Дракула. Последняя исповедь, стр. 20

— Во имя Крестового похода? — Итальянец покачал головой. — Но знамя священной войны, как вам известно, не так-то просто соткать. Это куда труднее, чем сделать вот такие грубые, нелепые полотнища. — Он указал рукой на драпировку стен. — Если основа такого знамени — это чистота слова Божьего, то крест — это красное плетение. Такое знамя ткется из дюжины нитей различных оттенков. Подумайте сами, сколько здесь задействовано различных сил. Мой господин, Папа Римский. Ваш господин, король Венгрии, князья, рыцари… и, конечно, финансисты из многих стран Европы. Все они должны собраться, объединиться вокруг ткацкого станка. Вы согласны?

— Это верно. — Хорвати кивнул. — Но вспомните, ваше преосвященство, что именно Балканы всегда служили колыбелью, главной движущей силой войны с неверными. Балканские князья всегда сражались с мусульманами, находясь в самой первой линии.

— Да, это в самом деле очень важные нити, жизненно необходимые, можно сказать, для всего полотна.

Гримани отпил вина, поморщился от его излишне резкого вкуса, потом поднял голову и взглянул прямо в лицо графа, в его единственный глаз.

— Вы думаете, что вам удастся собрать этих князей, объединить их под знаменем Дракона?

— Я молюсь об этом, но одной лишь молитвы недостаточно. — Хорвати обернулся к исповедальням. — Большое значение имеет история, которую мы только что услышали. То, что мы сможем почерпнуть из нее, поможет убедить и вашего господина, и моего.

— Однако нам рассказали довольно много забавного. — Гримани взглянул в том же направлении. — Во всем этом я не могу найти ничего, что позволило бы мне вынести какое-то суждение. Может, мы перейдем к непосредственной ловле зверя? — Он указал на драпировку, украшающую стены, на которой была вышита сцена охоты. — Загонщики, похоже, уже подогнали к нам дичь. Не пришло ли время для поимки первого трофея?

— Я согласен. — Хорвати осушил свой бокал и поставил его на стол.

Он вернулся к кафедре, взошел на нее, подождал, пока к нему присоединятся остальные двое, сел в кресло и произнес:

— Достаточно о мечтах юности, о турнирах, приключениях и любви. Теперь расскажите нам о жестокости, о смерти.

Ответом ему было молчание, длившееся довольно долго. Пальцы писцов, сжимающие перья, застыли. Монахи пока не знали, какую именно чернильницу им придется использовать. Слова каждого свидетеля записывались чернилами определенного цвета. Рассказ искалеченного рыцаря фиксировался черными, слова бывшей наложницы — зелеными. Вопросы судей, когда они поступали, помечались синим.

Но была и четвертая чернильница, которую пока не использовали. Писцы обратились к ней, когда молчание кончилось. Она была предназначена для того, чтобы записывать рассказ духовника Дракулы.

Он начал говорить. Его голос по-прежнему звучал хрипловато и слабо от долгого молчания, но в зале его было слышно.

— Странно, что вы просите теперь рассказать об этом, — прошептал духовник.

Красные буквы появились на пергаменте, складываясь в слова.

Глава девятая

КУЗНЕЦ

Они пришли за ним перед рассветом. Со дня похищения наложницы прошла неделя. Бессонница, от которой Влад не мог сомкнуть глаз, только-только покинула его. Он задремал.

Эти люди появились, когда было еще темно. Ноги, обутые в суконные сапоги, бесшумно скользнули по отполированному деревянному полу главного коридора школы. Незваные гости прошли через большинство помещений, отделенных друг от друга стенками, и ни один мальчик не проснулся при их приближении.

Только когда пришлецы собрались перед помещением, в котором спали заложники, прошелестело одно слово, произнесенное шепотом:

— Здесь.

Влад услышал его и проснулся, но было слишком поздно что-то предпринимать.

Посланцы султана быстро нашли того, кто был им нужен. На каждом матрасе спали по два заложника. Вооруженные люди срывали с них шерстяные покрывала и заглядывали в лица, прижимая к горлу кривой кинжал.

