Осужден пожизненно, стр. 113

Заключив ее в объятия, Норт шептал ей несвязные слова утешения. Ошеломленная ударом, она с рыданием приникла к нему. Дважды он хотел отвести ее руки, по она едва стояла на ногах. Когда же он прижал ее к сердцу, побитую, страдающую и в слезах, он уже более не мог молчать. В потоке горького красноречия он излил всю историю своей любви к ней.

– Зачем вам так мучиться?! – воскликнул он. – Господь не хотел вручать вас этому грубияну. Ваша жизнь должна быть озарена солнечным светом! Оставьте его, оставьте его! Ведь он вас сам оттолкнул. Мы с вами оба страдали. Давайте покинем это ужасное место, где сходятся земля и преисподняя! Клянусь, я сделаю вас счастливой!

– Я уеду, – чуть слышно проговорил она. – Я уже давно готовлюсь к отъезду…

Норт затрепетал.

– Это не моя воля. Сама судьба этого захотела. Мы уедем вместе!

Они посмотрели друг на друга. Она почувствовала, какой жар бушует в его крови, прочла страсть в его глазах и поняла, почему он притворялся, что ненавидит ее. Смертельно побледнев, отдернула свою похолодевшую руку, которая покоилась в его руке.

– Уйдите! – прошептала она. – Если вы меня любите, оставьте меня! Уйдите! Вам не следует более видеть меня и говорить со мной!..

Она умолкла, и ее молчание сказало за нее то, что она боялась сказать: «До некоторых пор».

Глава 70

ПРИГОТОВЛЕНИЯ К ОТПЛЫТИЮ

Гнев Мориса Фрера весь изошел в этой последней вспышке. Он не поехал в тюрьму, как собирался, а свернул на дорогу, ведущую к водопадам. Он уже раскаивался в своих подозрениях. В присутствии капеллана у них дома действительно не было ровно ничего странного. Сильвия всегда относилась к нему благосклонно, а раз он пришел к ней с повинной, то она, конечно, его простила. Не следует делать из мухи слона, – так поступают только кретины. Ее желание освободить Доуза – тоже естественно: все женщины сердобольны. Ему надо было только спокойно сказать ей несколько ничего не значащих фраз о необходимости применения строгих мер, которые некоторым людям, незнакомым с дикими нравами арестантов, могут показаться слишком суровыми, – вот и все. Это произвело бы на нее лучшее впечатление, нежели ругать и крик. К тому же Норт отплывает на «Леди Франклин» и может выполнить свою угрозу и подать формальную жалобу, конечно, если обращаться с ним таким неподобающим образом. А подвергнуть Доуза вновь той же пытке – значит показать Троуку и всей его братии, что «жена коменданта» действовала самовольно, без «разрешения начальства», а этого допускать не следовало. Сейчас он не поедет домой для примирения. Жена через несколько дней отправится в путь на том же корабле, что и Норт, и он останется на острове полновластным господином и будет беспрепятственно применять строгие карательные меры. С такими мыслями он вернулся в тюрьму и сурово осудил бедного Троука за его варварство.

– Миссис Фрер любезно назначила мне встречу у тюрьмы, она известила меня о том, что этот паршивец Доуз лежал на растяжке с семи часов утра.

– Но вы сами так приказали, ваша честь, – ответил Троук.

– Дурак ты эдакий, разве я приказывал тебе держать его девять часов подряд? Ты же мог угробить его, негодяй!

Троук в недоумении почесал затылок.

– Снять с него кандалы и посадить в одиночную камеру в старой тюрьме! Даже если он и отъявленный головорез – это еще не дает тебе повода самоуправствовать, понятно? Так что поостерегитесь, мистер Троук!

На обратном пути он встретил капеллана, который, увидев его, поспешно свернул в сторону.

– Э-гей! – гаркнул Фрер. – Эй, мистер Норт! Норт остановился, и комендант заторопился к нему.

– Послушайте, сэр, я только что наговорил вам дерзостей. Я зверски вам нагрубил. Конечно, это не по-джентльменски. Приношу свои извинения.

Норт молча поклонился и хотел было пройти.

– Простите меня за грубость, – продолжал Фрер. – Я порядком вспыльчив и не люблю когда жена вмешивается в мои дела. Сами знаете, что женщины в этом не разбираются, не понимаю, что это за канальи.

