Запретный город, стр. 22
Собек повозился с запорами. Потом посильнее толкнул дверь тесной каморки:
— Чего расшумелся?
— Да вот стену хочу пробить — наскучило мне в темнице. Но у меня только кулаки, да и вы помешали, — отвечал Жар.
Ничего, кроме кулаков, но молодой человек успел уже заметно повредить крепкую кирпичную кладку.
— Не уймешься — в цепи велю заковать!
— Почему вы держите меня в темнице? Я же все приволок. Все, что надо показывать перед воротами.
— Хочешь сказать, что лучше меня законы знаешь?
— Если речь идет только о моем случае, то да.
Собек потрогал рубец под левым глазом — век не забыть этот бой не на жизнь, а на смерть. В нубийской саванне на него накинулся леопард.
— Нарываешься, парнишка. И мне это начинает надоедать. Гляди, лично займусь твоим делом. И уж навсегда отобью у тебя всякую охоту разевать пасть на стражу. Кончай препираться!
Жар скривился.
Вытесан он был, пожалуй, помощнее. Зато Собек был немного выше и крупнее. Но главное, в правой руке страж держал здоровенную палку — палицу.
В темницу ворвался запыхавшийся стражник:
— Начальник! Требуют! Вас! Лично! Срочно!
— Мне некогда.
— Насчет узника.
Что-то в голосе подчиненного заставило Собека прислушаться к его словам. И он грохнул дверью каморки, оставив Жара взаперти.
Жар задумался: как, интересно, этот живодер орудует своим жезлом? Если он, замахнувшись, задерет палку кверху, Жар сможет схватить его повыше локтя и испытать головой его грудь на прочность. Ага, как же, будет он тебе, как простоватый малолетка, махаться, этот Собек: он обученный. Ладно, пускай Жару тяжко придется и пускай даже верх возьмет не он, но все равно и тот целехоньким из передряги не выйдет. Жар бросит в бой все свои силы.
Опять загремела дверь.
— Выходи, — велел Собек, поигрывая палицей.
— Хотите огреть меня по спине?
— Может, я бы и не против. Только приказ у меня. Страж отведет тебя к главным вратам селения.
Жар выпятил грудь колесом:
— Есть еще закон в Египте.
— Выходи давай. Не выводи меня из себя!
— Коль свидимся еще раз, Собек, то уж тогда уладим наши разногласия по-мужски. Один на один.
— Выметайся!
— А я сюда не с пустыми руками пришел.
Стиснув зубы, Собек вернул Жару кожаный мешок, футляр для папируса, надежно перевязанную охапку ровных поленьев и складной стул, сколоченный учеником столяра. Навьюченный драгоценным грузом, этот самый ученик покидал укрепление, высоко подняв голову, словно победоносный завоеватель, вступающий во главе своих полчищ в покоренную страну.
Нубиец, сопровождавший Жара, был молодцеватым весельчаком, бодрый такой крепыш. Но и он рядом со своим спутником выглядел тщедушным.
— Ты бы поберег свою задницу, — посоветовал он Жару. — Не подставляй ее Собеку почем зря. Он зла не забывает. И случая попомнить обиду не упустит.
— Пусть лучше за свою трясется… Если что, так я тоже спуску никому не дам.
— Он — начальник местной стражи!
— Мужик ты или нет — вот что считается. Дело не в чинах да званиях. Вздумает требовать с меня должок, так свое от меня получит.
Страж махнул рукой и перестал увещевать упрямца, который, видя, что цель все ближе, расходился все пуще.
На этот раз охранник, а не охраняемый должен будет остановиться у входа в запретное селение.
Что такое стряслось, почему дела обернулись совсем по-другому, Жар, понятно, не знал, да и какая ему была разница? Ему судей пересилить надо, чтобы поверили, что он услышал зов. И уж тогда все ворота перед ним отворятся.
Солнце щедро обливало землю жарким сиянием, придавая пыла и без того резвому молодому человеку, которого не устрашило бы и самое беспощадное лето. То, что селение мастеровых обустроилось в пустыне, на самом солнцепеке, было, на его вкус, дополнительным преимуществом. Что называется, приварок сверху.
— Я останусь здесь, — сказал стражник. — Дальше пойдешь один.
