По ступенькам декабря, стр. 36
– А семья?.. – робко спросила она и закусила губу, будто пожалела о вопросе.
– Не женат, но воспитываю дочь, – отчитался Воробьев, несколько расслабляясь. – Вернее, сейчас воспитываю свою дочь и еще одну… не свою… Черт, не знаю, как объяснить! Извините… – Ну вот, скоро он начнет разговаривать как она: «простите», «пожалуйста», «благодарю»! Подумаешь, чертыхнулся! Не сахарная барышня, не растает… Глебу Сергеевичу захотелось похвалиться, выставить себя в наилучшем свете, воспользоваться ситуацией и… стереть морщину со лба многоуважаемой Инны Михайловны. – Моя дочь, Алевтина, недавно узнала, что у нее есть сестра… ну, мать у них одна… Узнала и притащила из Волгограда Дашку к нам! – он чуть не добавил «совсем обалдела».
– А вы?
– А я ничего, – пожал плечами Воробьев. – Пусть живет, жалко, что ли.
Инна развернулась к нему, глаза вновь залучились счастливым светом, проклятая морщина исчезла без следа, губы… Глеб Сергеевич срочно вернул внимание на дорогу, иначе машина точно врезалась бы в столб.
– Я же говорю, что вы интересный и удивительный человек, – затараторила она, теребя ремешки сумки. – Может, вы не очень любите театр, но вы все равно пришли, потому что был благотворительный вечер. Не каждый бы пришел, а вы пришли! И вы сами воспитываете дочь и еще приютили девочку, чужую вам по сути… Я так рада, что с вами познакомилась!
«Ее муж однозначно дурак, чего ему еще надо было? – подумал Воробьев. – Если причесать, накрасить да приодеть, то нормальная женщина получится. Тяжело с ней, конечно, но не настолько же! Короче, достучаться можно. Сидит, светится, не сыплет свои «пожалуйста, будьте любезны», и ладно! А может, ее обогреть как-нибудь? Ну-у-у… Хм… А что здесь такого? Всем женщинам, а особенно заброшенным, нужны тепло, ласка и понимание. Особенно ласка! Бывает по-разному, например, вспыхивает такая дамочка только от одного прикосновения, а дальше – ураган и цунами! Дорвалась, называется. Или ни черта не умеет, но способная…» Мысли Воробьева потянулись к излюбленной привычной теме, он сразу успокоился и почувствовал себя как рыба в воде.
– А у меня, к сожалению, детей нет, – вздохнула Инна. – Зато замечательные племянники! И они меня любят, я это знаю. Понимаете, не обязательно каждый день произносить особые слова или что-то доказывать. И так все ясно. Вот здесь, – она прижала ладонь в груди. – Вот здесь все ясно, никаких сомнений… Понимаете?
Нет, Глеб Сергеевич не понимал, он готовился к броску.
– Да, да, конечно… – без выражения ответил он и спросил: – Где ваш дом?
– О нет, не стоит беспокоиться, остановите машину, как в прошлый раз, около ларька.
– Да бросьте, ерунда! Мне же не трудно!
– Нет, там много снега и очень плохой въезд… еще мусорные баки. Не развернуться.
«Ладно, плевать, не буду я с тобой спорить!»
Он остановился на том же месте, заглушил мотор, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки (отчего-то стало душно) и посмотрел на Инну. Сейчас в полутьме она показалась ему… красивой, что ли. Не хватает лоска – да, но так тоже неплохо.
– Значит, вы все еще здесь живете? – спросил он, начиная издалека.
– Да.
– Нормальный район.
– Да…
Воробьев заметил в ее глазах надежду, будто Инна не просто сидит и вежливо поддерживает разговор, а ждет чего-то. Не торопится, не тараторит, не прощается.
«Прилипла, как есть прилипла! Ну да ладно, чего время тянуть – люди взрослые».
В этот момент в голове Глеба Сергеевича зазвенело, в груди проклюнулась паника, и она стала расти и крепнуть, затем появился ледяной страх, а затем добавилась странная тягучая боль. Совершенно не осознавая, что делает и как, стараясь прихлопнуть сомнения разом, он резко устремился вперед и практически набросился на Инну. Обнял, притянул к себе и впечатался губами в ее губы. Она в его руках онемела, точно превратилась в куклу, не издала ни звука и не ответила на поцелуй…
Через несколько секунд Воробьев ослаб и подался назад. В душе все клокотало и подпрыгивало. В голове продолжала звенеть пустота.