Норт снова отвесил поклон.

– Черт возьми, вы ужасно выглядите! Совсем как привидение, клянусь! Должно быть, я наговорил вам с три короба гадостей. Забудьте и простите меня. Пойдемте к нам, пообедаем.

– Сэр, в вашем доме я больше бывать не стану, – с, казалось бы, чрезмерным волнением проговорил Норт.

Фрер пожал своими широкими плечами и с деланным добродушием протянул ему руку:

– Ну-с, пожмем друг другу руку, пастор. В пути вам придется оказать внимание миссис Фрер, – так не лучше ли нам помириться до вашего отбытия? Дайте мне руку!

– Позвольте пройти, сэр! – воскликнул Норт, покраснев, и, словно не замечая протянутой руки, решительно зашагал прочь.

– Ничего себе характерец у нашего пастора, будь он трижды проклят! – проворчал про себя Фрер. – А впрочем, его дело. Не хочет – не надо Разрази меня гром, если я еще хоть раз приглашу его к себе.

Дома все попытки примириться с женой тоже оказались безуспешными. Сильвия встретила его ледяным молчанием с видом женщины слишком оскорбленной, чтоб проливать слезы.

– Ни слова больше, – сказала она. – Я уезжаю к отцу. Если ты хочешь объяснить свое поведение, объясняйся с ним.

– Ну полно, Сильвия, – продолжал настаивать он, – знаю, что я вел себя отвратительно. Прости меня.

– Просьбы бесполезны, – ответила она. – Я не могу тебя простить. Слишком часто за семь лет я прощала тебя.

Он попытался ее обнять, но она с отвращением вырвалась из его объятий. Он грубо выругал ее и, не желая ссориться дальше, замолчал и насупился. В это время к нему зашел Блант потолковать о корабельных делах, и они принялись за бутылку с ромом. Сильвия удалилась в свою спальню и занялась упаковкой всяких мелочей и платьев (удивительно, как это женщины умеют находить для себя утешение в домашних делах!). А Норт несчастный глупец, не спуская глаз с освещенного окна ее спальни, то разражался проклятьями, то возносил к небу молитвы.

А меж тем невольный виновник всей этой истории Руфус Доуз, находясь в новом месте своего заключения, все удивлялся счастливому случаю, даровавшему ему избавление от пыток, и благословлял нежные руки Сильвии. Он был уверен, что это она заступилась за него и своими кроткими мольбами добилась у страшного изверга облегчения его участи.

– Дай бог ей счастья, – шептал он. – Все эти годы я был несправедлив к ней. Она не знала, как я страдал.

Он с нетерпением ждал прихода Норта, который мог бы подтвердить эту догадку. «Я попрошу его передать ей мою благодарность», – думал он. Однако пастор не появлялся целых два дня. Арестанта навещали лишь его надзиратели. Глядя из окна тюрьмы на море, чьи волны почти достигали ее стен, Доуз видел стоящую на якоре шхуну, которая как бы дразнила его, искушая возможностью унести его на свободу, которая ускользнула от него. Лишь на третий день появился Норт. Он вел себя принужденно и резко. Глаза его тревожно блуждали, казалось, что его тяготили мысли, которые он не осмеливался высказать.

– Я хочу, чтобы вы передали ей мою благодарность, – попросил Доуз капеллана.

– Передать благодарность – кому?

– Миссис Фрер.

Услышав это имя, несчастный пастор вздрогнул.

– Мне думается, что вам не за что ее благодарить. Ваши кандалы были сняты по приказу коменданта.

– Но ведь это она его уговорила. Я верю в это. Ах, как жестоко я ошибался, думая, что она забыла меня. Попросите ее простить меня.

– Простить? – воскликнул Норт, вспомнив сцену в тюрьме. – За что? Разве вы что-нибудь сделали?

– Я усомнился в пей, – сказал Руфус Доуз. – Я считал ее неблагодарной и вероломной. Я был уверен, что это она вернула меня в рабство, из которого я бежал. Я был уверен, что это она выдала меня негодяю, чью жалкую жизнь я спас ради нее.

– О чем вы? – спросил Норт. – Вы никогда мне этого не рассказывали.

– Да, не рассказывал. Потому что я дал обет сохранить это в тайне – слишком тяжело об этом говорить.