Папина дочка, стр. 17

Я простояла с табличкой часа два. Большинство входящих и выходящих через ворота провожали ее любопытным взглядом, но лишь пара человек подошли ко мне поговорить. Один из них — большой неуклюжий мужчина лет сорока в кепке с опущенными для тепла ушами — раздраженно бросил:

— Леди, вам что, больше делать нечего, как расследовать дело этого подонка? Время девать некуда?

Из него удалось выудить только то, что он работал в тюрьме. Сообщить мне свое имя он отказался.

Тем не менее я заметила, что некоторые прохожие, в том числе и, судя по виду, персонал, внимательно изучают мою табличку, как будто пытаясь запомнить номер телефона.

В десять часов, продрогнув до костей, я наконец сдалась и побрела обратно на стоянку к железнодорожной станции. Я уже стояла у передней дверцы своего автомобиля, когда ко мне подошел какой-то мужчина — на вид лет тридцати, костлявый, с узкими губами и нездоровым взглядом.

— Что ты пристала к Вестерфилду? — выпалил он. — Что он тебе сделал?

На мужчине были джинсы, куртка и ботинки. Неужели его только что выпустили из тюрьмы, и он пошел за мной?

— Вы его друг? — спросила я наконец.

— А тебе что?

У любого нормального человека, когда к нему подходят слишком близко — буквально «нос к носу» — срабатывает защитная реакция, и он инстинктивно отступает. Я уперлась спиной в машину, и этот парень навис надо мной. Краем глаза я с облегчением заметила въезжающий на парковку фургон. В голове промелькнуло, случись что, мне хотя бы есть к кому бежать за помощью.

— Я хочу сесть в свой автомобиль, а вы мне мешаете, — попыталась образумить его я.

— Роб Вестерфилд был образцовым заключенным. Мы все равнялись на него. Ну, и сколько ты мне заплатишь за эту информацию?

— Пусть он вам платит. — Я развернулась и, отодвинув парня плечом, быстро нажала на брелок, открыла замок и рванула за ручку.

Мужчина даже не попытался меня остановить, но, прежде чем я захлопнула дверь, бросил:

— Разреши я дам тебе бесплатный совет. Сожги свою табличку.

20

Вернувшись в гостевой домик миссис Хилмер, я с головой зарылась в старые газеты матери. Для моего расследования жизни Роба Вестерфилда они оказались просто бесценным кладезем информации. В нескольких статьях я откопала упоминание двух частных средних школ, в которых учился Роб. Первая, Арбинджер Припэратори, Массачусетс, — одно из самых элитных учебных заведений страны. Любопытно, что в ней Роб задержался всего полтора года, а потом его перевели в Кэррингтон, Род-Айленд.

Так как я ничего не знала о Кэррингтоне, я залезла в Интернет. Судя по их сайту, академия Кэррингтон являлась частным загородным школой-пансионом, настоящим раем, благодаря гармоничному симбиозу занятий, спортивных мероприятий и дружественной атмосферы. Но за привлекательными описаниями всех прелестей этого заведения, проглядывала грустная правда жизни: это школа для «учеников, которые пока еще не раскрыли свой академический и социальный потенциал», для «тех, у кого возникают некоторые трудности с адаптацией к дисциплине и учебе». Другими словами, для трудных подростков.

Прежде чем разместить на своем сайте запрос, что я ищу одноклассников или бывших сотрудников Кэррингтона, которые могут предоставить информацию о школьных днях Роба, я решила лично заехать в оба заведения. Я позвонила в школы и объяснила, что я журналистка, которая пишет книгу об их бывшем ученике, Робсоне Вестерфилде. И там, и там я попала в кабинет директора. В Арбинджере меня тут же перевели в отдел по связи со СМИ и соединили с Крейгом Паршеллом.

Мистер Паршелл сразу сообщил, что не в их правилах обсуждать бывших или нынешних учащихся с прессой.

Я пошла напролом:

— Но ведь вы дали интервью о Робсоне Вестерфилде Джейку Берну?

Повисла долгая пауза, и я убедилась, что права.

