Секира и меч, стр. 32

— Ты жена моя, — прошептал Глеб. — Я вижу, ты жаждешь мести… О, я отомщу!..

Далеко-далеко ухал филин.

Когда на востоке забрезжил свет и порозовели верхушки деревьев, Глеб подхватил секиру с земли и направился к дороге. Полный решимости, ненависти, желания отомстить, он шел чащей напролом — как дикий, обезумевший от боли зверь. Глеб проламывался через кустарники, густые подлески, темные ельники. Лес трещал, разбегалось в испуге зверье…

Выйдя на дорогу, Глеб огляделся, утер кровь с расцарапанной щеки…

Он чувствовал в себе силы необыкновенные. Он мог бы сейчас ворочать камни, валить деревья… Ему казалось, что он может противостоять целой дружине. И Глеб решил не дожидаться, когда Мстислав и Святополк придут к нему, решил не бегать от их людей, а открыто явиться в княжеские палаты и сокрушить врагов.

Глеб непременно так и поступил бы, ибо, переполненный ненавистью, не способен был измышлять хитрости, но на дороге ему встретились в этот ранний час… Волк и Щелкун.

Они как будто поджидали Глеба под той самой липой, возле которой Глеб в последний раз виделся с братьями.

— Вот так встреча! — улыбнулся Волк, сверкнув ослепительно-белыми крупными зубами.

А Щелкун сказал:

— Я и думать про Глеба забыл, — его глаза были голубее неба, а растрепанные волосы — желтым-желты.

Глеб остановился, оперся на древко секиры:

— Сорока давно уж трещала, что вы меня ждете.

Он сказал это как бы с недовольством, но от друзей не мог скрыть, что встреча с ними ему приятна.

Волк сощурил глаза:

— Сорока и нам натрещала, что у тебя, брат, не все ладно.

Глеб ответил хмуро:

— Не нравятся мне охотники соваться в чужие дела!.. — потом он добавил помягче: — Я думал, что ты давно уж в Киеве…

Волк покачал головой, поправил на плечах шкуру:

— Киев давно стоит на кручах. И ничего с ним не сделается, пока Волк гуляет в лесу. Вижу, есть дела, требующие моего вмешательства. Вот и поджидаю…

Глеб досадливо поморщился, но ничего не сказал.

Щелкун спросил:

— Куда идешь, Глеб?

Но и теперь не ответил Глеб. Печальными глазами смотрел на лес.

В это время послышался конский топот. Все трое посмотрели в сторону Гривны, откуда топот доносился. На дороге показался одинокий всадник. Он быстро приближался: скакал уверенно, очевидно, приняв стоящих на обочине людей за обычных крестьян. Но когда всадник приблизился и разглядел этих людей, то с перепугу круто бросил коня в сторону и едва не вывалился из седла. Он, как ветер, промчался по другой обочине и скоро скрылся из глаз.

Это был тот верный человек, коего Мстислав и Святополк послали в Чернигов за деньгами…

Щелкун, как ни в чем не бывало, опять спросил:

— Ты где пропадал?

Глеб сказал правду:

— Был я на капище. Поклонялся Волоту…

Волк обошел кругом Глеба, осмотрел его со всех сторон:

— Слышал я, будто ранили тебя, будто ты истек кровью. Но не вижу раны. Наговаривают праздные люди.

— Рана моя в сердце, брат, — глухо ответил Глеб. — Эта рана долго будет кровоточить.

— Знаю, — кивнул Волк. — У меня рана такая же. Все никак не закроется.

— Поэтому и говорю тебе, что знаешь. Значит — поймешь.

Щелкун тронул Глеба за плечо:

— Не ходи туда сейчас. Голову сложишь, а злодея не накажешь.

Глеб упрямо покачал головой:

— Тебе неведомо, как я ныне силен. Меня не взять так просто!..

Щелкун сказал:

— Не всегда силу можно одолеть силой. Подумай, Глеб, если проткнут тебя в воротах копьем, придет ли к злодею кто другой востребовать долги?.. Так и будет он радоваться жизни и творить зло. А тебя бросят во рву, и на косточках твоих будут сидеть птицы, и через ребра твои будут расти пыльные репьи.

Глеб заметил:

— Тебе не откажешь в умении говорить… И сколько я помню, ты всегда вел себя осмотрительно, — он посмотрел на Щелкуна с признательностью. — Что же ты хочешь посоветовать мне?