На него смотрели два огромных голубых озера, в них было столько удивления, шока, обиды и непонимания, что у Глеба Сергеевича взмокла даже спина. На лбу Инны теперь красовалась не одна, а целых три морщины! И Воробьев уже не сомневался – за каждую ему придется ответить.
«Наверное, не надо было… – пролетела первая мысль, а затем охнула вторая: – Что я наделал?..»
– Как вы могли?.. – прошептала Инна, и ее губы дрогнули.
«Только не плачь… Умоляю, не плачь!» – чуть не заорал Глеб Сергеевич, но горло перехватило.
– Я-я… – сипло выдал он.
– Зачем?.. – голос стал еще тише.
– Вы…
Но Инна слушать оправданий не стала, она побледнела, схватила сумку, выскочила из машины и побежала по дороге к домам. Воробьев смотрел ей вслед, сильно сжав руль, не шевелясь. Струйка пота скатилась по виску, щеке…
«Подумаешь, какая… – начал Воробьев приводить себя в чувство. – Подумаешь… Сороковник того и гляди стукнет, а все она недотрога!» Но слова ускользали, и легче не становилось.
Инны больше нет рядом.
Он ее обидел.
Ненормальную эту обидел.
Умудрился вот.
И остался один.
Как одинокая гармонь…
Глава 13
Немножко зависти и капля мести
Свет погас, и на миг Алька потеряла способность видеть, но глаза быстро привыкли к темноте. Андрей смотрел на нее без улыбки, слишком серьезно, отчего по спине побежали мурашки. Сейчас он ее поцелует… да, поцелует… Она поняла это и удивилась собственным чувствам, заметавшимся в душе. Будто тонет корабль, а она прыгает по палубе, машет руками и кричит: «Помогите, спасите! Люди! Люди!», и улыбается до ушей. Но это вообще-то не в ее характере… И кажется, что спасти может только он – Андрей Зубарев… Заколдованный круг какой-то!
«Пусть поцелует, пожалуйста, пусть поцелует…» – билось в груди, но упрямство держало крепко, и Алька сделала попытку сбежать. Вздернув нос, она повторила вопрос:
– Вы не ответили? Почему тогда…
– Тебя это расстроило? – перебил он.
– Вы не ответили.
– Да, ты проиграла, и…
– …и вы не воспользовались своим правом…
– Если хочешь, я могу сделать это прямо сейчас.
Его слова никак не вязались со спокойным ровным голосом, такое нельзя было произнести серьезно – народ кругом шумно радовался отсутствию света, чокался стаканами с соком, смеялся и пел.
Алька улыбнулась, и Андрей улыбнулся тоже, затем наклонил голову и коснулся губами ее губ. Коротко поцеловал, остановился, а потом стал целовать еще. Долго, неторопливо, осторожно…
– Я должен быть уверен, что ты этого тоже хочешь, – наконец ответил Андрей на вопрос. – И только тогда…
Его руки поднялись вверх и крепко сжали Алькины плечи, отчего на миг ей не хватило воздуха, затем он ослабил хватку и запустил пальцы в длинные волосы цвета пожара. Свет в зале вспыхнул, вновь зазвучала музыка, и послышался дружный смех – веселье продолжало набирать обороты. Но Алька в данную минуту существовала в другой точке вселенной, где было место только ей и Андрею. Упрямство, дух противоречия, отчаяние и дерзость исчезли, оставив трепет, смятение, желание и… «Нет, нет, нет, – ухало сердце и тут же предательски добавляло: – Да, да, да…» Алька робко погладила шею Андрея, встала на цыпочки, опустилась, прижалась, открыла глаза, закрыла… А он целовал и не отпускал.
Как чудесно!
Когда не воюешь…
Когда доверяешь себя…
И не сомневаешься…
Что ты в надежных руках!
Алька вздрогнула, отстранилась и закусила губу. Андрей смотрел на нее неотрывно, пытаясь угадать ее чувства и мысли. Нет, он ее теперь не отдаст. Никому. Наверное, она сейчас усмехнется, резанет какой-нибудь фразой, крутанется, перевернет мир вверх дном, скажет, что так и было, и отмочит какую-нибудь оглушительную шутку. И ускользнет, оставив еле заметный след. «Но я-то теперь тебя не отдам. Никому».
– Целоваться мне с вами нравится, – объявила Алька и улыбнулась. Главное делать вид, будто ничего не произошло, будто она не отвечала на поцелуй… Зачем он так поступает?.. И почему так хорошо?.. Она проигнорировала душевные метания, перечеркнула каверзные вопросы и взялась за привычную роль. Насмешливо посмотрела на Андрея и, продолжая игру, добавила: – Как-нибудь обязательно повторим.