Я демон! Что это меняет?, стр. 76

А потом Светлый искуситель заговорил.

Да, именно так – искуситель! Скрывать такой талант… У-у-у, негодяй!

Его голос – это квинтэссенция всех возможных желаний, в которых иногда страшно признаваться даже себе. Этот голос давал надежду, успокаивал, утешал. Завораживал. Светлый подошел к эээ… ну, наверно, к маленькой смущающейся девочке, заглянул ей в глаза и поцеловал ее! Это был долгий и нежный поцелуй. Вроде бы он просто держал ее, но она плавилась в его руках. И это на виду у элиты всех демонских кланов!

– Малышка, ты прекрасна!

Мы с Демоном были в шоке.

Глава 26

– Этот меч – неотъемлемая часть тела моего воспитанника, и вы не можете запретить ему участвовать в Играх!

Из Кэс’садаша получился бы великолепный адвокат на Земле. То, как он выстроил мою защиту перед судейским трибуналом Игр, вызывало восхищение: совсем еще молодой по меркам демонов, он без тени робости оспаривал решение старейших и наимогущественнейших из верхушки демонического общества. За нарушения правил Игр мне грозила смерть. Кэс’садаш не только добился помилования, но и доказал, что я восходящая звезда их клана и что претензии ко мне являются оскорблением чести всех Бессмертных в Огне. По сути, это было встречным обвинением суду. Он рисковал не только моей и своей жизнями, но и шатким миром между кланами.

Главным обвинителем был конечно же представитель Сковывающих в Камне.

– Докажите это, пускай ваш воспитанник продемонстрирует суду эту свою часть тела, и если на ней нет привязывающих или сращивающих заклятий, то я сниму обвинения.

Привязывающие или сращивающие заклятия? Это которые способны прирастить к руке железяку? Круто! Не знал, что такие бывают.

– Идиот, а чем является тот символ на ладони, как ты думаешь?

– Значит, нам каюк?

– Не знаю, а ты давно видел тот значок?

Я задумался. Когда мы попали в этот мир, о мече я ни разу не вспоминал, возможно, именно потому, что знак исчез с ладони, а меч никак себя не проявлял. Даже при перевоплощении из оборотня в демона я не заметил его присутствия, хотя видел, как подстраивались к новой матрице Чешуя и живая одежда. Меч же словно растворился во мне, а когда отчаянно потребовался, то появился; правда, у нас с Демоном были сомнения, что это произойдет.

Мы вспомнили о нашем необычном оружии, когда накануне Игр Кэс’садаш рассказывал об их правилах. Он упомянул о запрете отделенного оружия, и Демон вспомнил про наш меч. Потом, оставшись наедине в своей каморке, мы исследовали энергетическую матрицу нашего тела и нашли только один странный энергоканал, тянущийся от центра ладони, где раньше был знак меча, к дару, но не напрямик через грудь, а сначала ныряющий от плеча к позвоночнику, обегающий его по спирали до крестца и поднимающийся обратно в грудь к дару. После необычный канал вливался в основание Голода, а не в воронку дара, как все остальные энергоканалы. Первое, что пришло мне на ум, – это то, что магический меч превратился в скрытый дополнительный хвост Голода.

– Может, у нас не четыре хвоста Голода, а пять? – высказал я тогда эту мысль.

– Если так, то это тоже будет нарушением.

– Но мы же не откажемся от Игр?

– Ни за что! Это наш единственный шанс быстро заполучить силу и свалить отсюда. Главное, получить допуск к Играм, а наш козырь мы используем только в крайнем случае. Скорее всего, в первом туре он нам даже не понадобится.

– Ага, если вообще получится его задействовать.

Однако все пошло не так, проклятый минотавр вынудил нас раскрыться, и вот теперь судьи требуют показать меч. Если я не смогу вызвать его и представить как часть своего тела, то они начнут копать глубже и, конечно, заметят, что канал меча слишком уж напоминает лишний хвост Голода, обращенный внутрь тела и действующий через руку.

– Заан, покажи его!

Лицо Кэс’садаша не выражало никаких чувств, но в глубине черных глаз мерцал уголек напряжения: брат Кэсс поручился за меня только потому, что просто не мог, не имел права отступить – была затронута честь его клана и любое колебание только подтвердило бы правдивость обвинений в мой адрес.