— Не надо ходить к ним в открытую, не надо вести с ними честные речи. Князья и бояре только зовутся благородными. На самом же деле они подлее самого подлого бродячего пса. И если б тебе удалось посмотреть у Мстислава нёбо, ты бы убедился — оно столь же черно, как нёбо его цепного кобеля. И повадки их схожи: оба норовят напасть со спины.

— Это верно замечено! — согласился Глеб.

А Щелкун продолжал:

— Обуздай сейчас свою ненависть. Те козлоголовые, что сидят сегодня в палатах под прикрытием стен, никуда от тебя не уйдут!.. Но чем лучше ты обдумаешь каждый свой последующий шаг, тем горше будут плакать твои враги.

— А мы тебе поможем, — прорычал Волк.

Его зеленые глаза сверкнули лютым огнем.

Глеб поглядел на друзей тепло:

— Я благодарен вам за ваши слова. Но не могу позвать вас с собой, ибо не рассчитываю выйти из драки живым. Так же сложит голову всякий, кто примет сегодня мою сторону. И я спрашиваю, зачем вам прежде времени обрекать себя на погибель?

Волк ответил:

— Не думай, что только у тебя водятся счеты с князьями и боярами…

Этот разговор мог бы продолжаться бесконечно. Но Волк и Щелкун все же убедили Глеба не ходить сейчас в Гривну.

Они сказали:

— Есть у нас одна придумка, брат.

И все вместе ушли с дороги и скрылись в лесу.

Глава 19

Князь Мстислав восседал на троне, обитом синим вытершимся бархатом, Святополк — на лавке у окна. За зыбким столиком в углу сидел старый худой писарь с жиденькой козлиной бородой; он с усердием, со скрипом водил пером по свитку бумаги…

— Написал? — строго спросил Мстислав.

— Да, господин, — старик-писарь повернул лицо; оно, с мелкими чертами, напоминало мордочку мыши.

— Хорошо. Пока не пиши, — кивнул молодой князь. — Мы должны обсудить вознаграждение.

Мстислав обернулся к Святополку и вслух размышлял:

— Пять гривен серебра обещать — много; три гривны серебра за голову Глеба, пожалуй, мало. Думаю, четыре гривны — в самый раз будет…

Святополк поднялся с лавки, прошелся мимо писаря, заглянул мельком в написанное, сказал:

— Есть у менй, государь, некоторые сомнения насчет серебра. Даже одна гривна дорого стоит, не говоря уже о трех и четырех. Зачем черному люду, к коему мы будем ныне взывать, гривны серебра?.. В доме боярина, например, или княжича, или купца встретить серебро в гривнах — дело обыкновенное. Вроде как и к месту! Но мы-то будем обращаться к людям подлым, происхождения низкого — к людям бедным. Им кольцо серебряное иметь — уже счастье. А тут целые гривны серебра!..

Святополк замолчал, поглядел на Мстислава, желая, видимо, узнать, как относится молодой князь к его словам.

Мстислав был весь внимание:

— Продолжай…

Седенький писарь тоже слушал с интересом, поводил мышиной мордочкой туда-сюда.

Святополк, почувствовав одобрение князя, продолжал:

— Гривна серебра, спрятанная в хлеву, — это по меньшей мере странно… Мне думается, государь, разумнее будет предлагать смердам что-нибудь попроще: к примеру, двух лошадей, или трех коров, или пахотное поле…

Князь согласился:

— Вероятно, лошади — удачнее всего… А серебро из казны черниговской мы найдем как применить…

Святополк, довольный, заулыбался:

— Мне позвать конюшего? Узнаем, сколько лошадей в стойлах…

— Не надо, — бросил Мстислав — Пиши, старик, — трех лошадей за голову Глеба. Не будем скупиться. Пообещаем еще обильное угощение на княжьем дворе. Пиши, старик!.. В голодное время обильное угощение — хорошая приманка.

Козлобородый старец скрипел пером, тихонечко шмыгал носом.

Мстислав хотел еще сказать что-то, но дверь распахнулась, и вошел Рябой. Его наплечники поскрипывали, а стальные обручья при ходьбе задевали за бляхи, коими был расшит пояс, и при этом издавали неприятный щелкающий звук.

Князь поморщился.

Рябой склонил голову в поклоне:

— Господин! От главных ворот пришли стражники и говорят: два крестьянина привезли тебе в подарок тура.