Черный треугольник. Дилогия, стр. 90

– Какое это имеет значение?

– Весьма существенное. Ко времени отъезда из Москвы Олега Григорьевича Мессмера ценности «Фонда» находились в полном вашем распоряжении.

– Не хочу с вами спорить. Может быть, вы тут и правы, но…

– Кто у вас отобрал чемодан с ценностями?

– Я уже вам говорила – чины московской сыскной милиции.

– Вы называли Галицкому и Муратову, если я не ошибаюсь, конкретную фамилию. Называли?

– Да.

– Чью?

– Косачевского.

– Кем он тогда был?

– Заместителем председателя Совета милиции или чем-то в этом роде. Но ведь вы мне опять не верите… Не верите?

– Не верю.

– Но почему? – с надрывом спросила она.

– Только потому, что Косачевский – это я, а мы с вами встречаемся впервые, Елена Петровна.

Кажется, залетный ангел не прочь был вновь оказаться на Сухаревке, продать там приобретенную косметику и вернуть себе крылья. Но, как утверждал умерший в прошлом году от сыпняка Артюхин, купить, что вошь убить, а продать, что блоху поймать… Впрочем, ангела уже не было. Не было и красавицы со всепоглощающим инстинктом украшательства. Их сменила надломленная, уставшая от допроса женщина.

– Так чего вы от меня хотите?

– Честного ответа на несколько вопросов, Елена Петровна.

– Спрашивайте, – сказала она и достала из своей сумочки узкую и плоскую папиросочницу, сделанную из плетеной египетской соломки, с притаившимся в углу жуком-скарабеем.

Из отчета по командировке в Петроградинспектора бригады «Мобиль»

Центророзыска РСФСР Сухова П.В.

Утверждение гражданки Эгерт Е.П. о том, что деньги в сумме 20 (двадцать) тысяч рублей были предоставлены в марте 1918 г. гражданину Мессмеру О.Г. (монах Валаамского Преображенского монастыря Афанасий) для оказания помощи великой княгине Елизавете Федоровне в связи с филантропическим отношением вышеупомянутой княгини к террористу Каляеву И.П. гражданином Жаковичем А.З., который «всегда испытывал к Каляеву и его подвигу чувство глубокого уважения», проверить не удалось, так как гражданин Жакович А.З. после посещения им вместе с Уваровой и Эгерт Афанасия в марте 18-го года уехал из Петрограда и более туда не возвращался.

…Опрошенный мною краском товарищ Кизяков В.В., работавший в сентябре 1917 года вместе с Мессмером В.Г. и Жаковичем А.3. в артиллерийском управлении штаба Петроградского военного округа, сообщил, что Жакович, по его словам, действительно был знаком с Каляевым и оказывал после казни последнего его семье материальную помощь. Однако, по мнению товарища Кизякова Б.В., к концу 1917 года гражданин Жакович А.3. не только не сочувствовал эсерам, но, скорее, симпатизировал монархически настроенным офицерам, среди которых был и его сослуживец гражданин Мессмер В.Г., наложивший на себя руки в марте 18-го года.

…Затребованную Вами архивную справку о Каляеве И.П. и великой княгине Елизавете Федоровне прилагаю.

Начальнику бригады «Мобиль»

Центророзыска республикитоварищу Косачевскому Л.Б.

СПРАВКА

по делу члена боевой организации партии социалистов-революционеров Каляева И.П., осужденного и казненного царскими сатрапами в 1905 году за террористический акт в отношении дяди Николая II, Московского генерал-губернатора, великого князя Сергея Александровича.

Вышеуказанное дело слушалось 5 апреля 1905 года в Москве, в Сенате, в здании Судебных установлений, под председательством сенатора Дрейера с участием сословных представителей. Обвинение поддерживал обер-прокурор Сената Щегловитов. Защищали подсудимого присяжные поверенные Жданов и Мандельштам.

О посещении Каляева в тюрьме после убийства великого князя вдовой последнего судебных документов не имеется. Однако в делах департаментов царской полиции обнаружен рапорт директора департамента Лопухина на имя министра внутренних дел, в котором Лопухин сообщал, что действительно великая княгиня Елизавета Федоровна пожелала видеть Каляева, чтобы сказать ему, что прощает его за убийство мужа и что сам великий князь также простил бы его. Встреча состоялась в Пятницком полицейском доме, куда Каляев был привезен из отдельной башни Бутырской тюрьмы, где содержался в строжайшей изоляции.