Кто бы спорил. Широкой поступью, но без суетливости он перемахнул пустырь между пятым, и последним, укреплением и межой деревни.
Утро спешило превратиться в день, а прохлада, очень относительная впрочем, преображалась в зной, и мастерские пустели: помощники неспешно плелись под большой навес, чтобы пополдничать в тенечке. Бездельники эти, разумеется, уставились на стремительно шагающего юношу.
Страж у главных врат вытянулся во весь рост и перегородил дорогу:
— Куда разогнался?
— Имя мое — Жар, я желаю войти в Место Истины и имею при себе все требуемое.
— Ты уверен?
— У меня все как положено.
— Соврал — пеняй на себя. На твоем месте я бы не искушал судьбу, а повернулся бы — и ходу. Туда, откуда пришел.
— Знай свое место, стражник, а меня не трожь.
— Я тебя предупредил.
— Хорош попусту болтать. Открывай ворота.
Охранник с ленцой принялся раздвигать створки.
На несколько мгновений у Жара дыхание перехватило. Неужто все это взаправду? Его сон наконец сбылся!
21
Откуда-то возникла пара мастеровых. Один пристроился позади Жара, второй встал спереди.
— Следуй за мной, — распорядился передний.
— Но… я что, не…?
— Кончай болтать. И спрашивать тебе попусту не положено. Не то в приемный суд не поведем.
Жар страшно злился, но изо всех сил пытался держать себя в руках. Он еще не знает, что за правила игры тут действуют, в этом таинственном месте. А стоит только оступиться… костей не соберешь.
Тройка повернулась спиной к главным деревенским воротам и двинулась к ограде, окружавшей главный храм Места Истины, рядом с которым было воздвигнуто небольшое святилище, посвященное богине Хатхор. От взоров непосвященных здание скрывали высокие стены.
Суд собрался за закрытыми дверями, точнее, закрыт был крытый проход, ведущий в помещение. Девять мужчин на расставленных полукругом деревянных сиденьях. Все в простеньких набедренных повязках. Кроме самого старого — его тело пряталось под длинным белым одеянием.
— Я — Рамосе, писец некрополя, а ты пребываешь ныне в священном уделе мастеров, что к западу от Фив. Здесь, в этом светоносном краю, царствует Маат. Будь искренен, не лги и говори от всего сердца, иначе богиня изгонит тебя из Места Истины.
Заседатели приемного суда гостеприимства не выказывали, и молодой человек почел за лучшее глядеть на писца Рамосе, в глазах которого было что-то похожее на доброту.
— Кто ты и как зовут тебя?
— Мое имя — Жар, и я хотел бы прожить свою жизнь рисовальщиком.
— Что, твой отец — мастер? Ремесленник? — спросил один из судей.
— Нет, земледелец. Но мы с ним навсегда разругались.
— Какие ремесла знаешь?
— Работал в дубильной и мебельной мастерских, не то не смог бы заиметь то, что вы требуете.
И, не дождавшись ни заинтересованного вопроса, ни разрешения, Жар стал показывать свою ношу.
— Вот кожаный мешок, — с гордостью объявил он. — А это — чехол для папируса, тоже превосходного качества.
Обе вещи перешли в руки судей.
Слово подал судья, казавшийся брюзгой.
— Нашим требованиям отвечает мешок, а не чехол.
— Так что же, зря я постарался принести больше, чем требуется?
— Да. Это — ошибка.
— А по мне, так нет! — взбунтовался молодой человек. — Только ленивые и сирые не выходят за узкие границы приказа, они и других боятся, и себя самих тоже. Если только подчиняться и ничего не затевать самому, закоснеешь.
— О изрекающий надменные речи! Что же ты показываешь нам только раскладное сиденье? А где кресло? Раз уж тебе вздумалось выйти за пределы предъявленных требований, почему же ты принес поленья, а не готовое изделие?
— Угодил-таки я в вашу западню, — только и смог сказать Жар, злясь и на судей, и на себя самого, — и как выбираться из нее, ума не приложу… А право на вторую попытку у Меня есть?
— Садись-ка на складной стул, — приказал, брюзгливый судья.
Стул был у него за спиной. Не оборачиваясь, Жар бездумно обрушился на утлую мебель всей тяжестью своего седалища. Послышался зловещий треск. Чего уж там спорить! Складной стул не выдержал его веса.