Пригвожденное сердце, стр. 46

Они стояли на галерее, опоясывающей стену.

Тут были Том и Джон Ходджсоны, Тони Гейтман (пришедший с явной неохотой) и Рут. Крис объяснял, как опускать ведра на веревках, чтобы наполнить их морской водой. Тогда-то и приплелся майор, по-прежнему с кобурой на ремне, опоясывавшем его худые бедра, и с собакой позади. Старик выглядел усталым и как никогда растерянным. «Немудрено, — подумал Крис, — ему приходится спать на каменном полу да еще делить скудный паек со своим псом».

— Надо поставить пулеметы там и там, — показал старый солдат. — Я распоряжусь, чтобы каждому выдали ручные гранаты.

Крис хотел возразить, что у них нет никаких пулеметов, ручных гранат, огнеметов, штурмовых отрядов... Имелось три дробовика, старый револьвер майора — наверно, сломанный, — три древние пушки, которые на протяжении последнего столетия использовались в качестве столбов для забора, и двадцать перепуганных деревенских жителей, в большинстве своем люди весьма преклонного возраста и больные. Ну и конечно, маразматический старый вояка.

— От вас, штатских, требуется только одно — не высовываться. Враги чертовски хорошо управляются с винтовками. Они будут вести прицельный огонь вон из-за тех дюн. Если мне удастся отыскать капрала Уайта, я прикажу ему связаться с артиллерией, и пусть хорошенько ударят. Это немножко помешает им целиться, а?

Крис заметил, что на другом конце галереи явно чего-то ждет преподобный Рид. Странно. Обычно он редко поднимался на стену — бывал для этого слишком пьян.

А еще необычнее то, что преподобный держал в руке большую черную книгу, похоже, Библию. Уж не готовится ли произнести проповедь против языческих воззрений обитателей деревни?

Пока майор разглагольствовал, викарий вдоль стены шел к ним.

Вид у старого священника был болезненный. Веки воспалились, глаза блестели. Сухие губы потрескались, их покрывали какие-то струпья.

— Капеллан. — Майор уважительно поклонился и пошел собирать свои воображаемые войска.

Преподобный Рид прижал Библию к груди. Из пересохшего горла послышался шепот:

— Почему вы меня игнорируете?

Крис, Тони и Рут обменялись вопросительными взглядами.

— Вовсе нет, — мягко ответила Рут.

— Да-да, не спорьте, моя милая. Я наблюдал за вами. Шушукаетесь, словно какие-нибудь воры, перешептываетесь... — Викарий увидел выражение лица Криса. — Нет, я не сошел с ума. И на сей раз даже не пьян... а жаль. Нет, послушайте! — Тони начал поворачиваться. — Что, разве не так, мистер Гейтман? Мистер и миссис Стейнфорт? Вы ни разу не пригласили меня принять участие в своих тайных сходках. Почему? Потому что я, что называется, представитель духовенства? Потому что меня шокировало бы то, что вы говорите об этом месте? Шокировали бы верования этого человека? — Он Библией указал на Тони.

— Послушайте, преподобный, — ответил Крис, — мы думаем сейчас только о том, чтобы остаться в живых. Вы знаете, у нас кончаются пища и пресная вода...

— Преподобный Рид, — перебил Тони, — много раз я пытался рассказать вам, что происходит здесь, в Мэнсхеде. Что сгущается... некая сила. Что здесь находилось языческое святилище. Но вы демонстрировали совершенную глухоту, вы, черт побери, и знать ничего не хотели. А вот теперь оно надвигается, и с этим ничего не могут поделать ни ваша Библия, ни ваши свечи, ни ваша святая вода. Так что если угодно и дальше прятать голову в песок — будьте любезны.

