Джонатан Стрендж и мистер Норрелл, стр. 178

— Если не перевязать рану, останется ужасный шрам.

— Пускай. Никто не станет переживать из-за того, что я утратил часть своей красоты. Просто дай мне еще салфетку, чтобы остановить кровь. Эта совсем промокла. Что ж, ребята, когда придет Стрендж… — Чилдермас вздохнул. — Не знаю, что и сказать вам, что посоветовать? Однако если вы сможете помочь им, помогите.

— Что? — спросил один из слуг. — Помогать мистеру Норреллу и мистеру Ласселлзу?

— Да нет же, болван! Помогите мистеру Норреллу и мистеру Стренджу! Лукас, передай Люси, Ханне и Дидоне, что я желаю им всего хорошего — и послушных мужей, если они когда-нибудь захотят выйти замуж. (Среди служанок у Чилдермаса было три любимицы.)

Дэйви ухмыльнулся.

— А сами решили увильнуть, сэр?

Чилдермас рассмеялся и тут же сморщился от боли.

— Ну, если бы я женился, то только на Ханне… — сказал он. — Прощайте, ребята.

Он пожал всем руки и вынужден был отпрянуть назад, когда гигант Дэйви, чувствительный, как школьница, полез обниматься и едва не зарыдал. В качестве прощального подарка Лукас передал Чилдермасу бутылку лучшего вина из запасов мистера Норрелла.

Чилдермас вывел Пивовара из стойла. Взошла луна. Чилдермас миновал лужайку и парк. Уже пересекая мост, он почувствовал нечто странное — вокруг творилось колдовство. Словно тысячи труб затрубили прямо ему в уши, а в темноте зажглись огни.

Внезапно мир стал другим, но Чилдермас никак не мог понять, что в нем изменилось. Он огляделся.

Прямо над домом и парком завис клочок неба, который не принадлежал этому месту. Старые созвездия исчезли. Над домом сияли новые звезды — таких Чилдермас еще не видел. Вероятно, звезды эти принадлежали Вечной Тьме Стренджа.

Чилдермас бросил последний взгляд на аббатство Хартфью и послал лошадь в галоп.

Все часы начали бить одновременно, что само по себе было весьма необычно. Пятнадцать лет Лукас пытался добиться, чтобы часы в аббатстве Хартфью били в одно и то же время, но ему никогда это не удавалось. Однако понять, какой час отбивали часы, никто не пытался. Часы пробили двенадцать и продолжали бить, возвещая о начале нового времени.

— Что за мерзкий звук? — спросил Ласселлз.

Мистер Норрелл встал. Он принялся потирать руки, что свидетельствовало о сильном душевном волнении.

— Стрендж здесь, — коротко ответил он.

Как только волшебник произнес эти слова, часы замолчали.

Дверь распахнулась. Мистер Норрелл и мистер Ласселлз в испуге обернулись, решив, что наконец-то увидят Стренджа. Однако вошел Лукас и с ним еще двое слуг.

— Мистер Норрелл! — начал Лукас. — Я подумал…

— Да-да! Я знаю! Ступай в кладовую под кухней. Там, в сундуке под окном ты найдешь свинцовую цепь, замок и ключ. Принеси их. И побыстрее!

— А я захвачу парочку пистолетов, — заявил Ласселлз.

— Не стоит, — заметил мистер Норрелл.

— Хм, вы удивитесь, сколько проблем можно решить при помощи парочки пистолетов!

Минут через пять они вернулись. Лукас с большой неохотой нес цепь, а Ласселлз явился со своими пистолетами. Кроме них, в комнате находились еще пятеро слуг.

— Где он, как вы думаете? — спросил Ласселлз.

— В библиотеке, где же еще? — ответил мистер Норрелл. — Вперед.

Они вышли из гостиной и направились в столовую по узкому коридору. В коридоре стоял инкрустированный буфет черного дерева, мраморная статуя кентавра с жеребенком, а на стене висела картина, изображавшая Саломею с серебряным блюдом, на котором покоилась голова Иоанна Крестителя. Впереди виднелись две двери. Правая показалась Ласселлзу незнакомой. Мистер Норрелл повел их через правую дверь, и вот они снова очутились в гостиной.

— Постойте, — смущенно проговорил мистер Норрелл. Он оглянулся. — Я же точно… Нет. Постойте. А, вот в чем дело… Идемте!

Они опять вышли из гостиной в коридор и на сей раз выбрали левую дверь. И снова оказались в гостиной. Раздался отчаянный крик мистера Норрелла:

— Он разрушил мой лабиринт и построил свой!

— Знаете, сэр, — заметил Ласселлз, — иногда я жалею, что Стрендж оказался таким прилежным учеником.

