Оболтус для бизнес-леди, стр. 4
– Куда направляешься? – поинтересовался Егор, прислонившись к стене кабины.
– По-моему, это тебя совершенно не касается.
Вопросы он задавал только потому, что она явно не хотела на них отвечать. Средняя дочь Петра Петровича Шурыгина, помимо того что не питала слабости к наглым частным детективам, еще и слишком зацикливалась на работе. Должность директора департамента закупок обязывала плюс характер…
Ольга зачем-то стягивала волосы в низкий хвост, почти всегда носила нелепые костюмы, практически не пользовалась косметикой и не терпела пустой болтовни. Будь Егор глупцом, он наверняка прозвал бы ее «серой мышью». Но нет, она не такая…
«Петр Петрович, а я, пожалуй, дам вам шанс помочь другу… Может, ваша дочь желает смотаться в «Домодедово»? – насмешливо подумал Егор, прекрасно понимая, что Оля пошлет его куда подальше. – Вы же там одна большая семья и все такое. Ну а потом, когда вы будете орать мне в ухо: «Кречетов, ты негодяй!», я отвечу, что не смог… перепоручил… Как говорится – вахту сдал, вахту принял».
– Не хочешь прогуляться в Домодедово? – спросил он небрежно.
Дверцы лифта бесшумно разъехались в стороны.
– Что? – изумилась Оля.
– Сегодня из Лондона прилетает знакомый твоего отца, кажется, парня замучила ностальгия, и Петр Петрович попросил его встретить. – Егор мило улыбнулся. – Но, увы, я занят. Вот я и подумал, вдруг ты…
– Нет, – холодно ответила Оля, догадываясь, что нелюбимый ею Доберман просто развлекается. – Представь, я тоже занята, – добавила она и вышла из кабины лифта.
– А если я тебя очень попрошу?
Остановившись, секунду помедлив (нужно ли продолжать этот разговор?), она обернулась. Егор стоял на расстоянии вытянутой руки, наклонив голову набок и приподняв брови.
– Ты… – начала Ольга, явно желая сказать нечто резкое, но вдруг осеклась, а затем спросила: – Ты сказал «знакомый из Лондона»?.. Как его зовут?
– Никита Замятин.
– А когда он прилетает?
– В пятнадцать часов сорок минут, – ответил Егор, уловив в голосе Ольги удивление и заинтересованность. Они знакомы? Похоже на то… В общем-то, ничего странного: дети друзей Шурыгина наверняка общались, а может, и сейчас общаются, с его детьми. Одна тусовка…
Егор почувствовал, как Ольга напряглась, по ее лицу пролетела тень беспорядочных воспоминаний. Он сдержал усмешку, четко угадав ее желание: теперь она хочет отправиться в Домодедово, но только не знает, как «соблюсти приличия» и повернуть разговор в обратное русло. Ну что ж, он, вредный, нехороший Доберман, готов помочь.
– Твой отец повесил на меня это дело, но мне, если честно, лень.
«Как насчет одолжения?.. Такая формулировка тебя устроит?.. Ну же, ну же, соглашайся!»
Встретившись с Олей взглядом, Егор потер щеку и пожал плечами.
Она скривила губы, давая понять, что не одобряет его лень, немного помолчала и сказала:
– Хорошо, но не думай, что я помогу тебе просто так.
О нет! Конечно, нет! В голову даже не приходило! Как можно! Семейство Шурыгиных вообще славится своей практичностью.
«Умница, а теперь выстави условие. Тогда я, конечно, не подумаю, что ты сама хочешь поехать, что ты давно знакома с Никитой Замятиным и тебе важно его увидеть. Отличный ход. Умница».
– Без проблем. И чего твоя душа изволит? – спросил он с некоторой иронией.
– Пока не знаю… – Оля опять прижала папку к груди и спокойно добавила: – Ты мне будешь должен – вот и все.
– Договорились, – кивнул Егор, прикидывая, не отправиться ли в Домодедово следом.
Глава 2
Нет, она никогда не была в него влюблена. Много лет назад Никита Замятин пробуждал у нее совсем другие чувства. Он был ее абсолютной противоположностью, чем, собственно, и вызывал интерес. Вечно нечесаный, расхлябанный, шумный, иногда грубый, иногда излишне веселый… Как он при таком поведении и отношении к жизни умудрялся учиться на «отлично», оставалось загадкой.