Я незаметно вздохнул: было у меня устойчивое подозрение, что меч не появится просто так по одному моему желанию. Попробовав демонической крови, он как будто обрел собственный разум и действовал теперь лишь по собственной инициативе. После Игры Кэсс потребовала показать его ей, но я опять не смог его вызвать. Я его даже не чувствовал в себе!

– Вот и поговори с ним, раз он теперь разумный, – шепнул из темного угла сознания Демон: нам приходилось очень тщательно скрывать свою тройственность перед столь могущественным собранием, как Суд Старейших. То и дело я ощущал, как их взгляды, словно жгучие радиоактивные лучи, обшаривали мое тело, а голову уже давно обжимал плотный давящий шлем ментальных атак. Перед судом Кэс’садаш лично выставил мне ментальную защиту, ссылаясь на то, что даже Суду Старейших незачем знать секретные техники клана. Это не противоречило правилам, но не мешало судьям пытаться проникнуть мне в голову. У них не получалось только потому, что под щитами Кэс’садаша выстроилась еще одна защита, которая могла принадлежать только Наргху: тонкая паутинка заклятия вытянулась из глубины подсознания – и вот уже мой разум оказался оплетен густой сетью, в которой вязло все постороннее, что миновало ментальные щиты Кэс’садаша. Некоторые судьи уже посматривали на меня с нескрываемым интересом, удивленные моей стойкостью, а я старательно демонстрировал, как сложно мне удерживать свою защиту: стоял, напрягшись всем телом, стискивал кулаки и скрипел зубами.

«Поговори с ним». Хорошенькая идейка, но, похоже, у меня нет выбора.

– Послушай, меч, если ты сейчас не покажешься, то нас убьют. Я так понял, мы теперь с тобой повязаны, а то ты не помогал бы мне раньше; значит, и тебе это чем-то грозит, так что давай, появляйся!

Тишина. С кем я говорю? Или правильнее сказать, с чем я говорю?

– Время вышло, Кэс’садаш, твой воспитанник не предоставил суду доказательств. Его нужно казнить!

– Подождите! – выкрикнул я, опередив Кэс’садаша. – Я еще плохо владею этой своей способностью, она дается мне только во время смертельной опасности!

– Ты проявил неуважение к суду, открыв сейчас пасть, младший! – рявкнул обвинитель из Сковывающих. – Говорить перед Судом Старейших имеет право только твой защитник, но так и быть, я предоставлю тебе еще одну возможность оправдаться: я начинаю казнь. Это будет считаться смертельной опасностью?

В тот же миг мои ноги сдавило сковывающее заклятие, кожа на них посерела, а плоть стала усыхать, превращаясь в камень. Я дернулся, но не смог оторвать ступней от плит пола, из которых в меня вливалась эта смертельная волшба. Если меч сейчас же не появится, я превращусь в каменную статую, пусть и прекрасную стараниями Светлого, но совершенно мертвую! Демон! Светлый! Помогите! ААА! Моя собственная кожа превращалась в тиски, сжимающие плоть и выдавливающие из нее влагу, а потом каменеющие. Страшная боль поднялась уже выше колен. Ауууу! Арррр! Наргх! Я рычал и завывал от боли, а Голоды судей тянулись ко мне и поглощали мои страдания как редчайший деликатес. Ублюдки мрака! Погань вселенной! Они чуть не дерутся за меня! Боль охватила пах, и во мне взвилась страшная ненависть, я уже не хотел доказывать свою невиновность, я просто хотел всех убить. А потом боль коснулась позвоночника, что-то во мне шевельнулось, будто отодвигаясь от нее подальше, и тут же другая, уже знакомая боль пронизала ладонь.

Меч с цепью так быстро вырвался из моей руки, что Сковывающий, от жадности подошедший ко мне почти вплотную и пьющий мою агонию, просто не успел отпрянуть. Стремительный полет меча, костяная цепь, охватывающая шею моего палача, рывок – и уродливая башка падает на каменный пол, обрызгивая все вокруг черной кровью. Его тело еще продолжало стоять, а Голоды остальных судей уже рвали его дар на части. Демоны, так вас разэтак!