Крик ужаса поднял на ноги всю школу. Два евнуха, спавшие в гамаках в середине зала, вскочили в ярости, намереваясь защитить своих подопечных. Два старших аги выбежали из своих комнат, расположенных в самом конце зала, за деревянными решетками. Однако вскоре все они поняли, кто пожаловал к ним, разглядели в свете фонарей, двери какого именно класса были открыты, и закричали еще раз, но теперь уже только для того, чтобы успокоить учеников, испуганно перешептывавшихся между собой.

Как и все прочие, Влад тоже узнал красные куртки, ярко-голубые шаровары и желтые сапоги султанских гвардейцев. В первый момент, проснувшись в испуге, он было решил, что это болук-баши, предводитель пейков, стоит перед ним в дверях, но потом вспомнил, что из того несчастного вынули все внутренности на центральной площади Эдирне. Так же поступили со всеми его подчиненными в наказание за то, что они потеряли наложницу.

Но человек, стоявший перед ним на пороге, не собирался терпеть поражение.

— Который из этих шелудивых псов Дракула? — спросил он евнуха, оказавшегося рядом с ним.

Тот показал ему. В следующий момент Влада за волосы стащили с матраса и поволокли по полу к выходу.

— А его братец?

— Он… с младшей группой, эфенди, — ответил перепуганный евнух. — Я приведу его.

— Покажи его моим людям, — сказал капитан. — А ты отправишься со мной. — Он наклонился, крепко сжал руку Влада и завернул ее за спину.

Дракулу провели по коридору к главным дверям. Капитан крепко держал его вывернутую руку, вздернув ее вверх. Другой ладонью он упирался в шею заложника. Вдоль стен коридора стояли ученики, с изумлением и ужасом наблюдавшие за происходящим. У выхода Влад увидел бледного как смерть Раду, которого привели сюда таким же образом. Братьев без промедления вытолкнули во внутренний двор школы и повели через него. Здесь возникла заминка, так как испуганный привратник не мог вставить ключ в скважину.

Влад склонился к брату и прошептал ему на родном языке:

— Помни, о чем мы говорили. Ни в чем не признавайся.

— Молчать! — закричал капитан и еще сильнее сжал руку пленника.

Боль стала нестерпимой, и юноша вскрикнул. Наконец они миновали ворота, оказались на ипподроме и быстро пошли по полю. В спешке привратник уронил ключи, наклонился, чтобы поднять их, и потому не видел, что в темноте мимо него проскочил Ион.

Гвардейцы волокли братьев к конюшням, ворота которых были широко распахнуты. Внутри в свете факелов мелькали лошади и люди. Арестованных вели напрямик, потом они свернули направо, прошли мимо стойл и клеток с ястребами, где Влад частенько проводил свободное время.

Он повернул голову и взглянул на них. Птицы, на головы которых были надеты колпачки, тревожно поворачивались на шум. Странно, но в этот момент заложник подумал о том, который из этих ястребов может оказаться Сайезад. Мехмет поставил ее на кон перед началом джерида, но так и не соизволил прислать, проиграв. Одна птица начала кричать. Она широко раскинула крылья, то спрыгивала с насеста, то снова поднималась на него. Влад увидел, как кто-то подошел, протянул руку, взял ястреба и исчез в темноте.

Они прошли мимо клеток. Крики стали тише, но не прекратились. Появился новый звук, ритмичный, ровный. Так металл ударяется о металл. Только теперь Влад сообразил, куда их привели, и его охватил ужас.

Ему до сих пор и в голову не приходило, что наказанием за похищение девушки может стать смерть. Его жизнь представляла определенную ценность для турок, но они были мастерами наказаний. Об одной такой истории он рассказывал Илоне перед отплытием. Сыновья сербского правителя Бранковича, тоже бывшие заложниками, попытались послать сообщение своему отцу. Их не убили. Им просто выжгли глаза раскаленным железом.

Жар кузницы ударил в лицо так, словно кто-то приложился кулаком. Влада толкнули и заставили встать на колени. Раду поставили рядом с ним. Перед ними стоял Мехмет в парчовой куртке и длинном греческом одеянии. Он улыбался. Рядом с ним почему-то оказался кузнец, голову которого скрывал капюшон, похожий на колпачок, надетый на ястреба, сидящего в клетке. Он доставал из огня что-то раскаленное, поблескивающее в темноте.