Запретный город, стр. 43

Жар стал спускаться по лестнице, не пропуская ни единой ступеньки — чтобы привыкнуть к темени.

Ступени привели в склеп, где стояла большая чаша, и Жар, взявшись за ее ручки, поднес ее ко рту. Вода оказалась свежей и отдавала анисом.

Молодой человек почувствовал воодушевление и прилив бодрости. Так бывало, когда жрецы благословляли паводок и разрешали пить прибывающую воду.

Человек с головой шакала и его товарищ с головой сокола тоже сошли в склеп и осветили факелами небольшую серебряную чашу с водой. Этой водой они омыли стопы Жара, ею же были обрызганы различные части тела посвящаемого и смочены его голова, плечи и ладони.

— Ты рождаешься для новой жизни, — говорили его спутники, — и тебе предстоит узреть могущественную силу.

В полу склепа обнаружился ход, который вел в пещеру, занятую саркофагом в форме рыбы, той самой, что поглотила причинное место Осириса, когда различные части расчлененного тела убитого бога были выброшены в Нил. Двое священнодействующих подняли крышку гроба и дали знак Жару. Повинуясь, он лег на дно саркофага и вытянулся во весь рост, — огромная рыба изнутри была выложена лазуритом.

Там он пережил свое первое преображение, осознав себя не просто человеком, но неотъемлемой частью всего земного бытия. Эта светоносная рыба одарила его на мгновение ощущением того, что он способен постичь даже сам источник жизни.

Но не успел он расслабиться, как шакал с соколом прервали его размышления, велев выбираться из рыбы и выходить из святилища, с тем чтобы перейти в другое, куда более просторное помещение, освещенное четырьмя факелами на подставках. Если их мысленно соединить линиями, получится прямоугольник. На полу подле каждого из факелов стояли сосуды из глины, смешанной с ладаном; в них было молоко белой телицы.

В этом просторном святилище оказались и другие мастеровые. Много. Слово взял начальник артели Неби.

— Око Хора позволяет нам зреть таинства и быть причастными к блаженным, обретающимся в потустороннем мире. Ежели ты воистину желаешь стать братом нашим, ты должен будешь трудиться вдали от глаз и ушей и блюсти правило наше, ибо оно есть хлеб, питающий нас, и пиво, утоляющее жажду нашу. Называется оно «теп-ред», [8]вдохновляет оно и мысли наши, и деяния чаши, и прочно скреплено оно с кормилом нашей общины. Правило сие есть изречение Маат, дщери света, она же есть начало всей соразмерности и всего согласия и слово творящее. Упорствуешь ли ты в прошении присоединиться к нам и быть среди нас и желаешь ли ты познать обширность обязательств твоих?

— Упорствую и желаю, — отвечал Жар.

— Будь бдителен, выполняя те задания, что тебе поручат, — сказал Неби, — и нельзя тебе выказывать небрежения. Ищи того, что верно и справедливо, будь цельным и последовательным. Дабы таинство творения оставалось сокровенным, будь молчалив и храни тайну. Посещай храм, будучи призван, совершай приношения богам, фараону и предкам, участвуй в шествиях, празднествах и погребениях братьев твоих, отчисляй из средств своих малую толику и вноси отделенное в общую казну, собираемую ради сплочения братства нашего, повинуйся решениям нашего суда, не будь терпим ни к какому недоброму умыслу. Не дерзай вступать в храм, совершив нечто злое против Маат, равно как и в состоянии нечистом или когда ложь слетела с уст твоих. И да будут гири твои верными, а мера — точной, и да не оскорбишь ты Око света, и не будешь алчным. Поклянешься ли ты на камне сем, что будешь блюсти правило наше?

— Клянусь.

А это уже Нефер Молчун вышел вперед, дабы разоблачить камень, ограненный в форме куба и источающий приятный свет.

— Выше жизни твоей обязуешься ли ты ставить и безупречно блюсти то, что я тебе оглашу?

— Обязуюсь, — подтвердил Жар.

— Отныне, со дня сегодняшнего, — возгласил начальник артели, — ты становишься служителем Места Истины, и отечеством твоим будет впредь удел некрополя, и ты нарекаешься именем новым: Панеб. Пусть будут дарованы тебе стойкость и непреходящая долговечность небесных звезд, да не забудешь ты о вечности и да сохранишь ты мощь свою днем, равно как и в ночи. И да наделят ее боги незыблемостью истинной правды.

