Папина дочка, стр. 44
— Миссис Хилмер, в тюрьме, судя по всему, под кайфом, Роб Вестерфилд признался, что избил до смерти некоего Филли. Вы случайно не слышали о парне с таким именем в округе? Который бы пропал или стал жертвой убийства?
— Филли, — повторила она, напряженно нахмурившись и глядя мимо меня. — Был Фил Оливер. Он еще ужасно повздорил с Вестерфилдами, когда они не захотели продлить ему аренду. Но он переехал.
— А что с ним стало?
— Не знаю, но могу выяснить. У него и его семьи здесь остались хорошие друзья. Возможно, они все еще общаются.
— Проверите?
— Конечно.
Миссис Хилмер открыла дверь и вдруг в нерешительности остановилась.
— Я что-то слышала или читала о ком-то по имени Филли, погибшем много лет назад... Не помню, где именно. Какая-то очень грустная история.
— Миссис Хилмер, подумайте. Это очень важно.
— Филли... Филли... Нет, Элли, что-то совсем не припомню.
Пришлось остановиться на этом. Правда, уходя от миссис Хилмер пару минут спустя, я попросила ее не ломать голову и положиться на подсознание.
Я все ближе и ближе подбиралась к Робу. В этом я не сомневалась.
Водитель, который следовал за мной в этот вечер, оказался гораздо опытнее Теда. Он ехал с выключенными фарами. Я заметила его, только когда притормозила, чтобы пропустить транспорт на повороте к гостинице, и ему пришлось остановиться за мной.
Я обернулась, пытаясь разглядеть водителя. Машина крупнее и темная. Точно не Тед.
Встречный автомобиль промчался по аллее от гостиницы, осветив лицо сидящего за рулем преследователя.
На этот раз мой отец хотел убедиться, что я доберусь до отеля в целости и сохранности. На долю секунды наши взгляды встретились, а потом я свернула на аллею и продолжила путь.
38
В семь утра в понедельник мне позвонил Алфи.
— Все еще хотите купить чертеж?
— Да. Мой банк «Олдхэм-Гудзон» на Мэйн-стрит. Я буду там в девять. Можно встретиться в пять минут десятого на парковке.
— Заметано.
Когда я выходила из банка, подъехал Алфи и припарковался возле моей машины. Увидеть нас с улицы здесь было невозможно.
Он открыл окно.
— Бабки вперед.
Я передала ему деньги.
Он пересчитал их и произнес:
— Порядок. Вот чертеж.
Я внимательно рассмотрела рисунок. При свете дня то, что его заказал семнадцатилетний внук потенциальной жертвы, показалось мне еще более страшным. Я поняла, что заплачу Алфи еще сколько угодно, лишь бы выложить его историю в Интернете.
— Алфи, вы знаете, срок давности вашего преступления уже истек. Даже если о нем узнают копы, у вас проблем не будет. Но если я вывешу чертеж в Интернете и напишу вашу историю, это может повлиять на миссис Вестерфилд. На то, отдаст она свои деньги Робу или на благотворительность.
Я стояла возле фургончика. Алфи сидел внутри, положив руку на руль. Такой, каким стал: работящий парень, который не привык расслабляться.
— Послушай, пусть лучше я рискну и наживу проблем с Вестерфилдом, чем он будет купаться в бабках. Давай.
— Вы уверены?
— Да. Верну должок Скипу.
После неудачной поездки в Бостон и пробок я, планируя встречу с Джейн Востром, директором приемного отделения академии Кэррингтон, предусмотрительно выделила на дорогу побольше времени. Так что в Рокпорт я приехала так рано, что успела перехватить горячий бутерброд с сыром и кока-колу в кофейне в миле от школы. Теперь я была готова к разговору.
Меня проводили в кабинет доктора Востром. Она встретила меня приветливо, но достаточно сдержанно. Стало ясно, что особым желанием поделиться со мной информацией она не горит. Миссис Востром сидела за столом и предложила мне стул напротив. Как у многих директоров, у нее имелся уютный уголок с диваном и парой кресел для посетителей, но туда меня не пригласили.
Доктор оказалась моложе, чем я ожидала, лет тридцати пяти, с темными волосами и огромными, немного настороженными серыми глазами. Судя по нашему краткому телефонному разговору, она гордится академией Кэррингтон и не позволит какой-то там журналистке поливать ее школу грязью из-за одного учащегося.
