови в висках.

Раздалось еще несколько окриков, потом звук приближающихся по дороге шагов. Потом – испуганный вскрик и тяжелое хлопанье крыльев целой стаи птиц, поднявшихся, должно быть, из леса. Шаги и голоса звучали теперь с дороги, чуть выше тропинки, что вела к фруктовому саду.

И беглецы явственно услышали:

– Да ничего и не было, говорю тебе. Ровным счетом ничего. Тебе просто показалось.

Ответа они не расслышали, но шаги стали удаляться в сторону города. Они продолжали лежать неподвижно, и только тут возница заметил, что Антуанетта тесно прижалась к нему, а он левой рукой крепко ее обнимает.

– Пошли, – прошептала Антуанетта, коснувшись его губами. – Пока по этой стороне. Дорогу перейдем дальше.

Она медленно поднялась и, почувствовав, как рука Матье скользнула по ее телу, взяла эту руку, крепко сжала и уже больше не выпустила. Они сделали несколько шагов в сторону от дороги, затем Антуанетта вдруг опустилась на колени, просунула сквозь дыру в изгороди омелу, которую она все это время продолжала держать, и исчезла. Как только Матье нагнал ее, она снова взяла его за руку.

Они очутились на заболоченной, поросшей камышом пустоши. Земля была как губка, пропитанная водой. Вскоре, однако, поляна начала подниматься, и почва под ногами стала тверже. Камыш исчез, а из тумана постепенно выступили сначала кусты, потом деревья, с которых, шурша, падали капли.

Когда они вошли под защиту деревьев, Антуанетта остановилась.

– Здесь нам уже нечего бояться. А все же лучше чуток обождать, а уж после переходить. Вдруг они оставили кого-нибудь на дороге.

Матье хотел было сказать, что едва ли, но не смог. С той минуты, как он ощутил так близко теплое тело женщины, с ним произошло то же, что и вокруг – его тоже словно затопило призрачным, туманящим светом.

Антуанетта отдала ему шар омелы, и он нес его в правой руке, предоставив Антуанетте выбирать дорогу; левой же он сжимал руку молодой женщины, которая всякий раз, когда какая-нибудь капля шлепалась особенно громко, вонзала ногти ему в ладонь.

Несколько минут она шла так, будто перед ней была хорошо протоптанная тропинка, затем остановилась – внизу тянулась длинная осыпающаяся стена.

– Спускайся первый, – сказала молодая женщина, беря у него омелу.

Матье лег на камни и перебросил ноги. Спуститься оказалось совсем не трудно, так как стена была немногим выше него. Антуанетта, в свою очередь, села на край, и Матье, хоть она его об этом и не просила, встал перед ней и, приняв ее в объятия, не разжал их и после того, как она коснулась земли. А она и не пыталась высвободиться – закинула голову и подставила ему губы, в которые он жадно впился. Когда он наконец отпустил ее, она сказала:

– Пошли.

Она подняла омелу и повела Матье вдоль стены, возле которой они вскоре увидели пастушью хижину – ее каменный свод надежно укрывал от любой непогоды. Они нагнулись, прошли внутрь и легли на землю, покрытую толстым слоем сухих листьев. Торопливо, не говоря ни слова, Матье взял ее.