Не выпуская из левой руки посох, увенчанный изображением головы барана, воплощения бога Амона, Нефер начертал на правом плече Жара дарованное тому новое имя, тщательно выписывая знаки тонкой кисточкой, смоченной в алых чернилах.

— О ты, становящийся мастеровым, — вновь заговорил начальник артели, — всегда памятуй об отклике на зов, трудись, дабы преуспеть, согласно речениям Тота, побеждай трудности и познавай тайны. Так достигнешь ты просветления.

И умащен был Панеб Жар благовонными маслами и мазями, и облачен был в одеяние белое, и обут в белые сандалии. Поверх его уст Нефер начертал в воздухе знак богини Маат, дабы не мог он более произносить лживых речей.

Начальник артели убрал камень и погасил все четыре факела, окунув их в чаши с молоком. После этого все мастеровые покинули святилище. И предались созерцанию звезд небесных.

41

Вот и утро занялось, а Панеб Жар с Нефером Молчуном все еще сидели перед воротами того святилища, в котором первый только что прошел посвящение. Они долго глядели на звезды, в которых жили души древних мудрецов.

— А тебя тоже так посвящали? — спросил Панеб у друга.

— Обряды для всех одинаковы.

— А жена твоя?

— И она через них прошла. Как и другие женщины, которые здесь живут. Все они жрицы Хатхор. Правда, в большинстве своем они не восходят дальше первой ступени.

— А что, есть еще ступени?

— Наверное…

— А у мастеровых тоже?

— Разумеется. Но главное, мы составляем артель. Она не зря так называется: это — сообщество, где у каждого свое дело и одно занятие дополняет другое. И какое бы задание каждый отдельный мастер ни выполнял, все мы — в одной лодке, на одном судне, и у каждого из нас свое место и своя роль.

— А мое место какое будет?

— Первым делом стань полезным.

— Другим?

— Полезным общему делу, общему творчеству и, сверх того, товарищам по братству.

— А что это за общее дело, Нефер?

— Возведение царской гробницы. Благодаря ей на земле присутствует незримое и совершается воскрешение. Однако, чтобы в полной мере принимать в этом участие, прежде необходимо многому научиться.

— Наконец-то я буду рисовать и писать красками!

— Самое главное для тебя сейчас — научиться писать и читать. Будешь ходить на уроки, которые здесь дают детям.

— Я что, малолетка, что ли?! — возмутился Панеб.

— Без грамоты — никуда, особенно в твоем искусстве, и тебе нельзя попусту терять время. Кенхир — наставник суровый и часто по пустякам придирается. Но учит хорошо, и его ученики славятся мастерством.

— И потому, значит, пройти еще и через это надо… А что мое новое имя означает, знаешь?

— Панеб значит «мастер», «наставник». Это начальник артели Неби придумал, чтобы наметить тебе цель недостижимую. Он уверен, что ты не отступишься от своего желания стать настоящим мастером и сможешь укротить свой вздорный нрав. Придет день, и ты успокоишься.

— Не дождется он, этот начальник артели! Я овладею своим ремеслом и оправдаю свое имя. Но огонь, что пылает во мне, погаснет только с моей смертью.

За оградой началось какое-то шевеление. Это помощники взялись за дело. Они развьючивали ослов и разносили воду, потребную для утренних омовений.

Солнце поднялось над Местом Истины, где Панебу Жару предстоит пережить то, о чем он столько грезил.

Наконец-то он увидит собственными глазами селение, так старательно укрывающееся за высокими стенами! За ними, оказывается, шли еще стены, пониже, они защищали селение от грязевых потоков, которые случались во время грозы. Хорошо еще, что такие стихийные явления — и сели, и сами грозы — случались здесь редко.

Деревня располагалась метров на пятьсот выше той отметки, до которой доходила вода во время самых высоких паводков, так что жители могли не опасаться разливов. Селение полностью занимало долину, образованную некогда сходом мощного селевого потока, и со всех сторон было укрыто от любопытных глаз высокими каменистыми скалами. Оно было равно удалено как от заупокойного храма Рамсеса Великого, так и от священного холма Джеме, где покоились боги-прародители. «Город», как называли его сами местные жители, казалось, был полностью оторван от остального мира; во всяком случае, с речной долиной Нила никакого соединения не было. На западе высились ливийские утесы; на юге — скала, к которой примыкал главный храм; на севере находился выход из долины и вдали виднелись возделанные поля.