При этом свидании великая княгиня просила Каляева в знак того, что он не питает к ней злобы, принять от нее крест и образок.

О посещении Каляева в тюрьме после убийства великого князя вдовой последнего свидетельствует со слов Каляева и его защитник, бывший присяжный поверенный М.Л.Мандельштам, который, в частности, цитирует в своем реферате одно из писем Каляева к Елизавете Федоровне: «Вы сами пришли ко мне из вражеского стана, – писал Каляев. – Я был рад, что вы остались живы, и принимал это как благодарность. Я был к вам сострадателен» и т. д.

Таким образом, вышеуказанный факт встречи Каляева и Елизаветы Федоровны представляется более чем вероятным.

Старшему инспектору бригады «Мобиль»

Центророзыска республики тов. Борину

Копия: начальнику Московскогоуголовного розыска тов. Давыдову

РАПОРТ

Настоящим ставлю Вас в известность, что сегодня вечером, около двадцати одного часа, мною и прикомандированными к бригаде «Мобиль» сотрудниками Московского уголовного розыска, агентами третьего разряда товарищами Федорчуком и Вострецовым задержан в Свиньинском переулке, недалеко от бывшего доходного дома Оловяшникова, подозрительный гражданин, который при задержании оказал отчаянное вооруженное сопротивление, пытаясь произвести выстрел из личного оружия системы «наган» и бросить гранату системы «лимонка». Благодаря мужеству и находчивости, проявленным товарищами Федсрчуком и Вострецовым, подозрительный был обезоружен и доставлен в стол приводов Московского уголовного розыска.

Задержанный гражданин оказался уроженцем Жиздринского уезда Калужской губернии Федором Перхотиным, известным под кличкой Кустарь.

Перхотин, подозреваемый в убийстве дантиста Бреймана в Троицком тупике, ограблении часового магазина Неволина по Б.Дмитровке, налете на квартиру Макаревича в Гимназическом переулке, ограблении ювелирной лавки Удриса по Клубной улице и других многочисленных преступлениях, разыскивался с апреля 1917 года сыскной милицией Временного правительства, а затем бандотделом МЧК и Московским уголовным розыском.

После личного обыска, при котором у Перхотина были изъяты вторая граната системы «лимонка», деньги, золотые и серебряные вещи (см. протокол обыска), Перхотин впредь до Вашего распоряжения помещен в КПЗ стола приводов Московского уголовного розыска.

Агент второго разряда Б.Глумаков

Глава пятая

ИСТОРИЯ ЧЕТВЕРТОЙ КЛЯКСЫ

I

Борин настолько убедил меня в неизбежности ареста обложенного со всех сторон Кустаря, который обязательно должен навестить или Улиманову или Глазукова, что арест Перхотина был мною воспринят как нечто само собою разумеющееся. Кажется, это покоробило Петра Петровича. Он, естественно, ожидал, что его работа будет оценена. Но виду не подал, а только спросил:

– Допрашивать Перхотина сами будете?

– Видимо.

– Сейчас?

– А как вы считаете, Петр Петрович? – спросил я, понимая, что уже один этот вопрос доставил старику некоторое удовлетворение. Борин любил, когда я с ним советуюсь, хотя и не страдал болезненным самолюбием.

– Я бы ему дал маленько обмякнуть – так денька два-три, – усмехнулся он, оглаживая клинышек своей бородки, и рассказал мне о свидании с Кустарем. Кустарь был крайне недоволен камерой, в которую его поместили. Вернее, не столько камерой, сколько ее обитателями. «Нелюдь, – жаловался он Борину. – Обмежуи да мазурики, плюгавцы да побродяги… Трава подзаборная, словом. Только один человек с поведением и есть».

«Человек с поведением» в представлении Кустаря был проворовавшийся член коллегии Главспички толстый и пожилой инженер Пятов, который обычно начинал свои показания словами: «Мне очень неудобно, что я вынужден отнимать у вас драгоценное время…»