Я - четвертый, стр. 55
Берни Косар по-прежнему лает у окна. Мне почти что хочется выпустить его и посмотреть, что он сможет сделать. Его зубы оскалены, рот в пене, шерсть на спине стала дыбом. «Пес готов, — думаю я. — Вопрос в том, готовы ли остальные?»
— Ладно, ты сейчас здесь, — замечает Генри. — Будем надеяться, что и остальные в безопасности, что они смогут за себя постоять. Вы оба сразу же узнаете, если они не смогут. Что до нас, то война пришла к нашему порогу. Мы ее не хотели, но теперь у нас нет другого выбора, кроме как вступить в нее, решительно и в полную силу, — говорит он. Он поднимает голову и смотрит на нас, белки его глаз сверкают в Темноте комнаты. — Я согласен с тобой, Шестая, — заключает он. — Время пришло.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Ветер из открытого окна врывается в класс домашнего хозяйства, стоящий перед окном холодильник мало чем помогает перекрыть доступ холодного воздуха. В школе уже холодно из-за отключенного электричества. Шестая теперь осталась в резиновом костюме, он весь черный, только спереди его по диагонали делит серая полоса. Она стоит посередине нашей группы с таким самообладанием и уверенностью, что и мне хочется иметь свой лориенский костюм. Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но ее прерывает громкий шум снаружи. Мы все бросаемся к окнам, но не можем увидеть, что происходит. За грохотом следуют несколько громких ударов, что-то рвется, скрежещет, ломается.
— Что происходит? — спрашиваю я.
— Давай свет, — говорит Генри, перекрикивая шум снаружи.
Я включаю ладони и провожу ими поперек двора. Они светят только на три метра и потом поглощаются тьмой. Генри отступает от окна, наклоняет голову и слушает с максимальным напряжением, потом кивает, все поняв и смирившись.
— Они уничтожают там все машины, в том числе мой пикап, — сообщает он. — Если мы выживем и выберемся из этой школы, то только пешком.
По лицам Марка и Сары пробегает ужас.
— Мы больше не можем тратить время, — говорит Шестая. — С планом действий или без него, мы должны уйти, пока не прибыли солдаты и чудовища. Она сказала, что мы можем выбраться через спортзал, — добавляет Шестая и кивает на Сару. — Это наш единственный шанс.
— Ее зовут Сара, — говорю я.
Я сижу рядом на стуле, и меня тревожит настойчивость в голосе Шестой. Она кажется самой уравновешенной, сохраняет спокойствие под грузом всех страшных вещей, которые мы видели до сих пор. Берни Косар снова у двери, он скребет холодильники, которые блокируют выход, нетерпеливо рычит и скулит. Поскольку мои ладони горят, Шестая в первый раз может хорошенько его рассмотреть. Она пристально смотрит на Берни Косара, потом прищуривается и подается лицом вперед. Она подходит к нему и наклоняется, чтобы приласкать. Я оборачиваюсь и смотрю на нее. Мне кажется странным, что она улыбается.
— Что? — спрашиваю я.
Она поднимает на меня глаза.
— Ты не знаешь?
— Чего не знаю?
Ее улыбка становится шире. Она снова смотрит на Берни Косара, который бежит от нее назад к окну, скребется в него, рычит, иногда от расстройства лает. Школа окружена, смерть на пороге, она почти неизбежна, а Шестая улыбается. Это раздражает меня.
— Твоя собака, — говорит она. — Ты действительно не знаешь?
— Нет, — отвечает Генри. Я смотрю на него. Он отрицательно качает головой, глядя на Шестую.
— Да в чем дело, черт возьми? — спрашиваю я.
Шестая смотрит на меня, потом на Генри. Она издает смешок и открывает рот, чтобы заговорить. Но в тот самый момент, когда слова готовы сорваться с ее языка, она что-то замечает и бросается к окну. Мы подбегаем следом и, как и раньше, видим тусклый свет фар на повороте к школе и потом на въезде на стоянку. Еще одна машина, может, с тренером или учителем. Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох.
— Может, это ничего не значит, — замечаю я.
— Выключи свой свет, — говорит мне Генри.
Я выключаю его и сжимаю кулаки. Что-то связанное с этой подъехавшей машиной пробуждает во мне злость. Черт с ней, с усталостью, с дрожью, которая не отпускает меня с того момента, когда я выпрыгнул из директорского окна. Я больше не могу оставаться в этой комнате, зная, что снаружи могадорцы, что они ждут и планируют нас убить. Может быть, на этой машине приехали их первые солдаты. Но как раз когда это приходит мне на ум, мы видим, как огни фар быстро выезжают со стоянки и на скорости удаляются по той же дороге, откуда приехали.