Когда они виделись последний раз? Ей было четырнадцать, а ему восемнадцать. Приблизительно в этом возрасте… И виделись они, скорее всего, на чьем-нибудь дне рождения – она уже и не помнит точно… Оля пристегнулась ремнем безопасности и завела мотор.
О жизни Никиты она знала много. Лев Аркадьевич часто звонил и советовался с ее отцом, как воспитывать сына и что делать. Иногда долетали обрывки фраз, иногда Полина рассказывала что-нибудь интересное, иногда сам Петр Петрович, вздыхая, принимался рассуждать о сумасшедшей молодежи вслух. Никита так или иначе всегда присутствовал в жизни семьи Шурыгиных. Последние годы, правда, заочно.
В одиннадцать лет, поссорившись с родителями, он решил сбежать в Челябинск к прабабке, с которой знаком был только по фотографии шестидесятых годов. Сложил в школьный портфель самое необходимое (карту, компас, коллекцию вкладышей от жвачек, водяной пистолет и бутерброд с колбасой), написал записку «Не ищи меня, мама» и отправился на Казанский вокзал, где и был схвачен за шкирку милиционером.
В двенадцать лет Никита организовал в школе акцию протеста и поднял на борьбу с несправедливостью не только своих друзей, но и два параллельных класса. Требования были очень серьезными, забастовщики не собирались идти на уступки.
«Каждый сам вправе выбирать себе партнера по парте!»
«Долой насильственное расселение!»
«Я хочу сидеть с Витькой!»
«Даешь свободу выбора!»
Плакаты, развешанные по третьему этажу школы, заставляли учителей то нервно вздрагивать, то тяжело вздыхать. Дети же отказывались выходить на перемены из классов, а вместо этого радостно дубасили учебниками по партам – ура, победа будет за нами!
Через два дня в школу вызвали Льва Аркадьевича. Он пообещал хорошенько надрать сыну уши, но то ли отложил наказание, то ли оно не помогло. А понедельник начался с того, что Никита выдвинул новые требования: свобода выбора партнера по парте плюс увеличение большой перемены на десять минут.
Большую перемену оставили без изменений, а на свободу директор все же дал согласие. «Революционер», – окрестил он юного нарушителя порядка и махнул рукой.
В тринадцать лет Никита на спор спрыгнул с крыши бойлерной. Спрыгнул не на асфальт, а на новенькую белую «Волгу», принадлежавшую вредному старикану, который жил на первом этаже в их же подъезде. В четырнадцать уговорил одноклассниц прийти на урок физкультуры в купальниках. В пятнадцать отправился в военкомат и потребовал досрочно принять его в ряды Вооруженных Сил.
А в девятнадцать влюбился в девушку по имени Маша и, по мнению Льва Аркадьевича, «совершенно съехал с катушек».
В двадцать он твердо решил на ней жениться.
В двадцать один год Никита сел за руль отцовского «мерса» и отправился на свадьбу. Только женихом на этом празднике жизни был не он. Ломая забор, сминая круглые столики, застеленные белыми скатертями, до смерти напугав празднично разодетую публику, он танком въехал на загородный участок родителей невесты и… был скручен охраной, а затем ценной бандеролью передан доблестной милиции. Невеста лишь сморщила носик.
Оля тогда долго размышляла над случившимся и задавалась различными вопросами. Как можно быть таким порывистым? Почему не проанализировать ситуацию заранее? Зачем он вообще поехал? Да, любовь – сильное чувство, но нельзя же терять разум…
В общем, Никиту Замятина с его пылкими страстями и неожиданными поступками она решительно не понимала. Но, как ни странно, очень хотелось понять. Будто в ее личном контролируемом мире существовала незначительная поломка – оторвался проводочек и искрит, а найти это проблемное место не получается.
После шумихи Никита по настоянию отца отправился заканчивать высшее образование в Кембридж, где увлекся регби и где со временем получил не только диплом, но и перелом носа. На жизнь он не жаловался, Машу вроде не вспоминал. Потихоньку влился в бизнес отца и возвращаться в Москву не собирался. Лев Аркадьевич был рад и горд – все успокоилось, а его сын занял достойное место в ресторанной империи «Пино Гроз».