— Да нет же, я никогда его этому не учил! И можете поверить, этому его не мог научить никто другой! Наверное, его учителем был сам дьявол или Стрендж создал новый лабиринт по наитию, как только проник в мой дом. Мой враг — истинный гений! Заприте за ним дверь, а он тут же выяснит, как устроен замок, а затем придумает свой, чтобы запереть вас!

Слуги зажгли все свечи, словно свечи могли помочь им проскользнуть сквозь лабиринт Стренджа или отличить реальность от магии. Скоро все три помещения заливал яркий свет. Все светильники и подсвечники горели, но свет только подчеркивал беспомощность собравшихся. Они без конца бродили из гостиной в коридор, а из коридора — в столовую, но выхода из лабиринта так и не обнаружили.

Шло время. Невозможно было определить, день сейчас или ночь. Все часы показывали полночь, а за окнами повис вечный мрак и чужие звезды.

Наконец мистер Норрелл остановился, закрыл глаза, лицо потемнело и исказилось. Он замер, шевелились только губы. Внезапно волшебник открыл глаза и сказал:

— Следуйте за мной!

Он снова закрыл глаза и направился вперед. Казалось, мистер Норрелл продвигается по плану чужого дома, который кто-то построил внутри его собственного. Он сворачивал направо и налево, прокладывая новую тропу, по которой никто до него еще не проходил.

Через три или четыре минуты волшебник открыл глаза. Он стоял в коридоре, который так тщетно искал — коридоре, выложенном каменными плитами. Впереди смутно виднелась дверь библиотеки.

— Вот теперь мы посмотрим, что он скажет! — воскликнул мистер Норрелл. — Лукас; приготовь цепь. Ничто так не защищает от магии. Мы свяжем ему руки и помешаем творить заклинания. Мистер Ласселлз, как вы думаете, не пора ли сочинять письмо в министерство? — Удивленный тем, что никто ему не ответил, волшебник обернулся.

Он стоял в коридоре в совершенном одиночестве.

Откуда-то сзади раздался холодный и вялый голос Ласселлза. Ответил один из слуг, затем что-то сказал Лукас. Постепенно голоса и шумы стихли. Наступило молчание.

64

Две леди Поул

Середина февраля 1817

— Не может быть! — воскликнул Ласселлз.

Слуги сгрудились у северной стены — той самой, сквозь которую только что хладнокровно прошел мистер Норрелл.

Ласселлз коснулся стены рукой — на ощупь она казалась твердой. Он надавил сильнее, однако стена и не думала поддаваться.

— Неужели он с самого начала знал, что пройдет сквозь стену? — поинтересовался один из слуг.

— Вряд ли сейчас это имеет значение, — отвечал Лукас. — Мистер Норрелл отправился к мистеру Стренджу.

— Или прямиком к самому дьяволу! — добавил Ласселлз.

— Что теперь будет? — спросил другой слуга.

Никто не ответил. Перед мысленным взором собравшихся мелькали сцены поединка чародеев: мистер Норрелл швыряет в Стренджа магическими шарами, а Стрендж призывает дьявола, чтобы тот унес противника с собой. Они прислушались. Никаких звуков магической битвы.

В соседней комнате кто-то вскрикнул. Один из слуг открыл дверь столовой и обнаружил на ее месте комнату для завтрака. Дальше виднелась гостиная мистера Норрелла, еще дальше гардеробная. Все комнаты снова оказались на привычных местах. Лабиринт разрушился. Все вздохнули с облегчением. Слуги тут же заторопились на кухню — место, где люди их положения обычно изливают друг другу свои горести. Ласселлз же, как свойственно людям его положения, напротив, остался в гостиной в одиночестве. Он решил дождаться здесь мистера Норрелла. Если же мистер Норрелл не вернется, Ласселлз найдет Стренджа и собственноручно застрелит злодея.

«Само собой, — рассуждал он, — что может волшебник против летящей пули? Стрендж попросту не успеет сотворить заклинание».

Однако подобные мысли утешали плохо. Тишина казалась такой мертвой, а магическая тьма за окнами — такой непроглядной. Слуги тесным кружком собрались на кухне, волшебники выясняли отношения бог знает где, а он, Ласселлз, одиноко сидел в гостиной. В углу стояли старые напольные часы — последнее напоминание о доме, в котором мистер Норрелл жил в детстве в Йорке. Когда появился Стрендж, часы эти, как и все часы в доме, повернули к полуночи. Однако часы проделали это весьма неохотно — они спотыкались, словно пьяные, или начинали лихорадочно спешить. Время от времени часы издавали придушенный всхлип — и всякий раз Ласселлзу казалось, что это Стрендж входит в комнату и собирается что-то сказать.