— Нам надо выбираться из этой чертовой школы, — говорит Генри.
Генри сидит на стуле в трех метрах от двери, направив на нее ружье. Он дышит медленно, хотя он в напряжении, я вижу, как сжаты его челюсти. Никто из нас не произносит ни слова. Шестая сделала себя невидимой и выскользнула, чтобы разведать обстановку. Мы просто ждем, и наконец Шестая возвращается. Три легких стука в дверь, условный стук Шестой, чтобы мы знали, что это она, а не скаут, пытающийся войти. Генри опускает ружье, она входит, а я снова подпираю дверь одним из холодильников. Ее не было целых десять минут.
— Ты был прав, — говорит она Генри. — Они уничтожили на стоянке все машины и так придвинули обломки, что заблокировали все двери. И Сара была права: они проверили люк в проходе за сценой. Я насчитала семь скаутов снаружи и пять внутри, они ходят по коридорам. Один был у этой двери, но я от него избавилась. Похоже, они начинают нервничать. Думаю, это значит, что другие уже должны были бы прибыть. И значит, они уже где-то недалеко.
Генри встает, берет Ларец и кивает мне. Я помогаю ему открыть его. Он достает несколько маленьких круглых камешков и кладет себе в карман. Я не представляю, что это за камни. Потом он опускает крышку и запирает Ларец, засовывает его в одну из духовок и закрывает ее дверцу. Я придвигаю холодильник так, чтобы ее нельзя было открыть. Другого выбора действительно нет. Ларец тяжелый, и было бы невозможно драться, держа его в руках, а нам нужна будет каждая рука, чтобы выбраться из этой заварухи.
— Так не хочется его оставлять, — говорит Генри, качая головой. Шестая удрученно кивает. Что-то пугает их при мысли о том, что могадорцы могут захватить Ларец.
— Он будет здесь в сохранности, — предполагаю я.
Генри поднимает ружье, один раз передергивает затвор и смотрит на Сару и Марка.
— Это не ваша война, — говорит он им. — Я не знаю, что нас ждет снаружи, но, если дела пойдут плохо, возвращайтесь в школу и прячьтесь. Они гоняются не за вами, и не думаю, что станут вас искать, если мы уже будем в их руках.
Видно, что и Сара и Марк перепуганы, оба до побелевших костяшек пальцев сжимают в правых руках свои ножи. Марк засунул за пояс все, что нашел в кухне пригодного: еще ножи, молоток для мяса, терку для сыра, пару ножниц.
— Мы выходим из комнаты налево, когда доходим до конца коридора, спортзал будет через две двери метрах в шести справа, — говорю я Генри.
— Люк в самой середине сцены, — добавляет Шестая. — Он накрыт синим матом. В спортзале не было скаутов, но это не значит, что их там не будет сейчас.
— Так мы просто выйдем и попытаемся убежать от них? — спрашивает Сара. Ее голос пронизан паникой. Она тяжело дышит.
— У нас нет другого выбора, — отвечает Генри.
Я беру ее за руку. Сара вся трясется.
— Все будет в порядке, — говорю я.
— Откуда ты знаешь? — спрашивает она скорее требовательно, чем вопросительно.
— Я не знаю, — отвечаю я.
Шестая отодвигает от двери холодильник. Берни Косар тут же начинает скрестись в дверь, пытаясь выйти, и рычит.
— Я не могу всех вас сделать невидимыми, — говорит Шестая. — Если я исчезну, то все равно буду рядом.
Шестая берется за ручку двери, а Сара рядом со мной делает глубокий прерывистый вдох и изо всех сил сжимает мою ладонь. Я вижу, как у нее в правой руке трясется нож.
— Держись рядом со мной, — говорю я.
— Я не отойду от тебя ни на шаг.
Дверь открывается, и Шестая выпрыгивает в коридор, следом за ней Генри. Я выхожу за ними, а впереди всех нас, как клубок ярости, уносится Берни Косар. Генри поводит ружьем в одну сторону, потом в другую. В коридоре пусто. Берни Косар уже добежал до пересечения коридоров. Он пропадает из вида. По его примеру Шестая делает себя невидимой, а все остальные бегут к спортзалу, Генри впереди. Я пропускаю Марка и Сару перед собой. Мы ничего не видим и только слышим шаги друг друга. Я включаю свой свет, чтобы легче было определить, куда идти, и это моя первая ошибка.