— Доктор Востром, — начала я, — открою вам карты. Роб Вестерфилд проучился в Кэррингтоне два последних класса. Его исключили из предыдущей школы за то, что он жестоко избил другого учащегося. Когда произошел инцидент, Робу было всего четырнадцать. В семнадцать он организовал покушение на свою бабушку. В нее выстрелили три раза, и она чудом осталась в живых. В девятнадцать он убил мою сестру. А сейчас я проверяю информацию о том, что Роб мог лишить жизни еще одного человека.
Выражение лица доктора становилось все более и более обеспокоенным и печальным. После долгой паузы она заговорила:
— Мисс Кавано, то, что вы рассказываете про Вестерфилца, ужасно. Но, пожалуйста, послушайте. Передо мной сейчас лежит его досье, и в нем нет абсолютно никаких упоминаний, что у Роба были какие-то серьезные поведенческие проблемы.
— Не верится, что с таким бурным прошлым он мог проучиться два года и не совершить никаких нарушений. Можно поинтересоваться, сколько вы работаете в Кэррингтоне, миссис Востром?
— Пять лет.
— Значит, вы опираетесь только на записи, которые вполне могли подчистить?
— Я опираюсь на лежащее передо мной досье.
— Скажите, а Вестерфилды делали академии Кэррингтон какие-нибудь значительные пожертвования?
— За время обучения Роба они помогли отремонтировать и переоборудовать наш спортивный центр.
— Ясно.
— Что вам ясно, мисс Кавано? Поймите, многие наши ученики пережили серьезные эмоциональные потрясения, им нужны помощь и сострадание. Некоторые дети — жертвы грязных разводов. У других — один из родителей просто ушел из их жизни. Вы не представляете, как такие вещи влияют на самооценку ребенка.
Нет, почему же, это я представляю. Прекрасно представляю.
— Кое-кто — молодые люди, которым сложно найти общий язык со взрослыми или сверстниками, или и с теми и другими.
— Похоже, Роб Вестерфилд относится к последним, — заметила я. — Но, к сожалению для всех нас, его семья всегда старалась замолчать или закрыть деньгами его проблемы.
— Поймите, мы здесь проводим огромную работу. Мы полагаем, что главный шаг в решении эмоциональных проблем ребенка — это формирование у него чувства собственного достоинства. Мы нацелены на то, чтобы наши воспитанники не отставали в учебе, посещали спортивные и другие секции и по желанию принимали участие в общественных программах нашей школы.
— И Роб Вестерфилд занимался всем этим охотно и с удовольствием?
Я готова была грызть локти. Джейн Востром любезно согласилась дать мне интервью и даже отвечала на мои вопросы. Но, к сожалению, даже если у школы и имелись проблемы с Вестерфилдом, никаких записей об этом не сохранилось.
— Очевидно, что Роб Вестерфилд к радости школы добился больших успехов.
— У вас есть список учащихся за период, когда он здесь занимался?
— Конечно.
— Можно взглянуть?
— Зачем?
— Доктор Востром, когда Роб Вестерфилд находился в тюрьме в состоянии наркотического опьянения, он признался другому заключенному: «Я забил Филли насмерть, и это было круто». Учитывая, что он напал на одноклассника в предыдущей школе, вполне возможно, что здесь у него могло произойти столкновение со студентом по имени Фил или Филипп.
До нее постепенно доходил мой намек, и взгляд доктора становился все более и более обеспокоенным и мрачным. Она встала.
— Мисс Кавано, доктор Дуглас Диттрик работает в Кэррингтоне сорок лет. Я приглашу его к нам. И попрошу принести список учащихся за нужные годы. Думаю, нам лучше перебраться в конференц-зал. Там будет проще разложить на столе документы и тщательно их изучить.
Доктор Диттрик передал, что у него урок и что он присоединится к нам через пятнадцать минут.
— Превосходный учитель, — прокомментировала Джейн Востром, открывая документы. — Он с места не сдвинется, пока не закончит урок, даже если школа будет рушиться. — К этому времени она уже свыклась с моим присутствием и была готова к сотрудничеству. — «Филипп» может быть как первым, так и одним из имен, — предупредила она. — Многих наших воспитанников зовут по средним именам, если первое совпадает с именем отца или деда.