— Боже правый, я ведь не говорю, что не верю вам, мистер Гейтман. В том-то все и дело. Посмотрите на меня. — Преподобный вытянул трясущиеся руки, из которых чуть не выпала Библия. — Посмотрите на меня. Гейтман, я признаюсь, что был не прав. — Он поднял Библию над головой. — Сколько раз я читал это? Сколько лет во все это верил? С тех самых пор, как был маленьким мальчиком! Сколько лет учился в богословском колледже? Сколько проповедей написал? Сколько раз крестил, венчал, отпевал, освящал урожай?.. Одна служба за другой. И вот в конце концов я стою на этой стене и говорю, что тратил свою жизнь впустую. Потому что понимаю, что это, — он хлопнул ладонью по Библии, — не имеет здесь никакого значения. Она бесполезна. С тем же успехом она могла бы быть написана по-китайски. Мой Христос, мой Спаситель, мой Бог тут не полномочен. В этом месте нет ни Отца, ни Сына, ни Святого Духа. И никогда не было! А правит тут исключительно омерзительный старый бог Гейтмана. Гнусная языческая тварь, сотворившая на этом месте свой вертеп. — Рид замолчал, его глаза наполнились слезами. — И... да, я признаю: мы принадлежим этому мерзкому старому богу.

Вдруг, неистово взмахнув рукой, он швырнул Библию через стену. На мгновение книга зависла в туманном воздухе, прошелестев страницами. И упала в море.

Преподобный вновь оперся о стену, обхватив плечи руками, словно успокаивая испуганного ребенка, который, должно быть, все еще жил в нем.

— Я верю в могущество этого языческого... зверя. Может, мой Бог умер, мистер Гейтман. По ваш-то, я знаю, очень даже жив. Я чувствую его вот тут. — Рид постучал себя по груди. — Он явится сюда. Скоро. И я знаю, что надо сделать. Вы должны совершить жертвоприношение. Должны принести жертву, как это делали наши праотцы. Должны заплатить старому богу. — Старик твердо посмотрел прямо в лицо Крису, его взгляд источал муку. — Вы должны дать этой твари то, что она хочет.

43

Возбужденные.

Очень возбужденные.

Как толпа детишек перед Рождеством.

Теперь им было трудно даже спокойно сидеть. Они шагали по комнате батарейной палубы или выжидательно смотрели в панорамное окно на затянутое туманом море.

Крис пытался убедить Марка Фауста помочь им в осуществлении плана перегонки морской воды в питьевую, но гигант даже не отвечал. Он лежал на каменном полу, накрывшись одеялом, ничего не ел и не пил.

Двадцать или около того деревенских жителей беспокойно слонялись в ожидании...

Чего?

Крис сомневался, что их сонная апатия была хуже, чем теперешнее взбудораженное состояние. По крайней мере манекены его не нервировали. Ну что толку вот так пялиться в окно? Не на что там смотреть. Несколько акров неспокойной соленой воды. Туман наглухо законопатил людей внутри огромной белостенной коробки. И теперь казалось, будто вокруг ничего больше не существует.

Крис ощутил приступ внезапной иррациональной злобы в отношении деревенских. Нет, не иррациональной, а вполне разумной. Они тут с женой из кожи вон лезут, чтобы эти неблагодарные ублюдки остались в живых. Это наш дом. Наша еда. Никто даже не предлагает помочь.

Он окинул неприязненным взглядом набитую народом комнату. Фауст чахнет под одеялом; чокнутый майор прогуливается со своей чертовой бесполезной собакой; слабоумная девчонка Тамворт играет с грязной куклой; хозяин таверны, сложив ручки на огромном пузе, изучает туман с дюжиной других наблюдателей...

Резко повернувшись, Крис, весь красный от подавляемой ярости, вышел из комнаты. И тут ему в голову пришла мысль: может, вышвырнуть всех этих ублюдков на берег, и пусть сами сражаются за себя?

Гейтман сидел во дворе на одной из пушек и курил привычную тонкую сигару. Видно, запасся ими надолго. Не мог, эгоистичный поганец, притащить с собой что-нибудь полезное!.. Крис взял молот, который оставил у дверей морского форта, обшарил глазами двор. Надо что-то делать, иначе все они тут и погибнут.

«Господи, как я поддался на уговоры Рут привести сюда никчемную толпу крестьян?»

Какой-то тихий голосок в голове спросил, действительно ли его злость обоснованна. Или то, что заставляло других бесконечно метаться по комнате, теперь начинало точно так же влиять и на него?

Подавив этот голосок, Крис двинулся к фургону. Хотелось выпить кофе.

— Вы должны помочь нам.

Человек, около которого Крис присел на корточки, не шевельнулся. Марк лежал на боку, зажмурив глаза и подложив руку под голову.