— Все было на законных основаниях, — снисходительно, но безапелляционно пояснил Паршелл. — Если семья нашего бывшего или нынешнего учащегося дает разрешение на интервью, мы, без сомнения, идем навстречу. Поймите, мисс Кавано, все наши воспитанники — дети известных семей, в том числе президентов и королевских особ. В некоторых случаях мы можем допустить сюда прессу. Разумеется, под нашим тщательным контролем.

— Конечно, такие интервью только укрепляют авторитет и имя вашего заведения, — продолжила я. — Наверное, если бы вдруг на каком-нибудь сайте каждый день стали трубить о том, что убийца пятнадцатилетней девочки водил дружбу со многими из ваших выдающихся учеников, они и их родственники не слишком бы обрадовались. А другие семьи подумали бы трижды, прежде чем посылать к вам своих наследников и отпрысков. Я права, мистер Паршелл? — Ответить ему я не дала. — Мне кажется, вашей школе выгоднее сотрудничество. Вы согласны?

Когда, после долгой затянутой паузы, Паршелл заговорил, голос у него был не самый счастливый:

— Мисс Кавано, я выдам вам разрешение на интервью. Тем не менее хочу вас предупредить — здесь вам сообщат только даты поступления и отчисления Робсона Вестерфилда и то, что его перевели в другую школу по собственному желанию.

— О, я и не ожидала от вас признания, что вы выкинули его отсюда пинком под зад, — пренебрежительно фыркнула я. — Уверена, у вас найдется еще, что мне сказать, мистер Паршелл.

Мы договорились, что я подъеду к нему в офис завтра утром в одиннадцать.

Арбиднжер находится где-то в сорока милях к северу от Бостона. Я нашла городок на карте и просчитала, как мне туда лучше доехать, и сколько это займет времени.

Затем я позвонила в академию Кэррингтон. На этот раз меня соединили с Джейн Бостром, директором приемного отделения. Она сразу признала, что Джейку Берну дали интервью по просьбе Вестерфилдов, и тут же добавила, что без разрешения семьи помочь мне она не может.

— Миссис Бостром, для многих частная школа Кэррингтон — последняя надежда, — жестко повела я. — Я не сомневаюсь в ее хорошей репутации, но основной целью этого заведения является работа с трудными детьми. Я права?

Мне понравилась, что она не стала ничего скрывать.

— Существует много причин, почему у ребят появляются проблемы, мисс Кавано. И по большей части истоки этих проблем — в их семьях. «Трудные» дети — это дети распавшихся браков, наследники влиятельных родителей, у которых нет на них времени, просто одиночки или объекты насмешек сверстников. Это не значит, что они не способны преуспевать в учебе и социуме. Просто им тяжело, и им нужна помощь.

— Помощь, которую иногда не можете дать им даже вы, как бы вы ни старались?

— Я могу показать вам список наших выпускников, которые добились в жизни больших успехов.

— А я могу назвать одного, который вполне успешно совершил свое первое убийство — по крайней мере, первое из известных нам, — продолжила я. — Я не хочу копаться в грязном белье Кэррингтона. Меня интересует только то, каким был Роб Вестерфилд в подростковом возрасте, до того, как он убил мою сестру. Джейк Берн получил от вас информацию и сможет теперь выделить из нее хорошее, выкинув все остальное. Мне тоже нужны эти сведенья.

Так как утром я собиралась в Арбинджер, а завтра пятница, я договорилась с миссис Бостром из Кэррингтона на понедельник.

Я задумалась, не объездить ли мне окрестности этих школ завтра утром и в понедельник, перед встречами. Насколько я могла судить, оба эти заведения расположены в маленьких городках. Значит, где-то там любят собираться дети — например, в какой-нибудь пиццерии или ресторанчике быстрого обслуживания. В свое время, посидев в одной из таких забегаловок возле территории школы, я собрала весьма ценный материал для моей предыдущей статьи о ребенке, пытавшемся убить своих родителей.

С миссис Хилмер я не виделась уже несколько дней. Во второй половине дня она позвонила мне сама:

— Элли, не хочу тебя обременять, но у меня для тебя предложение. Мне тут захотелось что-нибудь приготовить. В результате в моей духовке лежит цыпленок-гриль. Если у тебя нет других планов, может, зайдешь ко мне на ужин? Только, пожалуйста, не говори «да», если на самом деле тебе хочется побыть одной.